Грузин, «сын почтенного ученого генерала, ровесник Орлова, длинноволосый и подслеповатый блондин в золотых очках». «Мне припоминаются его длинные бледные пальцы, как у пианиста… да и во всей его фигуре было что-то музыкантское, виртуозное… Он кашлял и страдал мигренью, вообще казался болезненным и слабеньким. Вероятно, дома его раздевали и одевали, как ребенка… Он служил в отделении Орлова, был у него столоначальником» («Рассказ неизвестного человека», 1893).
Грыжев Гурий Петрович, именитый купец, оскорбленный стилем газетной статьи. «Последний обещал… Кто это последний?» («Корреспондент», 1882).
Гундасов Иван Архипович, тайный советник, «тоненький маленький франт в белой шелковой паре и белой фуражке» («Тайный советник», 1886).
Гуров Дмитрий Дмитрич, «москвич, по образованию филолог, но служит в банке; готовился когда-то петь в частной опере, но бросил, имеет в Москве два дома». «…Ему не было еще сорока, но у него была уже дочь двенадцати лет и два сына-гимназиста. Его женили рано, когда он был еще студентом второго курса, и теперь жена казалась в полтора раза старше его» («Дама с собачкой», 1899).
Гурова, жена Дмитрия Дмитрича, «женщина высокая, с темными бровями, прямая, важная, солидная и, как она сама себя называла, мыслящая» («Дама с собачкой», 1899).
Гурова, двенадцатилетняя дочь Дмитрия Дмитрича. «С ним шла дочь, которую хотелось ему проводить в гимназию, это было по дороге» («Дама с собачкой», 1899).
Гусев, «бессрочно-отпускной рядовой». «…Возвращается в лазарет и ложится на койку. По-прежнему томит его неопределенное желание, и он никак не может понять, что ему нужно. В груди давит, в голове стучит… Он дремлет и бредит и, замученный кошмарами, кашлем и духотой, к утру крепко засыпает. Снится ему, что в казарме только что вынули хлеб из печи… Спит он два дня, а на третий в полдень приходят сверху два матроса и выносят его из лазарета» («Гусев», 1890).
Гусев Федор Никитич, статский советник, прокурор. «…Изображал из себя высокого жилистого человека лет пятидесяти, со стиснутыми чиновничьими губами и с синими жилками, беспорядочно бегавшими по его носу и вискам» («Ночь перед судом», 1886).
Гусева Зиночка, жена прокурора. «Из-за ширмы глядела на меня женская головка с распущенными волосами… на щеках играли хорошенькие ямочки» («Ночь перед судом», 1886).
Гыкин Савелий, дьячок. «Робкий свет лампочки осветил его волосатое, рябое лицо и скользнул по всклокоченной жесткой голове» («Ведьма», 1886).
Гыкина Раиса Ниловна, дьячиха. «Жестяная лампочка, словно робея и не веря в свои силы, лила жиденький, мелькающий свет на ее широкие плечи… рельефы тела, на толстую косу, которая касалась земли… Ни желаний, ни грусти, ни радости – ничего не выражало ее красивое лицо с вздернутым носом и ямками на щеках» («Ведьма», 1886).
Дарьюшка, кухарка у доктора Рагина. «Изредка поскрипывает кухонная дверь, и показывается из нее красное, заспанное лицо Дарьюшки» («Палата № 6», 1892).
Двоеточиев Иван Иваныч, инспектор духовного училища. «Инспектор пошевелил в воздухе пальцами и изобразил на лице какое-то кушанье, вероятно очень вкусное, потому что все… облизнулись» («Невидимые миру слезы», 1884).
Двоеточиева, жена инспектора. «Один только я такой несчастный, что ты у меня Ягой на свет уродилась» («Невидимые миру слезы», 1884).
Дегтярев, чиновник, «густой, сочный бас». «Какая же, однако, каналья этот Дегтярев!.. Когда встречается на улице, таким милым другом прикидывается… а за глаза я у него и индюк, и пузан» («Месть», 1886).
Дездемонов Сеня, протестующий чиновник. «Мы… не холуи и не плебеи! Мы не гладиаторы!» («Депутат, или Повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало», 1883).
Денисов Ефрем, мужик. «Ехал Ефрем из своего родного села Курской губернии собирать на погоревший храм» («Встреча», 1887).
Деревяшкин Осип, полицейский писарь, певчий, «славянофил своей родины» («Из огня да в полымя», 1884).
Дидериц фон, муж Анны Сергеевны, «молодой человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый». «…Он при каждом шаге покачивал головой и, казалось, постоянно кланялся» («Дама с собачкой», 1899).
Додонский, учитель словесности. «…Объяснял гостям случаи, когда часовой имеет право стрелять в проходящих» («Клевета», 1883).
Докукин, помещик, отставной штаб-ротмистр, брат Олимпиады Егоровны Хлыкиной. «Грешно не иметь к родной сестре родственных чувств, но – верите ли? – легче мне с разбойничьим атаманом в лесу встретиться, чем с нею» («Последняя могиканша», 1885).
Должиков Виктор Иваныч, инженер-путеец, сын ямщика. «…Полный, здоровый, с красными щеками, с широкой грудью, вымытый, в ситцевой рубахе и шароварах, точно фарфоровый, игрушечный мужик… Он всех простых людей почему-то называл Пантелеями» («Моя жизнь», 1896).
Должикова Мария Викторовна, дочь инженера, жена Мисаила Полознева, «не молода, лет тридцати на вид… красивая полная блондинка, одетая, как говорили у нас, во все парижское» («Моя жизнь», 1896).
Дорн Евгений Сергеевич, врач. «Во мне любили главным образом превосходного врача. Лет 10–15 назад, вы помните, во всей губернии я был единственным порядочным акушером. Затем всегда я был честным человеком» («Чайка», 1896).
Драницкая, графиня. «…Черные бархатные брови, большие карие глаза и выхоленные… щеки с ямочками, от которых, как лучи от солнца, по всему лицу разливалась улыбка» («Степь», 1888).
Дронкель, барон, «свежевымытый и слишком заметно вычищенный человек в синем пальто и синей шляпе» («В ландо», 1883).
Дуняша, горничная. «Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые, белые, как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь… Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю, что будет с моими нервами» («Вишневый сад», 1904).
Дымба Харлампий Спиридонович, «иностранец греческого звания по кондитерской части» («Свадьба с генералом», 1884); «грек-кондитер» («Свадьба», 1889).
Дымов Николай, Микола, «русый, с кудрявой головой, без шапки и с расстегнутой на груди рубахой». «…Казался красивым и необыкновенно сильным; в каждом его движении виден был озорник и силач, знающий себе цену» («Степь», 1888).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
