в карманах, доставая смятую пачку сигарет, — Пошли тогда пройдемся, — он мотнул головой на пустой по позднему времени сквер, — воздухом подышим. Вечер, звезды, самое то для романтических прогулок!
— На мою даму сердца ты, Алексей Игоревич, лицом не вышел! Да и низом не очень!
— Ты, Мишаня, то ли дурак, то ли успешно прикидываешься. Вести такие разговоры под крышей я решительно отказываюсь и тебе не советую. Не кочевряжься, пошли! — пришлось следовать за ним под сень деревьев по свежевыпавшему скрипучему снегу, — Вот что, думаешь, произойдет, если найдут причину появления тварей?
— Найдут, устранят, что тут думать-то?
— Точно дурак, а ведь надежды подавал! — припечатал Угорин, прикуривая, — При сложившемся положении угроза тварей выгодна всем! Никто, я повторюсь, никто! Не будет ее устранять!
— Тогда мы просто исчезнем в итоге.
— С чего бы?
— Перекос полов. Если окна продолжат открываться, то простейшие расчеты говорят, что к концу двадцать первого века мужчин останется едва-едва пятнадцать процентов, в двадцать втором — пять. Алексей Игоревич, оглянись, мы с тобой вымирающий вид! Впору в заповедную книгу заносить!
— Глобально мыслишь, за все человечество переживаешь! На ученых, значит, не надеешься?
— А чем ученые от нас с тобой отличаются? Такие же люди: две ноги, две руки голова может быть побольше, и то не факт. И рассуждать могут точно так же как ты! Ты меня прости, но вы все как страусы! Голову в песок спрятали, а задница целиком снаружи! Наши дочери будут грызться между собой за мужика, а наши внучки и правнучки — уже убивать друг друга!
— У меня детей, слава богу, нет! — открестился капитан.
— Это ты так думаешь! Я вот не был бы так категоричен с твоей кобелиной сущностью!
— Сам-то! — хохотнул собеседник, прежде чем погрузиться в тягостные размышления.
Я его не торопил, в кои то веки наслаждаясь неспешной прогулкой по замершему ночному скверу. Свежий снег белым покрывалом прикрыл осеннюю грязь, облепил не до конца облетевшие деревья, очистил воздух. Хорошо… Давно мы с Зайками никуда не выбирались просто так. Работа-дом, дом-работа…
— Складывается у меня иногда впечатление, что про свою амнезию ты не все договариваешь… — разбил тишину Угорин, заставив меня вздрогнуть от его проницательности, — Не может так рассуждать девятнадцатилетний пацан! Ладно, я подумаю. Письма Олега я сохранил, СБ и Мехтель до них ни тогда, ни сейчас не добрались. Если там будут намеки, я тебе их передам. Но к Димычу все-равно не лезь. Мне Олег просто другом был, а ему вообще как брат.
— У Светланы Владимировны могло что-то сохраниться?
— Их с Афанасием Викторовичем в первую очередь расспрашивали. Если что-то и было, то давно уже сгинуло. Но ты поинтересуйся аккуратно. Если честно, мне до сих пор тяжело с ней разговаривать, а ты ей в душу, видать, запал, может и скажет что…
— Спасибо, Алексей Игоревич! — я протянул капитану левую ладонь.
— Зря благодаришь, — отвечая здоровой кистью на рукопожатие, ответил он, — Как бы ни проклял потом! За тяжелую ты ношу взялся, смотри, не надорвись!
— Так подсоби!
— Придется. Только не торопись, у тебя пока другой экзамен впереди.
— Сразу видно, что вы с Ван-Димычем друзья — одними словами выражаетесь, он тоже экзамен сегодня упоминал. Только немного по другому поводу.
— Вот и сдавай пока свою «сессию», ни на что не отвлекайся.
Второй значимый разговор состоялся перед самой зимой по инициативе Маздеевой. Бывшая любовница аккуратно выловила меня утром на выходе из общежития, воспользовавшись временным отсутствием Заек — их вызвали на плановый медосмотр.
— Не откажите своему куратору в паре слов, Михаил!
— Конечно, Людмила Васильевна, чем могу помочь?
— Составьте мне компанию по дороге.
Пришлось брать женщину под руку и чинно следовать, приспосабливаясь к ее мелкому семенящему шагу.
— Не бойтесь, ваши девочки нас не увидят! — съехидничала она, заметив мое интенсивное озирание по сторонам.
— С зайками я разберусь сам, но у нас других коллег хватает. Тому же Михаилу донесут, а мне не хотелось бы терять друга по незначительному поводу.
— Изящно вы меня назвали «незначительным поводом»! — вспыхнула Маздеева.
— И почему вы, женщины, вечно все додумываете и усложняете! — разозлился я, — Под незначительным поводом я подразумевал всего лишь невинную прогулку под ручку! И ничего более! Которая в пересказе некоторых болтунов может дорасти до публичного совокупления на глазах у сотен свидетелей!
— Не кричи. У себя в кабинете я говорить не хотела, слишком много посторонних ушей постоянно поблизости крутится.
— Профессиональная паранойя? — усмехнулся я ее сходству взглядов с Угориным.
— Я бы выразилась иначе — профессиональная осторожность. Ладно, к делу, а то уже четверть пути проделали. Во-первых, хочу тебя предупредить: Рыбаков тебе не друг, как бы ни старался прикидываться таковым!
— Можно я сам в своих друзьях разбираться буду? — я опять начал злиться.
— Миша, я променяла тебя на другого Михаила и прогадала. Я не обольщалась, оба вы искали своей выгоды, но ты был честнее тем, что хотя бы ничего не обещал и почти ничего не просил. Ну, и как любовник ты был лучше.
Искоса взглянул, отказываясь комментировать. Да, она не врала, мои личные способности подтверждали, но что мне с информации, что я в постели лучше, чем Мишка, кроме почесывания собственного эго?
— Я не прошу мне верить, но у Рыбакова слишком много комплексов, и значительная их часть завязана на тебе, имей это в виду, — только дождавшись моего мрачного кивка, она продолжила, — Второе: готовься, в декабре будет новый дебют. Световой день короткий, но командование не желает больше ждать.
— Нам же полгода обещали?
— Не знаю, кто и когда обещал, но со второго числа вызов может последовать в любой день. Проверь готовность, в лучшем случае у вас будет полчаса на сборы.
— Шеф знает?
— Нет, официально не знаю даже я, поэтому доводить до него ничего не буду.
— Понял, не забуду.
— И последнее…
— Да?
— Независимо от результата сразу после поединка меня переведут, решение уже принято, и вряд ли мы когда-либо увидимся. Я хочу, чтобы ты знал: я была против схлопывания того окна и как могла отписывалась. Ты можешь сколько угодно сомневаться в моем уме, но я видела, что вы не готовы. Разгром плохо отразился не только на вас, но и на мне: полковника мне теперь почти наверняка не видать, разве что произойдет чудо. Я женщина злопамятная, — уточнила она то, что не нуждалось в уточнении, — И очень долго выясняла, с чьей подачи нас «осчастливили». Мир не без добрых людей — в итоге со мной поделились. Полковник войск специальной императорской охраны Краснова Елена Васильевна — помнишь такую⁈
— Зачем? — прохрипел я, оттягивая ставший тесным воротник куртки.
— Вот
