– Знаешь его?
– Наин, – ответил брави. Коротко. И честно.
В самом деле, откуда Джеймс Банд мог знать сотрудника эзотерической службы СС?
– Ладно, – задумчиво проговорил офицер. – Разберемся. И все проверим.
Гауптштурмфюрер сунул «вальтер» в кобуру, поднял меч Бурцева. В другую руку взял клинок фон Хохенлоха.
– Я должен встретиться с вашим гроссмейстером, – напомнил Бурцев.
– Встретитесь, господин фон Хохенлох. Обязательно встретитесь, как только хм… наш гроссмейстер сочтет нужным. Он сейчас занят. Там… – немец кивнул на запертую решетку. – В камере допросов…
Очень хорошо! Можно сказать, цель почти достигнута.
– …господин рейхсфю… э-э-э… гроссмейстер беседует с пленницей, обладающей ценной, очень ценной для нас информацией. До конца допроса он приказал его не беспокоить. Нет, я, конечно же, доложу о вас. Но не раньше, чем вы расскажете все, что вам известно. Можете начинать прямо сейчас. Итак…
Бурцев шагнул к решетке. За крепкими стальными прутьями тянулся небольшой коридорчик. Глухие – ни окошка – стены. На противоположном конце коридора – одна-единственая дверь. Судя по всему, такая же массивная и звуконепроницаемая, как та, что запер за ними гауптштурмфюрер. Правда, в двери за решеткой имелось смотровое окошко для наблюдения за узником. Небольшое и наглухо закрытое металлическим щитком.
Там, там, там… Там должна быть Аделаидка! Слава богу, топхельм громоздкой шапкой-невидимкой по-прежнему скрывал от окружающих его истинные чувства. Автоматчики охраны смотрели на обезоруженного рыцаря с любопытством и без опаски.
– Итак, фон Хохенлох, – поторопил гаупт-штурмфюрер, – вы утверждаете, что…
– Я пришел сюда говорить не с вами, – процедил Бурцев. – Мне нужно…
– Вы будете делать то, что нужно нам, магистр, – холодно перебил офицер. – Здесь не орден Святой Марии. Так что мой вам совет – не упрямьтесь. Я должен знать, ради чего прерываю важный допрос и отвлекаю господина рейхсфюрера.
– Но время!
– Мы находимся в таком месте, где время уже не является абсолютной категорией, господин фон Хохенлох. Время подождет.
Ох, и упертый же тип!
– Не подождет, – тряхнул топхельмом Бурцев. – Это важно. Очень. Речь идет об «атоммине», брат во Христе, и о цайт-тоннеле…
– Что-о-о?!
Тяжелые клинки в руках мешали гауптштурмфюреру. Эсэсовец бросил мечи. Металл грохнул о бетон.
– Что вам известно об «атоммине», фон Хохенлох?! Что вы знаете о цайт-тоннеле?! Откуда?!
«Вальтер» снова выскользнул из кобуры…
Прокол! А за базаром надо было следить, Васек! И думать! Вряд ли Хранители Гроба посвящали тевтонского магистра в тайну «атоммине». Да и «цайт-тоннель» тоже странновато как-то звучит в устах средневекового рыцаря… В старонемецком, наверное, и понятий таких нет.
– Джеймс, работаем!
Глава 70
Сообразительный брави уже извлек из рукава их единственный козырь. Ударил. Кольтелло вошел под левую лопатку гауптштурмфюрера. Вошел и вышел… Со стороны могло показаться, будто «брат Рудольф» просто дружески похлопал эсэсовца по спине.
Еще прежде, чем офицер повалился на пол, нож брави мелькнул в воздухе. А метать ножи Джеймс тоже мастер. Маленький, прекрасно сбалансированный клинок по рукоять вошел в правый глаз автоматчику, что стоял справа.
Эсэсовец осел – медленно и неуклюже. Готов!
Левый охранник был ближе к Бурцеву. В каких-то двух-трех метрах. Бурцев занялся им сам. Вплотную. Ну, то есть очень вплотную.
Короткий – в пару шажков – разбег. Прыжок в лучших традициях сумо. И всей тяжестью обвешенного железом тела – на врага. Он навалился, припечатал гитлеровца к решетке – тот аж прихрюкнул. Тевтонский топхельм звякнул о фашистскую каску. Охранник дернулся, попытался высвободить прижатый к животу МП-40.
Не вышло: Бурцев шарахнул латными рукавицами по рукам противника. Вскрик. Ладони эсэсовца отлипли от «шмайсера». И почти сразу же Бурцев почувствовал тычок под левый бок. И второй, и третий…
Придавленный, придушенный немец пыхтел и яростно колол кинжалом-динсдольхом. Искал вслепую уязвимое место на доспехе противника. И бил, бил… К счастью, эсэсовский кинжал – не мизерикордия с узким граненым клинком, созданным специально, чтобы разрывать кольчужные звенья и прокалывать сочленения лат.
