Да вы и сами знаете. Наверное, нечистый наткнулся на мальчишку в лесу, когда он грибы или ягоды собирал, а может, шалаш на дереве строил, ну и забрал нечистый парня себе. Оно ведь так и бывает, если нечисть тебя приберет, ты умираешь, а после похорон возвращаешься обратно служить темную службу. Вот и мальчик вернулся после смерти, домой пришел. Братья его хотели обратно в могилу закопать, да только я им помешал.
– Ну дела, – сказала Катя. – И часто у вас такое бывает?
– Да кто ж его знает. Видимо, бывает иногда, – и снова косой взгляд в темноту.
У Кати сердце дрогнуло. Не нравилось ей, когда Гоша так делал.
Далеко-далеко в ночи кричала птица. Где-то совсем близко хлопнула крыльями другая. Звуки ночью в лесу кажутся такими загадочными, будто это вовсе не птицы, а какой-нибудь потерявшийся в лесу человек зовет на помощь, или крылатое нечто сидит на верхушке сосны и глядит сверху, готовясь спикировать и уцепиться когтями кому-нибудь в шею.
– А хотите, и я вам расскажу страшилку? – спросил Даня. Он был самым младшим из них.
– Давай, – сказала Катя.
– Конечно, хотим, – поддержал Гоша. – Только у тебя вон, коленки трясутся. И зубы стучат.
– Я… я прр-р-росто немного замерз-з, – сказал Даня.
– Сядь поближе к огню, – предложила Катя.
– А поможешь мне бревно подвинуть? – попросил Даня.
Катя и Даня встали, подвинули бревно, на котором сидели, и устроились обратно, бок о бок. Они напоминали старшую сестру и младшего брата, хотя не были родственниками. Даня придвинул ладони к костру. Гоша поворошил угли, и огонь чуть поднялся, оживился.
Катя подкинула еще одно полено в костер.
– Так лучше? – спросила она.
– Теплее, спасибо.
Даня окинул их взглядом, вдохнул и начал свой рассказ.
***
В шестом классе у нас была учительница Вера Евгеньевна, она вела историю. Такая строгая, что мы боялись к ней на уроки ходить. Сидеть можно было только по стойке «смирно», если хоть чуть-чуть шевельнешься, она заорет, если посмотришь куда-то мимо доски, можешь получить линейкой по голове. Я даже почесаться боялся, думал, что она меня сразу повесит на плафоне.
Вера Евгеньевна всегда ходила в школу с чемоданом на колесах, знаете, с такими обычно в отпуск летают, а она на работу его таскала. И никогда его не открывала.
Когда я говорю, никогда, это значит НИКОГДА.
Ручки, мелки, учебники, тетрадки она хранила в ящике стола. Но чемодан был всегда при ней. Мы с парнями спорили, что у нее там, кирпичи или автомат. Интересно было посмотреть. Кто-то говорил, что у нее там сменные трусы или вообще взрослые подгузники. Говорят, есть такие, типа, взрослые тоже гадят в штаны.
Но из нас никто не решался даже близко подойти к этому чемодану. Мы боялись Веру Евгеньевну! Она была очень суровая. Чихать на уроках Веры Евгеньевны было запрещено. Однажды Оля Бабахина чихнула, и Вера Евгеньевна заорала:
– Ты что, тварь! Не знаешь, что в Библии написано: не убей, не укради, не блюй! Не надо мне тут чихать в классе!
Кто-то Оле шепнул «будь здорова». Вера Евгеньевна услышала – у нее уши были даже на затылке. Она тут же вычислила взглядом Вику Чабурину и выгнала ее из класса.
Однажды Саня Калугин пустил голубка прямо на ее уроке. С Саней вечно что-то случается, то он возьмет учебники брата вместо своих, то штаны наоборот наденет, то забудет зубную пасту с лица смыть, ну просто ходячий каламбур. Когда он пукнул, весь класс смеялся. В следующую секунду все замолчали, потому что Вера Евгеньевна налетела на нас, как коршун. У нее и фамилия вроде была Коршунова. Она заорала, руки растопырила, когти выпустила, завизжала, затряслась.
– Заткнитесь! Ублюдки! Заткнитесь! Короеды!
Слюни так и летели изо рта. Я думал, что она нас всех сожрет, откроет пасть, и окажется, что у нее там акульи зубы и что рот растягивается, как у питона.
Вера Евгеньевна схватила Саню за воротник и потащила к выходу. Весь класс молчал. Никто не смеялся. Все знали, что если училка истории тащит тебя в учительскую, то тебя, считай, нет больше в школе. Она никогда просто так не отпускала провинившихся, не давала им жизни, не давала даже вздохнуть без разрешения. Как было с Димоном Буньковым. Однажды он нагрубил ей прямо на занятии, и она оставила его после уроков. Потом он неделю заикался, а затем пропал. Старшие сказали, что Димон сбежал от родителей, но мы вскоре узнали, что он никуда не сбегал…
Вера Евгеньевна потащила Саню к двери, а он кричал и вырывался. И как-то он так резко дернулся, что пролетел несколько метров и грохнулся прямо на ее чемодан. Тот упал на бок, и у него отщелкнулся один замок. Вера Евгеньевна надулась, как жаба, лицо покраснело, глаза чуть не вывалились из глазниц. Она вцепилась в чемодан и судорожно закрыла замок. А потом зашипела, как кошка, страшно зыркнула на Саню, прищурилась, что-то сказала и убежала вместе с чемоданом. Мы так до конца урока и сидели в классе, боялись слово произнести, вдруг она подслушивает из-за двери. Досидели до звонка и ушли. Это был последний урок для Сани Калугина. Никто его больше не видел.
Кроме нас с Лехой.
Мы с Лехой гуляли как раз в этом лесу. Тут, кстати, неподалеку. Искали шалаш мальчишек постарше. Леха сказал, что одиннадцатиклассники из прошлого выпуска построили такой крутой дом на дереве, в два этажа, с тремя комнатами. Мы хотели его найти, начертить план такого же дома и построить сами.
В итоге, мы нашли Саню.
Мы шли через лес, как раз за старым кладбищем, увидели нашу училку – Веру Евгеньевну – и спрятались в кустах. Мы еще подумали, если она не стесняется нас бить в школе при свидетелях, то что она может сделать с нами, когда мы встретимся в лесу?
Она тянула свой чемодан, будто в нем и правда были кирпичи. Мы решили проследить за ней и очень осторожно перебегали от куста к кусту. Так мы шли за ней долго. Она прошла старое кладбище,
