Вот она, готовая программа действий. Эраст Петрович отложил дневник, вполне собою довольный. Дело оставалось за очень большим столичным начальником. Эмма, черт бы тебя побрал, где ты?
* * *
Отправились за полдень. Ехали вроде бы втроем, а в то же время не вместе. Леон Арт постоянно вырывался вперед, горяча лошадь, а Гасым, наоборот, все время отставал. Он покачивался в седле, перекинув одну ногу через луку, и без остановки что-то жевал. Эта медлительность сводила пылкого армянина с ума. Не решаясь напрямую предъявлять претензии грозному гочи, режиссер взывал к Эрасту Петровичу. Наконец Фандорину это надоело.
– Что ты еле плетешься? – спросил он наконец у Гасыма. – Этак мы до завтра не доберемся.
– Рано приедем – плохо, – флегматично ответил тот. – Ночью надо. Когда темно.
– Нет, приехать нужно засветло, чтобы оглядеть местность. Хватить г-грызть орехи. Прибавь ходу.
Грызть орехи гочи не перестал, но в седле выпрямился и коня пришпорил.
Девять часов двигались они без остановки, если не считать пересадок с лошади на лошадь, и на исходе длинного летнего дня наконец оказались на месте.
Развалины средневекового замка венчали один из серых холмов. Вокруг торчали такие же невысокие возвышенности. Круглые, обрамленные пыльным кустарником, с голыми верхушками, они напоминали плешивые макушки с венчиком седоватых волос.
Высунувшись из-за валуна, Эраст Петрович долго разглядывал руины в бинокль. Не меньше минуты смотрел на часового в косматой шапке, торчавшего на башне. Потом пробормотал: «Б-балаган!» и, перестав прятаться, вышел на открытое место.
– По седлам. Едем!
– Вы что?! – вскричал Леон. – Нужно дождаться темноты! Он нас заметит, поднимет тревогу!
– Не «он» – «оно». На башне не д-дозорный, а чучело. И внутри часовых тоже нет.
– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил Гасым.
Фандорин не ответил, а проворчал:
– Странные какие-то п-похитители… Ладно, сейчас все узнаем.
Он спустился по склону галопом, пронесся по ухабистой дороге к воротам, которые снаружи были подперты толстым суком – увидев его в бинокль, Эраст Петрович понял, никакой охраны в крепости нет.
Спешившись и отворив створки, Эраст Петрович на всякий случай все же достал пистолет. Поднял палец – велел спутникам держаться сзади. Широкий двор, тонущий в густых вечерних сумерках, был пуст, но из-за выступа башни до слуха Фандорина донеслись удивительные звуки. Он решил, что ослышался – но нет, это не завывал ветер. Приятный тенор жалобно выводил:
Нет житья мне без любимой.С кем пойду теперь к венцу?
Хор, в котором лидировали женские голоса, чувствительно подхватил:
Знать, судил, судил мне Бог с могилойОбвенчаться молодцу.
Эраст Петрович ускорил шаг.
Возле полуразвалившегося донжона стоял большой шатер, изнутри наполненный неярким, уютным светом. Пение раздавалось оттуда.
Затрепетал и завернулся полог, колеблемый сквозняком. Вокруг длинного стола, уставленного бутылками и разнообразной снедью, сидела вся киносъемочная группа. Стоял только один человек – дирижировал пением. Это был главный ассасин – тот самый, что на приснопамятном банкете облил белый фандоринский смокинг вином.
Никаких вооруженных людей ни в шатре, ни вокруг не было.
– Господа, что здесь п-происходит?
Песня оборвалась. Все уставились на Эраста Петровича, а главный ассасин икнул и протер глаза.
– Я говорил, Фандорин всех нас спасет! – воскликнул, вскакивая, Симон.
С другой стороны, из-за спины Эраста Петровича, раздался еще один крик:
– Где она? Где Клара?
Это подбежал Леон Арт. Не утерпел-таки, ослушался.
А потом закричали и заговорили все разом. Актеры, актрисы, съемщики, осветители и гримерши – все кинулись к режиссеру и Фандорину. Одни задавали вопросы, другие шумно радовались, некоторые – не только женщины – рыдали. Буйство чувств было неописуемым, потому что артисты есть артисты, да и выпито, если судить по пустым бутылкам, было немало.
Но Леон ни на какие вопросы не отвечал и лишь повторял: «Где она? Где?» Эраст Петрович тоже объяснений давать не стал. Он крепко взял за локоть Симона как наиболее вменяемого в этом бедламе и оттащил в сторону.
– Где б-бандиты?
– Уехали. Оставили одного на башне. К воротам приближаться запретили. Он сказал, что часовой будет стрелять без предупреждения… Мон дьё, я знал, знал, что вы нас не бросите! Вы наш спаситель! Мсье-дам, благодарите! Обнимайте, целуйте!