Бурцев развернулся, подпер трепыхающегося немца наплечником. Перехватил руку с кинжалом, вывернул запястье. Динсдольх выпал и…
Подсечка, толчок…
Фриц провел простой прием быстро и неожиданно. И ничего тут поделать было нельзя: в доспехах Бурцев чувствовал себя медлительным и неповоротливым, как бревно. Да еще эти долбаные шпоры!
Он упал со звоном и грохотом. Встал сразу, не разлеживаясь. Встал, ожидая «шмайсеровской» очереди в упор. А очереди все не было. Зато…
Черная балохонистая фигура Джеймса коршуном налетела на автоматчика. А уж брави, в отличие от Бурцева, атаковал не с пустыми руками. Рукоять кольтэлло все еще торчала из глазницы убитого охранника, и Джеймс размахивал окровавленным мечом. Тем самым, что у Бурцева изъял гауптштурм-фюрер.
Эсэсовец машинально подставил под удар «шмайсер». Немецкий рыцарский клинок и немецкая оружейная сталь столкнулись. Послышался тошнотворный скрежет. На лезвии меча появилась новая щербина. С МП-40 посыпались детали. Стрелять эта штуковина теперь вряд ли будет.
А Джеймс рубил снова: представитель папских спецслужб спасал в лице Бурцева ценный источник информации. И расчищал путь к другому – еще более ценному источнику. К гроссмейстеру-рейхсфюреру.
Брави наступал. А эсэсовец… Что ж, парня неплохо обучали рукопашному бою. Но не с противником, вооруженным полуторным мечом.
Изрубленный «шмайсер» отлетел в одну сторону. Сбитая каска – в другую. Решетку щедро окропило красным. Пачкаясь в горячей липкой крови, Бурцев дернул стальные прутья. Заперто! Как и следовало ожидать. Потряс. За-пер-то! Вот замок, вот замочная скважина, и голыми руками эту преграду не одолеть. А ведь за ней, быть может, уже пытают Аделаидку!
Мысль эта приводила Бурцева в состояние, близкое к помешательству. Он зажмурился, пытаясь вызвать перед мысленным взором образ Агделайды Краковской. Незримая связь между шлюссель-меншами установилась мгновенно. Бурцев будто стоял перед чисто вымытым стеклом. В шаге, в полшаге… И смотрел, не в силах ничего более предпринять. И видел…
Сейчас той непроглядной тьмы, как в прошлый раз, не было. А его Аделаидка… Беззащитная. Растерянная. Обозленная. Обнаженная. В цепях. В каменной нише. В пятне электрического света. Он чувствовал ее стыд, ужас, отчаяние и ненависть.
Рядом – ухмыляющийся тип в черной эсэсовской форме, в круглых очках. Эсэсовец тянет руку в белой перчатке к груди малопольской княжны, трогает своей лапой нежную упругую кожу со старым шрамиком под левым соском… У-у-у!
Он открыл глаза, чтобы скрыть от себя все это. Ибо это было уже выше его сил. Рассудок стремительно сдавал позиции, и Бурцев действовал, повинуясь одним лишь эмоциям. Исступление, остервенение, безумие – и ничего больше!
Динсдольх обезглавленного эсэсовца – в замочную скважину. Вряд ли с такой убогой отмычкой выйдет что-то путное, но хотя бы попытаться… пр-р-ровернуть… Дзинь-к! Кончик кинжала обломился, остался в замке. Проклятье! Бурцев грохнул окольчуженным кулаком по решетке. Застрявший кусочек металла вывалился из скважины. Нет, так не пойдет, так – дохлый номер.
Он обернулся, поискал глазами. Кольтелло брави больше не торчал из глазницы мертвого эсэсовца. Сам Джеймс возился над трупом гауптштурмфюрера. Мародер!
Под руку попался… Ага! А если так?
Бурцев поднял меч фон Хохенлоха. Всадил в щель между решеткой и косяком – там, где замок входит в пазы. Надавил… Клинок изогнулся дугой и… Хрясь! Меч напополам. Ладно… Бурцев потянулся к «шмайсеру». Расстрелять, на фиг, замок – и дело с концом! Даже если звукоизоляция местных застенков на такое не рассчитана – плевать! Плевать, если сбежится весь хронобункер!
– На вот, попробуй лучше этим, русич…
В протянутую руку легла связка ключей. Брави насмешливо кривил губы. А гауптштурмфюрер лежал на спине с вывернутыми карманами. Ну да, все гениальное просто…
Бурцев схватил ключи с жадностью наркомана, дорвавшегося до долгожданной дозы. Связка дергалась, как живая. Выскользнула из латной рукавицы, упала. Бурцев ругнулся, поднял…
– Давай я? – предложил Джеймс.
– Пошел ты… – огрызнулся Бурцев.
Он звенел металлом о металл, судорожно подбирая ключ. Подошел третий. Самый большой.
Ключ повернулся трижды. Решетка сдвинулась в сторону.
Забыв об оружии, забыв о спутнике, забыв об «атоммине» и о хронобункере, обо всем на свете забыв, Бурцев бросился в коридор. Побежал, громыхая доспехами и шпорами. Уткнулся в дверь. Припал, прильнул. Не удержался – откинул щиток смотрового окошка.
