Вновь хлопнула дверь, и в комнату ворвалась Гарриет, энергично-прелестная даже в своей нелепой одежде. Она швырнула к ногам матери бумажный пакет и, не сказав ни слова, бросилась вверх по лестнице.
Миссис Мелтон словно бы не заметила этого хамства. Наклонившись за пакетом, она поднесла его к глазам Джулии, чтобы показать ей написанное карандашом число «25».
— Хочешь — пересчитай, но на моей памяти он не ошибался. А теперь дай-ка я погляжу, что это за кофе…
До «Уикса» ходу оказалось всего с минуту. Странно подумать, что все это время до миссис Мелтон было рукой подать. Лавка уже закрылась на ночь. Через окно Джулия различила в торце свет лампы, передвигающийся среди сваленного барахла. Над ним склонялась тень, то сжимаясь, то вырастая. На глазах у Джулии тень вытянула одну неимоверно длинную руку, которая скользнула по потолку и резко отдернулась. Джулия воспользовалась своим ключом и вошла, не чувствуя под собой ног от нервов. Она в последний раз побывала у Мелтонов; не исключено, что и здесь она появилась в последний раз.
Уикс работал за письменным столом в дальнем закутке. Он даже не снял седой парик Чаррингтона, но уже смыл с лица грим и не трудился сутулиться: очевидно было, что это человек шести футов ростом и полный сил. Его окружала аура партийной власти, отчего мятый бархатный пиджак и погнутые очки казались зловещими в своей нелепости. Сейчас они говорили сами за себя: волк в овечьей шкуре.
— Привет! — окликнула его Джулия. — Ни за что не угадаете, какие у меня новости!
— Пожалуй, — согласился Уикс. — Не угадаю. Даже не надейся.
— Не надо смеяться. Послушайте, я была сейчас в ископл-клинике, и там установили, что я беременна. Сама только что узнала.
— Час от часу не легче.
Покачав головой, Уикс вернулся к своим делам, и Джулия вздрогнула: он чистил пистолет. На заляпанной желтой тряпице, рядом с воронеными деталями, ожидали кисточки и пузырек с маслом.
— А вы знаете, — продолжала Джулия, — такую программу — «Великое Будущее»?
— Да, этого-то я и боялся.
— Тогда вы понимаете, почему я пришла вам доложить. Я ношу дитя Старшего Брата!
Он оторвался от работы:
— Неужто?
— Ну, естественно, не на сто процентов. Но вероятность такая существует.
— Да. Вероятность существует. Крайне щекотливая ситуация.
— Но со мной, надо думать, все в порядке, а иначе меня бы не выбрали, правильно я понимаю? Проверили мою медкарту и тут же меня приняли, в обход всех остальных. Наверняка знали род моих занятий.
— Да ничего они не знали. Не так-то просто это вызнать.
— Но что-то им было известно, это факт. А иначе как объяснить, что мне оказано такое предпочтение?
— Ты — Герой социалистической семьи. Как же люди забывчивы! А «мать» в наше время — это пустой звук.
Покачав головой, он взялся собирать пистолет.
— И все же не исключено, что это ребенок Старшего Брата. — Она упрямо стояла на своем. — Официально считается именно так.
— Ты, значит, намерена обмануть партию? Подкинуть кукушонка в партийное гнездо? Впрочем, сейчас не время об этом рассуждать: мы достигли того этапа, когда от тебя требуется полная сосредоточенность. Прошу выбросить из головы все, что не относится к делу.
— Можно мне хотя бы переговорить с О’Брайеном? Как-никак ему следует быть в курсе.
— Не думаю, что в этом есть необходимость.
— А я думаю, что необходимость есть. И если…
— Ты поменьше думай.
Выдвинув ящик стола, Уикс достал бурую коробочку и принялся вставлять патроны в обойму. Джулия вспомнила, как такую же задачу некогда доверил ей один из летчиков. Это было сплошное удовольствие: пружина оказалась не слишком тугой, и детская рука сумела зарядить обойму, но все же не без усилия и с чувством выполненного долга. В представлении Уикса это, конечно, выглядело сущей безделицей.
— До конца операции остается совсем немного, — сказал он. — Понимаю, что работа была исключительно приятной, но лето скоро кончится. Не за горами осень — завершение, смерть Земли, обновление. Нам предстоит распрощаться кое с кем из старинных друзей. В субботу утром арестуют товарищей Парсонса и Амплфорта. Со Смитом, видимо, придется повременить: дело передано на самый верх, там требуют громкого ареста. От этого намеченные планы летят ко всем чертям.
