Но в Ломакине скульптор был оригинал. Возле простой невысокой пирамидки сидел каменный мужчина в темной куртке и кепке. Руки он положил на колени и тревожно всматривался в мою сторону. Нельзя было не признать – статуя выполнена отличным мастером, смотрится как настоящий человек, даже глаза поблескивают, наверное, в голову вставили какие-то особенные штучки. Даже удивительно, и откуда в бедной деревеньке нашлись деньги на такой монумент, да он намного лучше всего, что понатыкано по Москве…
Я поравнялась с обелиском, и в то же мгновение «солдат» повернул голову.
– А-а-а, – вырвалось из моей груди, – привидение, вурдалак, упырь, помогите, спасите! Отче наш… Аминь!
Но призрак не думал рассыпаться. Наоборот, он начал медленно подниматься.
– На помощь, – перешла я на шепот.
Господи, давным-давно собираюсь пойти в церковь и принять крещение, да все недосуг, и креста на мне нет! Ой, мамочка, помоги!
Тут чья-то сильная рука опустилась мне на плечо, и некто четко произнес:
– Перестань орать!
От неожиданности я завизжала на такой ноте, которую не взять и кастрату.
– О-о-о, денег никаких нет, только билет на электричку туда-сюда и пятьдесят рублей. Хочешь – делай со мной что угодно, сама разденусь, только не убивай, у меня дети!
– Билет туда-сюда, – передразнил странно знакомый голос. – Кто бы мог предположить, Лампа, что ты такая эротоманка, бежишь в кусты с первым попавшимся парнем, а еще арфистка, интеллигентная дама.
Я резко повернулась и вновь заорала:
– Родион!
– Да замолчишь ты наконец! – вышел из себя Гвоздь. – Бога ради, заткнись и слушай меня.
Я зажала рот руками.
– Раздевайся! – велел Родион.
– Зачем?
– Некогда объяснять, быстрее, куртку, шапочку, джинсы… Китаец, иди сюда.
Парень, которого я приняла за памятник, беззвучно приблизился и тоже начал разоблачаться.
– И что мы с ним сейчас тут будем делать? – поинтересовалась я, клацая зубами от холода. – А колготки снимать?
– Все-таки ты, Лампа, явно со сдвигом на сексуальной почве, – вздохнул Родион, – чулочки оставь, на…
Он протянул мне одежду парня:
– Зачем?
– Одевайся!
Через пару минут мы стояли друг против друга – я и юноша, которого Гвоздь назвал Китайцем. Он и впрямь походил на жителя страны Великой стены – малорослый, щуплый, только глаза не раскосые, а большие и выразительные.
– Давай, Китаец, двигай, – велел Родион и, выхватив из моих рук сумочку, сунул ее юноше.
Тот молча исчез в темноте, словно растворился. Тут только я опомнилась.
– Как ты сюда попал?
– Потом, все потом, – ответил Гвоздь и приказал: – Пошли!
Мы свернули на другую дорожку и как-то быстро оказались за оградой кладбища, прямо на шоссе. Там стояла большая блестящая иномарка с тонированными стеклами. Гвоздь впихнул меня на заднее сиденье, сам сел возле шофера и коротко бросил:
– Миша, дай ей кофе с коньяком.
Водитель открыл термос, наполнил пластиковую чашечку и ласково спросил:
– Бутербродик желаете? С осетринкой?
– Да что происходит, в конце концов? – заволновалась я.
– Потом, – тоном, исключающим любые споры, отчеканил Родион, – имей терпение!
Потекли минуты. Наконец раздался легкий стук. Родион приоткрыл дверь. Стоявший у автомобиля парень, не Китаец, другой, абсолютно мне неизвестный, тихо произнес:
– Все.
– Поехали, – бросил Родион.
Машина, сыто заурчав, покатилась по шоссе.
– Мы куда? – не выдержала я.
– В Вихрево, – спокойно пояснил Гвоздь.
– Но меня ждет на Октябрьской улице в доме восемнадцать Ольга Кац! У нее дневник…
– Знаю, – прервал Родион, – не волнуйся, дама едет с нами.
– Где?
– В другой машине.
Я обернулась. Сзади, светя фарами, двигался еще один автомобиль.
– Ты бы подремала, – предложил Гвоздь, – ложись на сиденье, укройся пледом и бай-бай. Утро вечера мудренее.
То ли я очень устала, то ли в кофе налили не только коньяк, но моя голова внезапно стала невероятно тяжелой, и я рухнула на кожаные подушки.
Глава 28
Как мы доехали до Вихрева, я не помню. Меня вытащили из машины и буквально внесли в комнатку. Какая-то женщина стащила с меня чужую, пахнущую табаком одежду и помогла лечь в кровать. Затем, проявив материнскую заботу, подоткнула одеяло.
– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, как каменеют руки и ноги.
– Спи спокойно, детка, – ласково ответила тетка.