Фандорин заслонился ладонями от кинувшихся к нему со всех сторон барышень. Он не любил фамильярностей, в особенности когда они мешали разобраться в ситуации.
– Кто «он»? Кто сказал про ч-часового?
Отчаянный вопль заглушил ответ Симона.
– Как увезли?! И вы не помешали? О-о-о!
Должно быть, Леон наконец получил ответ на вопрос, куда подевалась Клара.
– Я потерял ее, потерял!
Режиссер пошатнулся. Эраст Петрович впервые видел, чтобы человек рвал на себе волосы – оказывается, такое случается не только в романах. Волосы у господина Арта были густые, держались крепко. Вокруг страдальца началась суматоха.
Тогда Фандорин взял продюктёра уже не за локоть, а за ворот и уволок в дальний угол двора.
– Сеня, объясни коротко и ясно, кто был г-главарем бандитов. Что здесь вообще произошло?
– Шеф-принципаль у них был в маске. По-русски хорошо говорил. Сказал, сидите и закусывайте, господа кинематографисты, а госпожу Лунную я забираю с собой…
– Так и сказал – «к-кинематографисты»?
– Да. Он в восточном был, как и остальные, но черкеска тонкого сукна, папаха – жемчужная каракульча, кинжал в золоте. Но тоже бандит. Когда мы закричали, что Клару не отдадим, он выхватил большой пистолет и ба-бах! Ну, все замолчали, а Клара заплакала. Тогда он сказал, чтобы она не плакала, а радовалась, потому что ее сильно полюбил очень большой человек и хочет на ней жениться. А мы все чтоб не боялись и выпивали-закусывали. Когда большой человек на Кларе поженится, будет свадьба, и мы все приглашены. А до той поры уходить отсюда никому нельзя. Если кто попробует, часовой будет стрелять. Клара как закричит: «Я люблю другого! Я живу в гражданском браке! А еще у меня есть законный муж!» Этот, в маске, ей: «С законным мужем всё уже решено, остальное не имеет значения». Подхватил ее и увез. Наши повозмущались, но все голодные, а тут стол накрыт… Весь день пили, пели, ждали, что нас спасут. Вот и дождались.
«Ясно, – сказал себе Эраст Петрович. – Кто-то из нефтяных магнатов решил поступить с красавицей по-восточному – умыкнуть силой. Про законного мужа похитителю известно, что за хорошую цену с этим господином можно договориться о чем угодно. Съемочную группу увезли подальше в горы, чтобы не подняла шума и не помешала матримониальным планам. Леону сбежать позволили нарочно. Во-первых, чтобы не ссориться с семейством Арташесовых, а во-вторых, чтобы соперник не путался под ногами».
Проделав несложную дедукцию, Эраст Петрович подосадовал, что потратил целый день на ерунду и теперь еще обратно киселя хлебать.
За Клару беспокоиться нечего. Она всяких ухажеров приручала, справится и с закавказским Ромео. В любом случае жизни ее ничто не угрожает, а в остальном – не один ли черт, кому из соискателей достанется звезда серебристого экрана? Эта страница перевернута, пускай ее читают (и зачитают хоть до дыр) другие.
В Баку ждали важные дела, государственного значения, а здесь буффонада с туземным колоритом.
Фандорин попросил Гасыма раздобыть в соседней деревне повозок и сопроводить актерский табор в город, чтобы по дороге с ними не случилось еще какой-нибудь неприятности.
– Не беспокойся, Юмрубаш, – ответил Гасым. – Актеры в Баку привезу. И твой жена тоже найду.
«А вот об этом я тебя не просил», – подумал Фандорин.
* * *
Полночи, меняя уставших лошадей каждые полчаса, добирался Эраст Петрович обратно. В глухую предрассветную пору, когда луна уже зашла, а заря еще не забрезжила, не выспавшийся и изможденный, он подъехал к «Националю», но спешился за углом. Привязал обоих коней к каменной тумбе.
В гостиницу вошел с черного хода, готовый к любым неожиданностям.
«Света не зажигать. Упасть в кровать. Уснуть. Лошадей пусть крадут. Когда узнают, что они принадлежат Гасыму, сами вернут».
Странно открывать дверь собственного номера отмычкой, но ночному портье знать, что постоялец вернулся, было незачем.
Бесшумно перешагнув через порог, Фандорин протянул вперед руки, чтобы не наткнуться на вешалку. Кто-то с двух сторон крепко вцепился ему в запястья, а третий человек, от которого тошнотворно пахнуло жасмином, обхватил Эраста Петровича сзади за шею и усердно, но не очень искусно сдавил сонную артерию.
«Это делается не так, идиот! Сила не нужна!»
От мерзкого парфюмерного аромата так замутило, что смертельно усталый Фандорин провалился в забытье даже не без некоторого облегчения.