— В субботу… — ошеломленно подхватила Джулия. — Это ведь через два дня.
— Совершенно верно. Я постоянно думаю, что сегодня среда, хотя уже четверг. Сверхурочная работа все путает. — Вставив последний патрон, он поднял глаза на Джулию. — Тебе все понятно?
— Мне же не придется участвовать в этих арестах?
— Когда настанет черед Смита, может, и придется. Меня пока не проинформировали. Да и какая разница, если для тебя это будет полной неожиданностью. Ты уж постарайся удивиться, не обрекай нас на лишние хлопоты. Ему не положено знать, что ты с нами. Тебе надлежит остаться его последней иллюзией.
Джулия хотела спросить, почему Смит должен оставаться в неведении. Какой смысл обманывать человека, которого скоро убьют? Но она только сказала:
— С Амплфортом я встречаюсь сегодня вечером. Нужно ли мне…
— Да пропади он пропадом! Ну сходи тогда с ним прогуляйся. У меня сегодня дела в той комнате.
Уикс вставил обойму, толкнул ее вверх, и она со щелчком села на место. Подняв пистолет, он сказал:
— Если не собираешься убивать, никогда не наводи на человека ствол. Даже незаряженный. — Он целился Джулии в грудь. — Гляди: сама, наверное, чуешь опасность.
У нее тягуче заколотилось сердце, но он тут же отвел пистолет и сунул его в просторный карман бархатного пиджака. Карман оттопырился, окантовка перекосилась — знакомое зрелище. Судя по всему, с оружием Уикс не расставался.
Джулия начала:
— Можно спросить…
— Слушаю, товарищ.
— Почему мы наметили Парсонса? Он предельно лоялен. Других — понятно. А Парсонс никогда не был плохомыслом, ничуть.
— О, это большое заблуждение. Нами получены совершенно противоположные данные. По ночам он будил своих детей криком «Долой Старшего Брата!».
— «Долой Старшего Брата»?
— Именно так. В тихом омуте, а?
С тошнотворным чувством Джулия всматривалась в лицо Уикса, пытаясь понять, известно ли ему, что этой фразе Парсонс научился от нее. Но Уикс только хмурился, будто в раздумьях, а потом добавил:
— Можно, конечно, усомниться в правдивости этой истории. Уж очень по-детски она звучит, а юным разведчикам нынче выплачивают щедрое вознаграждение. И все же мы не имеем права отпускать человека, если он, по свидетельству родных детей, призывает к ликвидации Вождя, так ведь? А если выяснится, что дети представили ложные сведения, ну что ж, за такое тоже предусмотрены наказания. Так что в любом случае вопрос будет решен по справедливости.
Когда он отбарабанил эту тираду, Джулия сообразила, что все уже решено. Арест с последующим расстрелом неминуем. Вскоре будет установлено, что дети его оболгали и за это должны быть отправлены в исправительно-трудовой лагерь для несовершеннолетних — хотя бы потому, что там содержание их обойдется дешевле, чем где бы то ни было. Жене тоже не миновать ареста — за недонесение. Привлекут также — без этого не обходится — кое-кого из соседей и коллег. А все потому, что Джулия по собственной прихоти заставила Парсонса шептать ей на ушко непозволительные вещи.
Амплфорт был только рад выйти на свежий воздух. Мол, у него глаза слишком устали, чтобы теперь стихи записывать: как и все работники отдела документации, он неделю напролет заменял «Евразию» на «Остазию». Они с Джулией направлялись к югу, держа безопасную дистанцию и по возможности не выходя за пределы проловских районов. Время от времени Амплфорту требовалось остановиться и передохнуть. Потом он извинился за свои «несчастные хромые ноги». Джулия ответила, что сама рада этим передышкам, и добавила, что разговоры про хромоту — это пустое, учитывая, как он теперь силен и осанист. Осмелев, он настоял, чтобы они продолжили свою вылазку и дошли до набережной. Там было место, удаленное от уличных фонарей, и Джулия пошастала вокруг, чтобы убедиться в отсутствии микрофонов. Из-за прилива сойти на песчаный берег они не смогли. Расположились на парапете.
