Бен попробовал избавиться от назойливого собеседника:
— Мы сегодня немного задержались — может, я поймаю одноместный магнитокар?
— Глупо, — возразил Ульф. — Тебе придется ждать самое меньшее полчаса. Пойдем сядем, места еще есть.
Они сели, и Ульф снял дыхательный фильтр. Воздух и в вагоне оставлял желать лучшего, но по крайней мере не раздражал слизистую.
— А я уже готовлюсь к отпуску, — сообщил Ульф. Это можно было понять как желание перевести разговор на его собственные дела. — На этот раз я выбрал лыжную базу. Ты, наверное, знаешь: старый угледобывающий район на севере превратили в парк зимнего отдыха. Катки, искусственный снег и тому подобное. Куда приятнее натуральных холодов! Как по-твоему, следует поехать? Или это могут расценить как проявление агрессивности?
Бен пожал плечами. Он не вслушивался в то, что говорил Ульф, мысли его были заняты другим. Как в возникшей ситуации следует себя вести? Разумеется, он всегда может обсудить стоящую перед ним дилемму с психиатром, но делать этого не станет ни в коем случае. Бенгта Хамана он не выносит — чего, разумеется, не позволяет себе никогда обнаруживать.
— А если бы я еще записался в группу медитативного пения, это бы, наоборот, даже повысило мне общую оценку на несколько пунктов, — как ты считаешь? Я еще только не решил, там мне ночевать или у себя дома. Пожалуй, буду ночевать в доме отдыха. Придется, конечно, выполнить несколько формальностей, но ведь время у меня есть.
Да, предписано обсуждать все личные трудности с психологами, но ведь в его, Бена, случае проблема связана прежде всего с профессиональной деятельностью. Очень подходит заведующий отделом, Освальдо Эфман, ему бы он доверился не раздумывая, если бы только был уверен, что дело достаточно важное, чтобы обращаться к официальному лицу. А может даже, никакой ошибки или недосмотра здесь нет, и почему, коли на то пошло, тебе не могут предложить проверить самого себя? Себя ты проверяешь или другого, все равно придется следовать обычной для такой работы процедуре, рассматривать одну графу за другой, вносить в перечень и оценивать показатели, расшифровывать данные тестов и так далее.
— По-моему, зимний спорт мне очень подходит, — продолжал Ульф. Он говорил и говорил, не обращая внимания на то, что Бен его почти не слушает. — Ты ведь видел, как я прыгаю с поворотного круга на скоростной тротуар? С вестибулярным аппаратом у меня все в высшей степени благополучно. Так же легко, я думаю, мне будет и на лыжах. А за спортивные успехи тоже повышают общую оценку? Или нет?
Эти слова оторвали Бена от его размышлений.
— Да — но, по-моему, только профессиональным спортсменам, не любителям.
— Жаль! — Ульф посмотрел в окно, пытаясь что-то в нем увидеть; стекла, хотя их ежедневно и очищали, покрывал толстый слой грязи. — Мне выходить! Всего хорошего!
Он исчез в толпе; Бену выходить было через две остановки. Поезд, слегка качнувшись, поднялся, пассажиров, которым удалось найти себе сидячие места, вдавило в подушки из пенопласта. Бен был как натянутая струна; он решил, что, пожалуй, стоит проверить пульс, и незаметно нащупал у себя на шее артерию. Почти сто! Он достал из коробки еще одну таблетку транквилизатора и проглотил ее. Может, подействует? Больше трех таблеток с такими же короткими интервалами — это он, как и все, уже один раз пробовал; к горлу подступает тошнота, и начинает казаться, что ощущение это никогда не исчезнет. Ну ладно, одна, которую он сейчас принял, еще допустима.
Выскочив из тепла вагона в холодный туман, он почувствовал колющую боль в плече. Надо бы еще раз прогреть его. Вжав голову в плечи, с трудом втягивая воздух сквозь дыхательный фильтр, он пошел к своему жилому блоку. Хорошо бы не ужинать, но при подсчетах обратят внимание, что выданные ему на питание талоны остались неиспользованными, и это будет зафиксировано в его личном деле. Он стал в коридоре в длинную очередь и испытал облегчение оттого, что перед ним и за ним на этот раз оказались люди ему незнакомые. Он даже не обратил внимания на то, что именно швырнул ему на картонную тарелку автомат, а когда после ужина начали, как обычно, передавать последние новости, он едва не забыл сделать вид, что смотрит и слушает внимательно. На большом экране на передней стене зала появился диктор и представил собравшимся биотехника, добившегося очень высоких урожаев водорослей, и работника водоочистительной станции, послужной список которого насчитывал уже десять тысяч хлорирований. За их выступлениями последовали «Сообщения из мира труда»: показ работы шарикоподшипникового завода и фабрики, производящей нейлоновую щетину для очистительных устройств. Привычно, стихийными аплодисментами вознаграждались последние сведения по городу: введена в действие новая линия подземки; успешно завершила свою работу конференция по проблемам эргономики. Новости перемежались короткими сатирическими мультипликационными фильмами, в которых высмеивались часто встречающиеся недостатки: небрежная очистка орудий труда, неэкономное расходование электроэнергии, небережливое пользование пригодной к употреблению водой. В конце программы обращалось внимание на сроки сдачи квитанций, свидетельствующих об участии в различных общественных кампаниях, и после сообщения о погоде, где указывалось, когда начнется и когда кончится намеченный на завтра дождь, можно было встать и покинуть зал.
На этот раз Бен не воспользовался разрешенным ему часом чтения. Он только зашел на несколько минут в зал космической музыки, попытался отдаться воздействию парящих в воздухе, нарастающих звуков — и убедился, что отвлечь его от тревожных мыслей эти звуки не в состоянии.
Потом, немного раньше остальных, которые, как всегда, старались использовать свободное вечернее время до последней минуты, он стал готовиться ко сну. В спальном зале почти никого еще не было, большинство кабин пустовало. Его кабина была в четвертом ряду, он поднялся в нее по небольшой лесенке. Четыре квадратных метра, принадлежащие только ему. Два небольших шкафа, радио, транслирующее общую для всех программу, кровать. Благодаря заработанным в прошлом месяце дополнительным пунктам он смог купить пестрое одеяло и наволочку, и его постель приятно выделялась своим видом среди других, серых и единообразных. А на стенки шкафов он наклеил яркие квитанции последней кампании по сбору средств. Он мог бы обменять их на шоколадно-мятные кубики, но квитанции так радовали глаз, что он решил оставить их себе.
В остальном, когда Бен, задергивая занавески, отгораживал себя от внешнего мира, он испытывал чувство удовлетворенности — своего рода гармонию между собой и обществом, которые диалектически противостоят друг другу, однако на более высоком уровне суть одно целое. Но сегодня этого чувства не было, и последней надеждой оставалась Блонди, его спальная кукла. Он уже не раз подумывал о том, чтобы поменять ее на другой тип, Блэки, поменьше и черноволосую, но так и не решился. Сейчас он был рад, что оставил Блонди. Он положил ее рядом с собой в постель и прижался к ней, наслаждаясь ощущением тепла, которое она всегда ему приносила. Провел пальцем по русым волосам, потерся щекой о ее щеку. В конце концов тревожные мысли стали отступать, и он подумал, что в жизни все-таки есть моменты — вознаграждение за добросовестный труд на благо обществу, — которых у него никто не может отнять. Даже боль в плече исчезла, и он предоставил себя нежным заботам куклы, контролируемой и управляемой через систему обратной связи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
