Отец Виктор аж растерялся от такой постановки вопроса:
– Это как так?
– А так, вы – служитель религии, так сказать, а я – служитель культуры. Религия и культура всегда были врагами, это, батюшка, вам надо бы знать, – явно наслаждаясь растерянным видом отца Виктора, самоуверенно изрек Павел.
Но после этих слов от растерянности отца Виктора не осталось и следа. Он, уже предчувствуя грядущую победу в предстоящем споре, просто возликовал в душе. Павел, отхлебывая пиво, с интересом поглядывал на него, ожидая, как же тот будет выкручиваться перед ним, человеком политически подкованным.
«Это ему не безграмотным старухам мозги компостировать», – не без злорадства подумал Павел.
Отец Виктор не стал горячиться и выкладывать свои козыри, а решил прощупать противника.
– Многие ученые и деятели культуры думали по-другому, они считали, что вся культура из храма.
– Это ничем не обосновано, небось они были идеалисты, – небрежно бросил Павел, – а ты читал, что пишут классики: Маркс, Энгельс и Ленин? Вы же это, сам говорил, не изучали в семинарии.
– Представь себе, я читал, так, из любопытства, но ничего серьезно подтверждающего твое утверждение, я там не нашел. А то, что вся культура из храма, это доказать несложно. Как, по-твоему, что такое культура?
– Ну как – что? Культура – это наука, живопись, архитектура, литература, музыка – словом, все искусство.
– Отчасти правильно, но нужно сразу оговориться, что слово «культура» происходит от слова «культ», – начал отец Виктор свое наставление. – Первые написанные книги и стихи были религиозными гимнами и молитвами, первая живопись еще с пещерных времен имела культовое значение. Театр родился из религиозной мистерии. Как могли быть врагами науки древнеегипетские жрецы, создавая основы математики? А вавилонские жрецы стали первыми астрономами. В средневековой Европе Церковь была единственным очагом культуры и науки.
– Это когда еретиков на костре поджаривали, – съехидничал Павел, – хорошее христианство: возлюби ближнего и посади его на горящие угли, – и, довольный своей шуткой, он громко засмеялся.
Отец Виктор вспыхнул и в запальчивости проговорил:
– Инквизиторские пытки имеют такое же отношение к христианству, как пытки на Лубянке к идее коммунизма. – От этих неосторожно вылетевших слов у него похолодело в груди, а Павел заерзал, как будто ему было неудобно сидеть.
Наступившую паузу прервал первым Павел.
– Да, в коммунизм никто почти не верит, даже там, наверху. Да ну их, к едреной фене, все эти серьезные разговоры. Я так, в шутку сказал, какие там враги. Нам долбили в институтах диамат, больше-то мы ничего не знаем. Лучше я тебе анекдот про КГБ расскажу, раз о них речь зашла. Вот сидят трое командированных в гостиничном номере. Один из них уже лег отдыхать, а двое мешают ему спать, анекдоты рассказывают, смеются. Ему это надоело, он вышел в коридор, дал горничной рубль и попросил ровно через пять минут принести три стакана чая. Затем заходит и говорит приятелям: «Вот вы тут анекдоты политические травите, а у КГБ повсюду подслушивающие устройства». – «Да ладно, – говорят, – сказки нам рассказывать». – «Ах, сказки! – подходит к электророзетке и говорит в нее: – Товарищ майор, три стакана чая нам в номер, пожалуйста». Через минуту открывается дверь, вносят три стакана чая. Друзья сразу приумолкли, попили чаю и в кровать. Утром просыпается этот человек, смотрит, его приятелей нет. Спрашивает у администратора, куда они подевались. Тот отвечает: «Их ночью КГБ забрало за политические анекдоты». – «А меня почему не взяли?» – «Товарищу майору ваша шутка с чаем понравилась».
От смеха отец Виктор повалился на свой диван и долго хохотал. Наутро в Москве они расстались большими друзьями.
Отец Виктор хорошо сдал экзамены и вернулся домой в прекрасном настроении. После обеда к нему зашел участковый Василий Вениаминович, с которым они дружили и частенько посиживали за шахматной партией. Он отвел отца Виктора в сторону и шепнул на ухо:
– Ребята из органов ко мне приезжали, когда тебя не было, все о тебе расспрашивали, что да как. Но я тебе ничего не говорил, ты от меня ничего не слышал. Понял?
Отец Виктор кивнул головой, и настроение его сразу испортилось.
1991–1993. Саратов
Нательный крестик
– Раздевайтесь, – сухо бросил врач, не отрываясь от заполнения формуляра.
