По поводу четвертого сомнения
Четвертое сомнение автора заключается в следующей мысли: бог дает существование телам; значит, он мог также вложить в тела движущую силу. Однако следствие такого рода недостаточно обосновано. С потенцией дело обстоит иначе, чем с существованием. Давая телам существование, бог ничего не умаляет в своей славе; но, если бы он дал им истинную потенцию, он дал бы им возможность разделить его славу. Я бы хотел, чтобы он мог это сделать: однако, быть может, он этого и не сделал. Когда мы исследуем, что же это такое — движущая сила, мы не сталкиваемся ни с малейшим признаком, который свидетельствовал бы, что бог вложил ее в тела. Ведь эта движущая сила должна была бы быть либо модусом, либо субстанцией. Если бы это была субстанция, нужно было бы, чтобы одна и та же субстанция либо была поделена между бесконечным числом тел, либо чтобы в каждый данный момент создавалось бесконечное число субстанций подобного рода: то и другое одинаково нелепо. Если движущая сила — это модус, здесь содержится противоречие, заключающееся в том, что она передается от одного тела к другому: ведь модус — это всего только субстанция того или иного свойства. Таким образом, следует вернуться к сказанному выше, а именно к тому, что движущая сила есть не что иное, как воля творца, который в случае столкновения двух тел непременно сообщает им движение.
Кроме того, судить я могу только о том, что я вижу; выводы же я могу делать лишь относительно того, что я понимаю. Но ведь когда два тела сталкиваются между собою, я вижу только толчок. И потому я могу вынести суждение лишь о том, что эти два тела между собою столкнулись. Я постигаю необходимые связи лишь между божественными произволениями и их действиями. Поэтому я могу признать один только этот принцип, прекрасно устроенный и проверенный, состоящий в том, что одна лишь божья воля есть движущая сила тел; и естественно, что из всякого иного принципа можно с легкостью извлечь как раз весьма пагубные следствия.
Итак, автор должен иметь в виду, во-первых, что нет никакой необходимости, для утверждения системы окказионализма, знать, каким образом бог дарует своим творениям существование;
во-вторых, что бог не может иметь иной цели, кроме самого себя, и потому он не мог действовать иначе как во имя собственной славы;
в-третьих, что мудрость замысла заключается не в том, чтобы воплотить его полностью, а в том, чтобы довести его до совершенства наиболее простыми путями: что же касается полноты воплощения замысла, то это бывает результатом могущества;
в-четвертых, что у бога нет иного замысла, кроме построения вечного храма, и что при этом он пользуется особыми, исключительными путями лишь в тех случаях, когда обычные пути не способствуют воплощению его замысла или того, что он осознает себя обязаннымсделать. Ведь порядок, посредством которого он все соотносит с самим собою, — это закон, которому он нерушимо следует;
в-пятых, что единообразие воздействия бога — это единообразие разумения и мудрости: поэтому он не может не предвидеть все детерминации движения тел и произволений жизненных духов, а также действия всего этого: именно после такого предвидения он установил законы, которым так неуклонно следует, — те самые всеобщие законы, весьма хорошо постижимые, которые вносят в его воздействие максимальное единообразие;
в-шестых, что в природе тел не заключено обладание движущей силой, ибо эта последняя имеет своим истоком лишь божью волю; тела по своей природе могут быть движимы бесконечным числом способов, ибо движение какого-либо тела есть не что иное, как такое-то состояние данного тела. Таким образом, сообщая телам движение, бог не предъявляет им никаких сверхъестественных требований;
в-седьмых, что пример, который приводит автор — тело, посылающее свет путем его преломления или отражения, — разрушает всю его аргументацию, ибо упомянутое тело просто состоит из частей, расположенных таким образом, что расположение это детерминирует проекцию лучей в определенном направлении — так же точно, как толчок детерминирует волю бога;
наконец, в-восьмых, что всегда следует проверить смысл утверждений какого-либо автора, раньше чем делать ему возражения: в противном случае все рассуждение оппонента окажется бесполезным; и, поскольку в таком случае обычно приходится сражаться лишь с призраками, все, что при этом говорится, оказывается галиматьей. Маленькая книжка, на которую я отвечаю, являет тому отличный пример. Автор сам допустил, чтобы ему это сказали: он далеко не всегда сохранял скромный вид, который принял в начале своего сочинения. Если питаешь искреннее намерение что-либо познать, никогда не надо впадать в дидактический тон и еще менее следует подражать некоторым философам, не терпящим того, что философия приближает их к богу, и желающим под видом ложной почтительности скрыть отсутствие вкуса к тому, что должно быть единственным объектом наших усилий.
Письмо автора «Сомнений» господину***, написанное с целью дать ответ на одно из предложенных ему возражений
Я бы не хотел, месье, даже ради всей метафизики мира, упрекать Вас в том, что Вы дали ответ на одно из моих доказательств. Было бы в высшей степени смешно, если бы абстрактный, умозрительный вопрос относительно системы случайных поводов был вправе возбуждать бури и страсти в человеческом сердце: когда же, наконец, станем мы хладнокровными? Иногда, видя, как наши великие люди язвительно препираются между собой и, что еще хуже, проявляют при этом очень мало добросовестности и чистосердечия, я восхищаюсь их способностью рассуждать и испытываю жалость к самому их рассудку. Они говорят о философии, но говорят при этом не так, как должны это делать философы.
Вы утверждаете, что я сделал сомнительное допущение. Я не стану педантично отвечать на все то, что Вы пишете: это вызвало бы к жизни спор, в котором читающая публика ничего бы не поняла и в котором, быть может, мы сами не поняли бы друг друга. Будет лучше, если я представлю в новой форме, могущей предвосхитить Ваше возражение, доказательство, которое Вы считаете ложным в моей книге «Сомнений».
Поскольку, согласно теории отца Мальбранша и Вашей, у тел нет никакой силы, которая могла бы передавать от одного тела к другому, при их столкновении, движения, полученные ими от бога, и поскольку из-за этого нужно было, чтобы бог учредил случайный повод для сообщения движения телам, он мог учредить в качестве такого случайного повода что-либо иное, а не обязательно толчок: ничто ведь не может быть случайным поводом к чему бы то ни было по самой своей природе. Наоборот, случайный повод, как таковой, может быть только учрежден. Итак, я предполагаю следующее: пусть бог, вместо того чтобы учреждать толчок в качестве случайного повода для передачи движений, учредит такой случайный повод, как взаимное расхождение двух тел на определенную дистанцию друг от друга — например, на расстояние отрезка, представляющего собою среднее пропорциональное между диаметрами этих двух тел. Тогда весь порядок материальной Вселенной будет основываться на этом новом принципе.
Итак, если далее я начну исследовать вопрос о случайных поводах согласно методу, которого я придерживался в главе III моих «Сомнений», то я спрошу: «Действительно ли является расхождение между собой двух тел на указанную дистанцию случайным поводом для взаимной передачи движения?» И для того чтобы выяснить этот вопрос, я предположу, что, до того как бог издал повеление, согласно которому было учреждено это предполагаемое взаимное расхождение двух тел как случайный повод для передачи ими друг другу движения, бог просто пожелал сдвинуть с места два тела, А и Б, поскольку ничто вне него самого этому не препятствовало.
И тогда я найду, что два тела, А и Б, в течение целой вечности будут двигаться без всякого изменения. И сколько бы я ни понимал, что они расходятся между собою на расстояние, являющееся средним пропорциональным между их диаметрами, я никогда не постигну, что это расхождение имеет какую-либо естественную и необходимую связь с изменением в их движениях.