И через минуту заорала:
– Эй, Лампа, вставай!
От неожиданности я резко села. Одеяло свалилось на пол. В незавешенное окно бил яркий солнечный свет.
– Вставай, – повторил Родион, – давай умывайся и спускайся в гостиную, все ждут.
– Кто? – пробормотала я, тряся плохо соображающей головой.
– Там увидишь! – загадочно ухмыльнулся Громов и спросил: – Соблазнить решила?
Тут только я сообразила, что сижу перед ним в крохотных трусиках.
– Ой! – взвизгнула я и прикрылась подушкой.
– Проснулась? – спросил Родион. – Теперь, поторопись.
В роскошно оборудованной ванной я попыталась привести себя в порядок, но как прикажете это сделать, когда из подручных средств только расческа? Правда, мою одежду кто-то выстирал, и она аккуратно висела на кресле, распространяя запах ополаскивателя «Ленор».
Плюнув на внешний вид и сгорая от любопытства, я сбежала на первый этаж и пошла по коридору на звук возбужденных голосов.
В большой комнате сверкал накрытый стол. Возле каждой тарелки выстроились шеренги бокалов и рюмок. В центре красовались блюда с колбасами, сырами, зелень, помидоры, джем и тосты. Но гости еще не приступали к трапезе. Я огляделась. Так! Андрей и Валерия Корчагины, причем вид у них не слишком парадный. Он в потертых джинсах и простой клетчатой рубашке, она почему-то в костюме, больше всего смахивающем на пижаму. Чуть поодаль, в кресле у торшера, нервно теребя пояс от трикотажного платья, сидела Зюка, а у окна преспокойненько дымил сигаретой Леня Дубовский. В противоположном от него углу, возле столика с напитками, стоял взлохмаченный Борис Львович. Увидав, как я вхожу в гостиную, Родион мягко улыбнулся и произнес:
– Ну вот, теперь, когда все нужные лица в сборе, разрешите задать вам вопрос – никто не хочет полакомиться ликером «Айриш Крим»?
– Черт знает что! – заорал Андрей Корчагин. – Кто вам позволил? Как вы посмели притащить нас сюда под конвоем, словно преступников?
– Что вы, – спокойно возразил Родион, – я просто позвал всех в гости, дабы за дружеской беседой расставить все точки над i.
– Ничего себе гости! – взвизгнула Зюка. – Да ко мне какие-то бандиты вломились посреди ночи, даже макияж не дали наложить!
– Вам он не нужен, – галантно отозвался Родион, – вы и так выглядите изумительно!
Зюка дернула плечом, но по ее лицу стало понятно, что комплимент достиг цели.
– Зачем мы здесь? – тихо спросила Валерия.
– Чтобы ответить на один простой вопрос, – так же тихо отозвался Громов, – кто убил Жанну Малышеву?
– И так ясно, – хмыкнула Зюка, – госпожа Ремешкова!
– Нет, – покачал головой Родион, – моя жена не виновата!
– Интересное дело! – вспыхнул Борис Львович. – Анька моя супруга!
Громов окинул Лямина холодными глазами. Так брезгливо косится хозяйка на невесть откуда появившегося на идеально чистой кухне таракана.
– Нет, вы альфонс, жиголо, платный партнер, кто угодно, только не муж Анюты, – отчеканил Родион.
– Позвольте, – побагровел Борис.
– Не надо, – спокойно прервал его хозяин, – лучше давайте разберемся, что к чему. Ну, кто первый начнет?
Все молчали.
– Ладно, – миролюбиво согласился Гвоздь, – тогда я, но уж не обессудьте, коли вытряхну некоторые тщательно спрятанные секреты. Итак, с самого начала я предположил, что убийца кто-то из милых гостей…
– А почему не Анька? – злился Лямин. – Наняла эту дрянь следить за мной, узнала про меня и Жанночку и отравила ее, а заодно потом и Семена Гребнева, из мести… Очень логично!
– Нет, совсем нелогично, – вздохнул Гвоздь. – Давайте сразу договоримся – Анюта здесь ни при чем.
– Но почему?!!
– Да потому, что я очень хорошо знаю Нюшу, – улыбнулся Родион, – она бы никогда не стала хитрить и готовиться к убийству Жанны. Налетела бы моментально с порога и наставила бы «разлучнице» фингалов под глаза…
– Она бы ей зубья повыбивала и волосья повыдергивала, – раздался из угла знакомый голос.
Я повернулась на звук и увидела в тени большой, раскидистой пальмы сидящую на маленькой скамеечке Иришу.
Борис Львович хотел было сказать девушке пару ласковых слов, но покосился на Родиона и удержался.
– Погоди, дочка, – велел Гвоздь, – есть еще одна причина, по которой Анюта ни за что бы не стала убивать Жанну.
– Почему? – не утерпела я.
– Да потому, – терпеливо объяснил Родион, – что ей было совершенно по фигу, с кем спит Борька.