Иван Терентьев быстро скинул брюки и стал через голову стягивать футболку. Но тут он вспомнил о нательном крестике, который ему подарила бабушка. «То, что ты идешь служить в армию, – хорошо, – говорила она, надевая на него простой алюминиевый крестик на металлической цепочке, – быть защитником Родины – это Богу угодно. Крестик тебя спасет и сохранит от всего дурного». Иван не возражал, а даже втайне был рад бабушкиной заботе. В то, что крестик его защитит от чего-то плохого, он тоже поверил, хотя верующим себя не больно-то считал. «Это только для неграмотных старушек, – думал он, – а современному человеку вера ни к чему». Теперь, вспомнив о крестике, испугался, что врач увидит и будет над ним смеяться, как над отсталым и невежественным человеком. Иван решил крестик снять. Отвернувшись от врача, постарался быстро и незаметно снять крест вместе с майкой. Но получилось как-то неловко, цепочка оборвалась, и крест упал на пол. Иван нагнулся, чтобы поднять крестик, но на полу лежала только цепочка, а крестик куда-то исчез. Он стал искать рядом, но креста нигде не было, он как будто провалился сквозь пол. Врач, заметив, что призывник ползает на полу, спросил:
– Что вы там потеряли, молодой человек?
Ивана пронзила мысль, что это не он потерял крест, а крест сам его покинул, после того как Иван постеснялся креста. От этой мысли все похолодело внутри. На вопрос врача он и не подумал лукавить, а прямо и сказал:
– Я крестик нательный потерял.
– Нечего на себе всякую ерунду носить, – сердито буркнул врач, – подходите ко мне, некогда мне с вами тут в бирюльки играть.
Уже в воинской части, вспоминая этот случай и досадуя на свое малодушие, Иван твердо решил раздобыть себе крестик и ни под каким видом не расставаться с ним. После карантина с его каждодневными строевыми занятиями и зубрежкой устава их распределили по воинским подразделениям. Иван попал в роту автомобилистов, его посадили шоферить на трехосный «Урал». В гаражной мастерской Иван решил смастерить себе нательный крестик из медной пластины. Вырезав крестик, он старательно обработал его надфилем. Когда почистил его наждачкой и отполировал, крест засиял, как золотой. Вдоволь налюбовавшись своим произведением, Иван раздобыл шелковый шнурок и надел крест.
Но уже при первом посещении армейской бани командир отделения младший сержант Нечипоренко, заметив крестик, закричал:
– Рядовой Терентьев, почему у вас на груди висят какие-то неуставные знаки отличия, немедленно снять!
– Это мое личное дело, товарищ младший сержант, хочу – ношу, хочу – не ношу, – возразил Иван.
– Не понял. Ты что это, салабон, совсем оборзел? – Он протянул руку, чтобы сорвать крестик.
Иван, отстраняясь от Нечипоренко, наткнулся на проходившего мимо ефрейтора Садыкова. Тот щелкнул его по стриженой голове:
– Куда прешь, салага?
– Прости, земляк, я не хотел, – извинился Иван.
– Ну-ка, влепи ему, сержант, пару нарядов вне очереди, чтобы он «дедов» аж за километр чуял.
– Ты представляешь, Ренат, – обрадовался Нечипоренко неожиданной подмоге, – этот салабон обнаглел дальше некуда. Я ему говорю: «Сними крестик», – а он еще возражать мне пытается.
– Что за крестик, покажи, – заинтересовался Ренат. Иван зажал крестик в кулаке, готовый лучше расстаться с жизнью, чем с крестом.
– Да ты не бойся, салага, – успокоил Ивана Садыков, – я только взгляну.
Иван нехотя разжал кулак, и Ренат стал разглядывать крестик, поворачивая его во все стороны.
– Золото, что ли? – наконец спросил он.
– Нет, он из меди, я сам его сделал, – не без гордости признался Иван.
– А ты молоток, салага, мастер. Ладно, носи, разрешаю.
– Ты что, Ренат, не положено, – всполошился Нечипоренко. – Ты же мусульманин, тебе зачем это надо?
– Молчи, «черпак», полгода назад мне портянки стирал, а теперь «деду» будешь указывать, что положено, а что не положено. Может быть, мне, татарину, это действительно не положено, а вот твоим предкам на том свете, наверное, стыдно за тебя, урода, и чтобы больше не приставал к парню.
Нечипоренко сплюнул зло и отошел, ругаясь вполголоса.
– Спасибо тебе, Ренат, – сказал повеселевший Иван.
– Меня тебе не за что благодарить, через три месяца я дембельнусь, вот тогда тебе твой крест тяжело будет носить, ох как тяжело. Но, как говорится, – подмигнул он Ивану, – Бог терпел и нам велел.
Август 2003. Самара
Высокая ставка
