Алексея Игнатьевича не стало два года назад. Инфаркт.
Оправившись от похорон и горя, Варя продолжала жить с сыном в квартире мужа, работать в его лаборатории, проводить эксперименты, которые он начал. Ее устраивала такая жизнь. Любимым мужчиной был сын, страстью – химия. Все оставалось спокойно до тех пор, пока в эту жизнь вновь не ворвался знакомый ветер.
…Дверь медленно, будто неуверенно, приоткрылась, кто-то на цыпочках прошел по палате и присел рядом на тихонько скрипнувший стул.
– Илья? – спросила Варя и легонько поцарапала ногтями простыню, прося этим, чтобы он взял ее руку. Теплая ладонь легла на ее пальцы. – Ты не волнуйся и, главное, не пугайся, все будет хорошо. Это всего лишь маленькое происшествие. Я очень скоро поправлюсь – как может быть иначе? Поправлюсь хотя бы ради того, чтобы ты вновь готовил мне яичницу и говорил, что ты уже взрослый мужчина и несешь за меня ответственность. Сын, послушай…
– Я не сын, – вдруг произнес знакомый голос. – Но яичницу готовил бы тебе с удовольствием, и с еще большим бы удовольствием взял на себя ответственность за тебя.
– Илья?!
– Ну да, а кто же еще… А ты с кем разговаривала? – обескураженно произнес Шахов.
– С сыном… Его тоже… Ильей зовут, – запнулась она и, занервничав, закрутила головой. Проклятая повязка на глазах лишала возможности видеть. Варе стало очень неловко и стыдно за то, что Илья, другой Илья, видит ее в таком «разобранном» виде: с повязкой на глазах, с израненным лицом, перемазанным йодом.
– Тише, Варька, тебе не надо двигаться. Лежи, не нервничай, все хорошо.
– Куда уж там хорошо! А… сын мой где? Ты не видел в коридоре мальчика семи лет?
– Нет… – Он помолчал и после паузы тихо и растерянно сказал: – Я не знал, что у тебя есть сын.
«Еще и не то узнаешь», – злорадно подумала Варя. Но сейчас ее больше волновало, где ее мальчик.
– Мне показалось, что рядом со мной сидит мой Илюшка… Я сделала глупость, попросила позвонить ему. Когда меня спросили, кому сообщить о случившемся, я брякнула: «Илье».
– И позвонили мне…
– Да, теперь понимаю. Я внесла в мобильный твой номер. Видимо, он попался первым. Но… это значит, что мой сын ни о чем не знает! Господи, хоть бы они догадались связаться с моей мамой.
Говоря «они», Варя имела в виду медперсонал.
– Хочешь, я позвоню?
– Да, – ответила она. Но вспомнила о том, что, если мама приедет и застанет у нее Шахова, вопросов не избежать. – Хотя нет, Илья. Не надо. Потом. Я думаю, маме уже сообщили.
– Не волнуйся, я уйду еще до того, как она приедет, – с усмешкой в голосе ответил Илья. И оттого, что он правильно разгадал причину Вариного беспокойства, ей стало неловко.
– Илья, я не это имела в виду…
– Какая разница, что ты имела в виду! Диктуй номер, я уже звоню.
Ей ничего не оставалось, как сдаться.
Выяснилось, что маме уже позвонили из больницы, и она, забрав маленького Илью, уже выехала. Варвара вздохнула с облегчением: хорошо, что вышла такая накладка и медсестра по ошибке позвонила не ее сыну, а Шахову. То, что Илья приехал к ней, наполняло душу глупой радостью, от которой сердце скакало мячиком. И напрасно здравый смысл занудно скрипел, что дважды в одну реку не войдешь, что она сама когда-то отреклась от Шахова, не поборолась за свою любовь. Напрасно. Губы Варвары сами собой расползались в улыбке.
– Чему ты улыбаешься? – хмуро спросил Илья.
– Так, просто… Настроение хорошее.
– Настроение?! Ну ты даешь… – растерянно пробормотал он. И еле слышно, себе под нос, произнес: – Побочный эффект от наркоза. Ох, Варька…
Диана
Впервые за последнее время Диана поверила, что все будет хорошо. Она теперь не одна, она рассказала о своем несчастье, и люди откликнулись, поверили и теперь помогали ей в поиске решения. Диана чувствовала такую легкость, будто тело вдруг превратилось в воздушный шарик, который, увлекаемый ветром, летит в небо. О том, что эйфорию полета может оборвать случайно встретившаяся на пути ветка дерева, Диана старалась не думать. Она пела, кружила по квартире, расставив руки и запрокинув лицо, представляя себя воздушным шариком, а потолок – безграничным небом.
Сегодня она была готова обнять весь мир просто потому, что появились люди, которые откликнулись на ее беду. Диана столько времени прожила, таща, словно камень в гору, свое несчастье, что сама стала превращаться в камень, лишенный эмоций. Без слез, без сочувствия, без надежды. Наверное, бог послал ей этого любознательного Илью, и соседку Алевтину, и Павла Ивановича, и даже вредную Зинаиду Львовну.
Диана решила, что обязательно отблагодарит Алевтину. Поможет ей преобразиться и наладить личную жизнь. Павла Ивановича она тоже поблагодарит и попросит прощения за то, что влезла в его квартиру. Как выразить свою признательность Илье, Диана еще не придумала, но сейчас с улыбкой вспоминала то, как в первую встречу испугалась его, приняв за дурного вестника. Раскладывать карты она умела, а вот читать их точно – нет.
Диана позвонила матери и поинтересовалась, как обстоят дела у сына. Мышонку не становилось ни лучше, ни хуже. Что же, отсутствие новостей иногда не так уж плохо. Диана договорилась с матерью о встрече, чтобы расспросить ее о фотоальбоме. И хотя мама сказала, что ничего о нем не знает, девушку это не расстроило: в конце концов, она просто покажет ей два снимка. А тайну, которую скрывает альбом, она разгадает с Алевтиной, Ильей и Евгением.
Поговорив по телефону, Диана стала торопливо собираться. Открыла шкаф и, увидев в нем балахоны, скривилась. Разом решившись, она вытащила их и бросила на диван. Улыбнулась, вспомнив, как ее подколол Илья насчет того, что она, «ясновидящая», не может узнать, где находится альбом. Прощай, образ «гадалки»! Диана завязала свои наряды в узел. Больше эти балахоны она не наденет.
Следом за балахонами настал черед масок, «космических» картин и амулетов. Диана сняла все со стен и положила в большую коробку – все это она вынесет на помойку. Все, хватит, хватит. Добрую часть жизни девушка прожила с детским страхом, что однажды превратится в ведьму, станет такой же безобразной, ужасной, злой, как ее прабабка. Никакая она не ведьма! Довольно жить с этим страхом и сгибать плечи, воображая, будто несет на них могильную плиту родового проклятия. Она спасет Мышонка и заживет полноценной жизнью. Разыскивать свою бывшую любовь, Германа, Диана не собиралась, у него своя жизнь, у нее – своя. Ей, если честно, сейчас и не нужно никакого другого мужчины, кроме сына. Ей хочется проводить с ним все свое время, двадцать четыре часа в сутки, обнимать, целовать, вдыхать детский запах его пшеничных волосенок, видеть, как он распахивает шоколадные глазенки, пробуждаясь ото сна. Диана заберет его из больницы, где он проводит большую часть своей жизни. У них будет крепкая семья – она и ее сын.
