– Докучливая задира, – Себастьян притянул ее к себе и девушка пришла в его объятия легко, словно перышко, которое несет ветер. Ее теплое и влажное дыхание касалось его щеки. Мягкие губы девушки коснулись губ маркиза: он чувствовал вкус бренди на ее губах. Губы Эммы дрожали, когда Себастьян прижался к ним первый раз, будто у нее перехватило дыхание. Да, он еще никогда не желал ничего более сильно, чем сдаться в плен Эмме.
Замуж за Эндовера? Эта мысль волновала и пугала Эмму одновременно. Что будет хуже: жить с ним и рисковать его чувствами или жить без него и не узнать, как это хорошо – лежать в его объятиях?
– Эмма, дайте мне ответ, – маркиз слегка откинулся назад и посмотрел на нее. – Вы выйдете за меня замуж?
Его взгляд поразил девушку. Страсть и нерешительность, которые она увидела в его глазах, растрогали ее до глубины души. Человек, которого она всегда считала уверенным в себе, выглядел таким трогательно неуверенным. Все сомнения, мучающие ее, соответствовали ответу на вопрос, возникший в ее душе Эмма не могла жить без этого человека. Он был вызовом, которому она не могла оказать сопротивление. Да и не стала бы оказывать.
– Для меня было бы большой честью стать вашем женой, – произнесла Эмма.
Себастьян закрыл глаза, будто шепча беззвучную молитву. А когда он снова посмотрел на свою возлюбленную, то увидел, как ее глаза светились чистой радостью.
– Эмма, – прошептал он, поднимая ее на руках.
Она обвила шею маркиза руками и крепко прижимала его к себе, пока Себастьян ласкал ее. Радость и легкость прогнали тени сомнения и страха. Эндовер поставил Эмму возле постели, так чтобы она оказалась в потоке трепещущего света, который отбрасывал светильник на стене.
– Я обнимал тебя сотни раз в моих снах. Я целовал и ласкал тебя. И каждое утро, когда я просыпался, то испытывал такую глубокую и такую лютую страсть, что боялся, как бы она не сделала меня душевным калекой.
Взгляд Себастьяна Эндовера не лгал. Он был человеком чести, человеком, который верил в то, что не способен поддаться чувствам. Но он стал пленником чувств и страсти. Страсть и стремление к любимой, страстная тоска и желание – все было в его глазах. Но помимо них было и нечто более чудесное и неожиданное – искренняя любовь, которую Себастьян даже и не пытался скрыть. Эмма смотрела на него, изумленная и пораженная столь удивительным признанием.
– В моих снах вы обнимали меня сотни раз. Вы целовали и ласкали меня. Но каждое утро я просыпалась в отчаянии от того, что мои сны не сбудутся, – призналась она.
– Похоже, у нас много общего, – Себастьян дотронулся до вышитых цветочков на вырезе ночной рубашки, которая была на Эмме. – Я так хочу вас, Эмма, что просто умираю от желания. Но если вы хотите подождать до того, как мы произнесем брачные обеты, то просто скажите мне, и я обещаю, что не трону вас.
– Странно. Мне кажется, что самая важная клятва уже дана, – руки девушки скользнули по плечам, а затем по груди маркиза.
Ладони ее терлись о мягкий хлопок, но она ощущала его обнаженную грудь, до которой так хотела добраться. Эмма запустила руки под рубашку, и пальцы ее скользнули по темным завиткам на груди Себастьяна. Упругие мышцы сжались от прикосновения. Девушка прижалась губами к ямочке на его шее. От Себастьяна пахло дождем. И теперь Эмма могла узнать его по этому неповторимому запаху.
– Эндовер, я вас люблю, – произнесла она.
– Я думаю, что при таких обстоятельствах вы могли бы называть меня по имени. По правде говоря, мне очень бы хотелось услышать его, – маркиз слегка подмигнул ей.
– Себастьян, – Эмма прижалась пальцами к его коже. – Это кажется невозможным, но я любила вас всю жизнь.
– Это судьба, – прошептал Эндовер и прижался губами к ее виску. Его дыхание, горячее и влажное, согревало девичью кожу.
– А я думала, что вы не верите в судьбу.
– Не верил. Пока в мою жизнь не ворвалась прекрасная амазонка, – Себастьян расстегнул верх ночной рубашки. – С той поры я поверил во многое то, что считал невозможным. Я представить себе не мог, что со мной будет так, как будто меня разорвут на множество мелких частей, а потом соберут, но уже совершенно по-новому. Если это не любовь, то я не представляю, чтобы я мог испытывать более сильное чувство.
– Мне ничего не нужно, только бы быть с вами до конца моей жизни, – призналась Эмма, стаскивая с маркиза рубашку.
– Слова, что вы бросили мне в тот вечер, когда ехали в одной карете со мной, задели меня. Я думал, что вы безнадежно романтичны. Но теперь я знаю правду. – Маркиз улыбнулся ей теплой и искренней улыбкой, наполненной весельем и наслаждением. – Теперь каждый восход будет для меня ярче предыдущего, потому что вы будете делить его со мной. Теперь я знаю, что хочу прожить всю жизнь с вами. Я хочу смотреть в лица моих детей и видеть в них частичку вас. Эмма, вы были правы. Любовь дороже всего на свете.
– Вы единственный, кого я люблю, – в ее глазах блеснули слезы. Эмма не могла не плакать. Но от этих слез не было больно: они смыли боль и страх, так долго мучавшие ее.
– Я хочу вас, Эмма.
Себастьян скользнул губами по щеке Эммы и приник к изгибу ее подбородка, отчего она почувствовала тепло, разлившееся по шее. Как же она любила маркиза, причем самого разного. Его щеки стали другими, гладкая кожа стала грубой и темной, поскольку он долго не брился и начал обрастать щетиной.
Эмма и Себастьян стали медленно раздевать друг друга, отбрасывая условности, до тех пор, пока не осталось ничего того, что могло помешать соединению их тел.
Маркиз был прекраснее, чем могла представить себе его возлюбленная. Его красота, казалось, была создана силой и изяществом. Когда он подошел к Эмме, то она застыла в нерешительности, так как хотела полюбоваться им чуть подольше. Эмма хотела запомнить каждую подробность этой ночи, записать ее на страницах памяти, чтобы можно было лелеять воспоминания о ней всю оставшуюся жизнь. Наконец она не смогла больше терпеть ни секунды и шагнула в объятия Себастьяна.
Его кожа излучала тепло, согревавшее Эмму, словно тепло родного дома в холодный зимний вечер.
Себастьян скользил руками по ее коже, будто она была шелком и бархатом, а он никак не мог насладиться ее гладкостью. Девушка также ласкала его, наслаждаясь силой упругих мышц.
Маркиз ласкал Эмму везде губами, пальцами, языком, прикасался к ней так, как она и не мечтала. Девушка казалась самой себе глиной в умелых руках мастера. Он лепил ее с помощью нежных прикосновений, вдувал в нее жизнь всякий раз, когда теплое дыхание касалось ее кожи, пока Эмма не ожила от любви, пока она не стала дышать порывисто, пока горячая кровь не забурлила в ней. Ей казалось, что она умрет от желания, переполнявшего ее. И когда наслаждение Эммы достигло предела, Себастьян взял ее на руки и положил на матрас.
