Лаки раздраженно посмотрел на двадцатидолларовую купюру. Та была новенькой и хрустящей. Такие обычно носит в бумажниках солидная публика. Насколько ему было известно, такое отребье, как Уиллис, таскало в карманах лишь замусоленные бумажки – под стать грязным делишкам, которые они проворачивали. И если Уиллис оставил официантке хрустящую двадцатидолларовую банкноту, то можно было только догадываться, откуда она взялась, и наверняка не одна. Судя по всему, ему в лапы приплыла изрядная сумма денег, иначе откуда такая не свойственная ему щедрость? Ведь ни для кого не секрет, что Джин Уиллис редкостный скупердяй.
– Туанетта утверждает, что у него их была целая пачка толщиной с хвост аллигатора. Лично я крайне сомневаюсь, что он заработал эти деньги продажей Библий. К тому же его не было здесь с той самой ночи, когда ты продырявил его лодку, чтобы он не крал у людей их лангустов. Кто-то платит ему немалые денежки… – Мутон пожал плечами и в очередной раз вытер потный лоб. – Сдается мне, здесь что-то нечисто. А ты что скажешь?
Лаки уставился на двадцатидолларовую банкноту и даже машинально потер ее между пальцами. По всей видимости, это был расчет за лесной пожар. Но если это так, то Уиллис и Перре были бы здесь, попивая разбавленный виски или играя в карты в задней комнате. Нет, это плата за что-то еще – нечто такое, чем они занимаются в данную минуту.
– Ты, часом, не в курсе, что они замышляли?
Скитер нахмурился и покачал головой:
– Одно могу сказать: ничего хорошего. Уиллис что-то там говорил, что у него свидание с одной дамочкой. Я тогда не придал значения его словам. Подумал, что он врет. Потому что какая женщина, если она в своем уме, станет с ним встречаться?
Шелби, сделал вывод Лаки. Серена права. Ее сестра вряд ли сама устроила бы пожар. Уж слишком грязная эта работа, слишком тяжелая. Шелби сочла бы ее ниже своего достоинства. А вот нанять кого-то, кто бы взялся за такую грязную работенку, – это всегда пожалуйста. И вот теперь она платила этим мерзавцам за что-то еще.
– Они выскользнули отсюда и направились к воде, – добавил Скитер и, качнув головой, усмехнулся. В глазах его мелькнул огонек. – Ты, приятель, тогда неплохо проветрил Уиллиса. Сдается мне, ему никогда не залатать всех тех дыр, что ты в нем оставил.
Блондинка, которая, на их счастье, в течение нескольких минут хранила молчание, услышав имя Уиллиса, встрепенулась и навострила уши. Она подалась вперед, ближе к Скитеру. При этом вся изогнулась, чтобы Лаки мог в очередной раз оценить размер ее бюста.
– Вы знаете Проныру Джина? Вот уж кто сукин сын, каких свет не видывал.
С этими словами блондинка откинула голову назад и хохотнула, вернее, заржала, как лошадь.
Лаки медленно повернул голову. В глазах его мелькнул нехороший блеск, который заставил не одного посетителя бара отодвинуться чуть подальше. Блондинка же лишь подмигнула ему и расплылась в улыбке.
– А ты откуда знаешь Уиллиса, chere? – вкрадчиво поинтересовался Лаки.
– Ну, я его знаю как облупленного, – ответила блондинка и, в очередной раз издав ржание, хлопнула Лаки по руке. – Это он отправил меня к тебе, красавчик. Сказал, что тебе наверняка нужна женщина, потому что твоя собственная собралась в далекое путешествие. – С этими словами она одарила его своей самой ослепительной улыбкой и положила руку ему на бедро. – Напомни мне потом, чтобы я не забыла его поблагодарить.
Внутри Лаки все окаменело. Он пробормотал по-французски молитву и, вцепившись пальцами в край столешницы, медленно, покачиваясь, словно пьяный, поднялся с места.
Глава 18
Моторка неслась по болоту со скоростью, которая не сулила ничего хорошего даже среди бела дня. Русло полно коряг и сломанных веток, стволы кипарисов скрыты высокой водой. Однако Лаки прибавил газу и, повернув руль сначала вправо, а затем влево, легко обогнул торчащее из воды бревно. Взгляд его был устремлен вперед, чтобы вовремя заметить очередное препятствие. Болото он знал как свои пять пальцев. Все, что ему было нужно, – это нарисовать в голове маршрут и успеть за считаные секунды увернуться от очередной коряги.
Из бара он выскочил, словно преследуемый дьяволом. Запрыгнув в пирогу, замешкался лишь на мгновенье, чтобы схватить сумку, после чего завел мотор и устремился вперед. Сейчас на нем были очки ночного видения, позволявшие более-менее четко видеть окружавшие его заросли, потому что скорость, на которой его моторка летела по протокам, превращала все вокруг в смазанное пятно. В кобуре была верная 9-миллиметровая «беретта». Лаки, пожалуй, предпочел бы ружье, но такового он в пироге не хранил, а времени, чтобы захватить его с собой, у него не было.
