— Извините, — буркнул Игорь, — но я не хотел…
— Ленка, я тебя очень прошу, извинись перед папой. Папа нервничает, волнуется не меньше тебя. В таком состоянии люди действительно становятся похожими на детей. И это, в общем, хорошо.
— Ладно, прости, — проныла Ленка.
— Федя, ты хочешь, чтобы я спокойно спала сегодняшнюю ночь?
— Хочу, — насупился Федор.
— В таком случае прости Игоря за его невольную бестактность и извинись перед ним за свою грубость…
— Но я!..
— Игорь очень хороший розыскник и отличный парень. Ты зря его обидел.
— Но он…
— Значит, ты не хочешь, чтобы я спокойно спала?
— А чего я такого сказал?..
— Федя, просто извинись, а я тебе как-нибудь все объясню, — тихо сказала Клавдия.
— Ладно, розыскник, не дуйся, виноват, держи кардан в знак мира, — широко улыбнулся Федор.
— Ну вот, — сказала Клавдия, оглядев всех с радушной улыбкой, — А теперь едем домой…
— А? Что я говорил?!
— Но по дороге заглянем на Лесную, — закончила свою мысль Клавдия.
23.49–00.37
— А ты мне больше мацы не привез? — Левинсон сидел в кресле и старался сдержать смех.
— Сала тебе свиного, а не мацы! — рявкнул Чубаристов, расхаживая по кабинету. — Ты небось стукнул опять. Это же надо, второй раз! Это уже не смешно, это позор какой-то. Они теперь над нами года три хохотать будут.
— Да ладно тебе, не кипеши. — Евгений Борисович махнул рукой. — Расскажи лучше, как все было.
Чубаристов плюхнулся за стол и схватил трубку зазвонившего телефона.
— Алло. Чубаристов… Нет, вы не туда попали. — Бросил трубку и зло огляделся по сторонам, как будто ища, на ком бы сорвать злость. — Как все было? — как в прошлый раз. Прямо с трапа под микитки — и в полицию. Я даже вякнуть не успел. — Чубаристов волком глянул на Левинсона. — Ты только пикни — я тебя на куски разорву.
— Молчу, Витенька, молчу. — Левинсон был почему-то горд за соплеменников, что они уже второй раз умыли российские правоохранительные органы. Пустячок, а приятно.
— Притащили меня туда и говорят: «Мы же предупреждали вас, господин Чубаристов, что вести какие-либо следственные действия на территории Израиля разрешено только израильским следственным органам». Я им говорю, что никакого следствия вести не собираюсь, что я прилетел просто арестовать этого Гольфмана и отвезти в Россию, что мы запрос послали. А они мне: «Да, мы получили ваш запрос, но это еще ничего не значит. Почему ваше начальство отправило вас, не дождавшись разрешения?» А я откуда знаю, почему мое тупоголовое начальство отправило меня, даже не дождавшись разрешения? Стою как идиот и ничего сказать не могу. Слава Богу, консул наш сразу же прискакал, вступился за меня, а то уже в кутузку сунуть собирались.
Снова зазвонил телефон.
— Алло. Чубаристов… Нет, вы не туда попали. Перезвоните.
— Так нам теперь что, этого Гольфмана не взять?
— Нет. — Чубаристов положил трубку. — Пока он не окажется в стране, с которой у нас есть договор о выдаче преступников. А до тех пор…
— Слушай, а новую фишку слышал? — Левинсон хлопнул себя ладонью по лбу.
— Какую?
— Да про нового Ли Харви Освальда. У вас там не передавали по телевизору?
— Нет… — Чубаристов рассеянно улыбнулся. — Не успели еще.
— Что ж они так неоперативно сработали?
— Так что это за Освальд?
— Да пришел в милицию какой-то бомж и говорит, что он является настоящим убийцей Кеннеди, представляешь?
— Ну и что? — Виктор Сергеевич пожал плечами и покосился на телефон. — Мало ли таких приходило?
— Но это же не все! — радостно воскликнул Левинсон. — Этот бомж принес с собой старый заграничный паспорт на свое имя, где стояла виза США, — как раз то время, когда Кеннеди грохнули. И знаешь, куда он ездил? Ни за что не поверишь — в Даллас. Там у него какие-то родичи. Он даже письма с собой от них принес.
— Ну, и что дальше?
— А дальше этот бомж с невероятной точностью изложил все обстоятельства убийства. И потребовал, чтобы его депортировали в Америку и там судили. Все менты со смеху просто по полу катались. Чего только не придумают, чтобы на халяву в Америку смотаться. Но и это не все. Бомж этот, когда его из ментовки выперли, пошел прямо в американское посольство, там его, конечно, приняли, разговаривали с ним дня три, даже, кажется, следователь приезжал из ФБР.
— Ну и чем дело кончилось? — Виктор зевнул.