Как только разрозненные фрагменты сложились в его голове в цельную картину, он понял: дорога каждая секунда. То, что выяснилось в Шансон-дю-Терр, подтвердило его худшие опасения. Одиль видела, как Серена вышла из дома и направилась по дороге к дому Арно. В свою очередь, дочка Арно видела, как она пошла дальше, к протоке. В конце дороги, что тянулась вдоль воды лежала брошенная ею сумочка, а рядом – какая-то банка.
Значит, теперь она попала в лапы к Уиллису и Перре. Лаки казалось, что он представляет себе, куда уволокли ее эти двое. У Джина Уиллиса имелась на болоте хибара, где он держал своих боевых петухов. По идее, это было секретное место, и Уиллис наверняка уверен, что никому и в голову не придет искать Серену там. О том, что Лаки известно об этой его дыре, Уиллис как-то не задумывался. Равно как не сомневался он и в том, что Лаки клюнет на прелести пышногрудой блондинки. Так что эффект неожиданности на его стороне. Оставалось лишь надеяться, что Лаки не опоздает.
Стоило ему представить себе, как Уиллис и Перре тянут к Серене свои мерзкие лапы, как глаза ему застилала ярость. Ему стоило немалых усилий, чтобы выбросить эту картину из головы. Его душил гнев. Гнев мешал рассуждать трезво, мешал принимать взвешенные решения, грозя захлестнуть его с головой. Нет, даже самый праведный гнев лучше держать в узде. Вряд ли он чем-то поможет Серене, если ворвется к ней, подобно обезумевшему зверю.
Лаки задействовал все свои старые навыки и инстинкты, лишь бы обуздать клокотавшую в нем ярость, лишь бы взять себя в руки и выудить из закоулков души непробиваемое спокойствие. Потому что иначе он провалит это дело. Ему же во что бы то ни стало нужно провести моторку через болото. Он найдет Уиллиса и Перре. Он убьет их за то, что они прикасались к этой женщине.
Его женщине.
Потому что он любит Серену Шеридан. Раньше он пытался это отрицать. Но теперь, зная, что жизнь ее в опасности, взглянул на их отношения другими глазами. Чувства, которые он к ней испытывал, не сводились лишь к физическому желанию. Причем с самого начала. Увы, это открытие его мало обрадовало. Более того, наполнило его отчаянием. Ведь что он может предложить этой женщине? Ничего. Кто он такой? Физическая оболочка, которая разве что переходит из одного дня в другой. Разве может такой человек взять на себя ответственность, тем более ответственность за семью? Нет, ему ничего не нужно. Любовь – это обуза. Она ничего не изменит к лучшему.
В самый последний миг увернувшись от очередной коряги, Лаки негромко выругался. Любовь лишь мешала ему делать свое дело. Не прояви он осторожности, погубил бы и себя, и Серену.
Протока плавно сворачивала к востоку. Лаки уменьшил газ. Мотор с рева перешел на урчание, а потом и вообще умолк. Отсюда он пойдет пешком. Лаки подвел лодку как можно ближе к берегу, отключил мотор, вынул ключ зажигания и положил его в карман камуфляжных брюк. Лодку он привязал к плакучей иве, а сам прыгнул на берег.
Беззвучно, словно пума, каджун двинулся через лес. В голове тотчас всплыли воспоминания других его миссий. На какой-то миг его нос ощутил запах тропического леса, в ушах возник звук далекой перестрелки. Он чувствовал, что сознание изменяет ему, и усилием воли вернул себя к действительности. Если когда и был момент, когда ему требовалась ясность ума, так это сейчас. Вытащив из кобуры «беретту», он ощутил в руке знакомую тяжесть и двинулся через заросли.
Ночь была теплой и тихой, воздух напоен ароматами жимолости и влажной земли. Трели лягушек и жужжание насекомых сливались в один нестройный хор, который разносился над всем болотом. Лаки прислушался в надежде уловить другие звуки. Уиллис наверняка оставил Перре стоять на часах. Но нет, ночную тишину нарушали лишь обычные звуки леса. Никаких выстрелов. Никаких криков.
Последняя мысль отозвалась комком в горле. Mon Dieu, ему было страшно представить Серену в лапах этих мерзавцев, страшно представить, какие муки она вынуждена терпеть. Потому что эти двое – и Уиллис, и Перре – настоящие звери, жестокие, хитрые, гнусные. Боже, с каким удовольствием они станут ее запугивать – лишь потому, что такова их подлая натура. Зная же, что она его женщина, эти подонки не остановятся ни перед чем. Они заставят ее заплатить за все, что он сделал, чтобы воспрепятствовать их черным делам.