— Ничем. Этот бомж, оказывается, раньше переводчиком был. В Ленинской библиотеке начитался книг про Кеннеди, их же много в свое время издавали, ну и решил взять это дело на себя. Хотел оказаться в Штатах. Там бы это дело года два продлилось, не меньше. Но фэбээровец его сразу расколол.
— Как?
— Вот это самое интересное. Мы потом этого бомжа допрашивали. Знаешь, на чем он его поймал? Он спросил, из какого оружия тот стрелял. Ну бомж, конечно, назвал винтовку, которую у Освальда нашли. А фэбээровец его сразу после этого за дверь и выставил.
— Так что же это получается? Кеннеди не из того оружия убили? — удивился Чубаристов.
— Получается еще круче. Получается, что ФБР об этом деле знает больше, чем остальные. Знает и говорить не хочет. Возможно, они даже настоящего убийцу знают, но называть не хотят..
— А зачем же тогда они сюда приехали? Если все знают, чего ж запали на этого переводчика?
— Это ты у них спроси.
Телефон зазвонил опять.
— Алло. Я же сказал, вы не туда попали! — рявкнул Виктор Сергеевич и бросил трубку.
— Кто ж так поздно? Шпионы? — Левинсон хитро ухмыльнулся.
— Ага, Моссад. — Чубаристов открыл папку и стал изучать какие-то бумаги.
— Ох ты! Засиделись мы! — глянул на часы Левинсон. — Жена меня просто съест с потрохами! Хорошо тебе, холостому-неженатому. — Левинсон грузно поднялся с кресла. — Побегу.
— Ну давай, пока. — Чубаристов не отрывал глаз от бумаг.
Когда Левинсон ушел, Чубаристов захлопнул папку и встал. Хотел выйти сразу за ним, но решил подождать немного.
Суббота. 00.48–01.59
Ехали действительно недолго. Только свернули — и на месте. Но это оказалось единственным удобством. Дом стоял на такой мудреной сигнализации, что Максу с его отравой здесь делать было нечего: не то что человек — таракан не проскользнет. Были на двери какие-то кнопки с цифрами и английскими подписями, а что они значили — непонятно.
— Ты же английский изучаешь, — обратилась к дочери Клавдия. — Ну-ка прочти.
— «Ringer», — прочла дочь не без труда.
— И что это значит?
— Ринг… ринг… М-м-м… Круг, что ли?
— Это, кажется, звонок, — догадался Игорь. И нажал кнопку. Реакции не последовало.
— Так, читай дальше.
— «Talk», — прочитала дочь. — Тальк, что ли?
— Это для боксеров, — догадался Федор. — Ринг и тальк. Тут боксеры живут.
— Ерунда, — неосторожно сказал Игорь. И нажал вторую кнопку. — Видите, никакого талька.
— «Answerer», — прочитала Ленка. — Не, не знаю.
— А не знаешь, не фиг кнопки жать! — вдруг прохрипело устройство.
— Простите, мы в двадцать вторую квартиру, — затараторила Клавдия.
— Кнопку нажми, — сказало устройство грубым голосом. — «Толк».
Клавдия нажала и повторила просьбу.
— Ишь ты, в двадцать вторую! — хихикнуло устройство. — А тебя звали?
— Нет, но я по делу.
— А сколько сейчас время, — безграмотно спросило устройство, — знаешь?
Клавдия глянула на часы и ойкнула — было около часу ночи.
— Завтра приходи. Неча тут, видели мы.
И устройство замолчало.
— Ну так, поехали домой, — скрыто торжествуя, сказал Федор.
— В двадцать вторую? — спросил вдруг кто-то мальчишеским голосом. Все четверо обернулись.
Перед ними, полускрываясь за углом, стояло непонятного пола существо в возрасте учащихся ПТУ. Волосы, брюки, кожанка, сигарета.
— Да-да, — сказал Игорь.
— К Николаеву? — спросило существо. Кажется, все-таки девочка.
— Да, — неуверенно сказала Клавдия.
— Нажмите «А», а потом десять. Откроется. — И существо смачно сплюнуло на асфальт. Нет, кажется, все-таки мальчик.
Дверь от указанных действий в самом деле отворилась.
— Так, Лена, Федор, ждите нас в машине, — приказала Клавдия.
— Ага, щас! — сказал Федор. — Я тебя одну не пущу.
— Я с Игорем.
— Это все равно. Ленка, марш в машину.
— Ты что, ее одну тут хочешь оставить?
— Я не останусь! Мне скучно, — заныла Ленка.
Клавдия махнула рукой.
— Пошли, только смотрите мне!
Двадцать вторая квартира была на втором этаже. Но лестницы были такие высокие, что все четверо тяжело дышали, когда остановились у резной, блистающей латунными ручками массивной двери.
