Конечно, Сиена оказалась не единственной моделью, летящей в Париж этим рейсом. Приглашенных на октябрьскую Неделю мод было не менее пятнадцати. В основном это были блондинки с плоской грудью и пухлыми губами, однотипные, высокие и худощавые. Некоторых Сиена уже видела в «Мари Клэр» и «Вог». Но именно она, не слишком высокая брюнетка с копной вьющихся волос, полной грудью и огромными синими глазами, привлекала к себе львиную долю мужского внимания.
Сиена наслаждалась каждой минутой полета. Она приподняла рукав и взглянула на часы с крупным циферблатом, последний подарок Патрика. Всего полчаса — и самолет приземлится в аэропорту Шарль де Голль. Убедившись в том, что Марша крепко спит (пришлось подергать ее за руку), Сиена вынула из кармашка джинсов свернутый конверт и распечатала послание.
Она получила письмо отца два дня назад. Родители не слишком любили телефонные разговоры, что было неудивительно, учитывая, как сдержанно держалась обычно Сиена, а потому присылали инструкции через сверхскоростную почту вроде «Федерал экспресс». Девушку это вполне устраивало, так как избавляло от необходимости изображать радость при звуке отцовского голоса.
Это письмо было написано в более резком тоне, нежели все предыдущие послания. Сиена успела выучить его содержание наизусть.
«Сиена!
Что за дурацкую игру ты ведешь? Неужели ты не понимаешь, куда может тебя завести упрямство и беспросветная глупость? Только что у меня состоялась долгая и неприятная беседа с представителем Кибл-Колледжа, который сообщил мне, что ты явно не планировала посещать занятия и готовиться к поступлению в Оксфорд. Я заверил его в том, что ты приболела и скоро почтишь колледж своим присутствием. Надеюсь, что я не обманулся на твой счет и ты понимаешь, как тебе повезло, что тебя берут в Кибл и Оксфорд.
Ты ни при каких условиях не поедешь в Париж, заруби себе это на носу, Сиена! Мать и я не позволим тебе разрушить свою жизнь ради нелепой затеи с модельным бизнесом. Предупреждаю тебя в последний раз и прошу тщательно взвесить все за и против: если ты не пойдешь учиться, последствия будут плачевными.
Через пять дней тебя должны встретить в стенах Оксфорда. Не подведи меня и себя.
Отец».
Вслед за сухим посланием Пита пришло и письмо Клэр, куда более эмоциональное и взволнованное. Мать умоляла Сиену не гневить отца и бросить модельный бизнес. Она предупреждала, что Пит собирается вычеркнуть дочь из завещания, если она не поступит в Оксфорд.
Письмо матери Сиена с отвращением разорвала на кусочки. Слабохарактерность Клэр была ей омерзительна. Она куда больше уважала грубость и резкость отца, нежели умоляющий, дрожащий тон матери.
Снова пробежав отпечатанные на компьютере строчки глазами, Сиена уставилась перед собой. Она слишком хорошо знала Пита, чтобы не прислушаться к его угрозам. Но вычеркнуть ее из завещания? Клэр, как всегда, паникует без особого повода! Даже по стандартам отца подобное наказание чрезмерно.
Да и был ли у Сиены иной выбор, чем ехать в Париж? Если бы она не нашла в себе сил противостоять воле отца, она рисковала провести еще много лет в английской глуши, общаясь с потомками фермеров и скотоводов. От одной мысли о подобном будущем Сиена содрогнулась.
Она обязана следовать выбранным путем. Если на шоу Маккуина ее ждет успех, она докажет отцу, что способна на большее. Питер вынужден будет признать, что его дочь обладает упрямством и пробивной силой. Возможно, через год она даже согласится на Оксфорд, но только после того, как отец поймет, что она имеет право принимать самостоятельные решения. А может статься, через год ее уже заметят и предложат хорошую роль. Тогда необходимость в образовании отпадет сама собой.
Спрятав письмо, Сиена сделала глоток шампанского, принесенного стюардессой. Марио де Люка глянул на нее через плечо, едва не свернув шею, и поднял свой бокал. На его загорелых щеках на секунду появились ямочки.
Париж, думала Сиена возбужденно. Париж и де Люка. И Александр Маккуин, черт его побери! Она упивалась своим счастьем, предпочитая не думать о последствиях.
Питу придется смириться. Никуда он не денется.
В то же самое время Клэр отчаянно рвала на себе волосы, не зная, что делать. Она и Пит должны были выйти из дома уже десять минут назад, а непослушные пальцы все никак не могли достать из сливного отверстия раковины невесть как соскользнувшее обручальное кольцо. Клэр как раз мыла руки, когда с тихим звяканьем проклятое кольцо нырнуло в поток и упало в сточную трубу. Вернее, оно не упало, а намертво застряло в отверстии рассекателя, не желая двигаться с места.
— Плюнь ты на него, — посоветовал Пит, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу. — Когда мы вернемся, оно все еще будет торчать на месте. Тогда и достанешь.
Они опаздывали на прием, который очень много значил для Питера. Последние десять минутой постоянно заглядывал в ванную, давал советы и все больше раздражался.
— А если оно все-таки упадет в трубу? — едва не плача, спросила Клэр. Она вновь и вновь пыталась поддеть ногтем золотое украшение с огромным рубином. — Тогда я вообще не смогу его достать, понимаешь?
— Но ведь это просто кольцо! — Пит закатил глаза. — Я куплю тебе другое, если это провалится.
Клэр молча уставилась на мужа, лицо дрогнуло от боли.
— Как ты можешь так говорить, Пит? Это же обручальное кольцо! — Она опустила глаза, встретив непонимающий взгляд мужа. — Другое уже не будет обручальным, ты же знаешь.
Даже теперь, после двадцати пяти лет брака, Клэр все еще страдала, если муж проявлял непонимание и холодность. В молодости она видела причину постоянного раздражения мужа в Дьюке, который подавлял и третировал сына. И лишь когда старый тиран умер, Клэр открылась настоящая трагедия ее брака. Она так надеялась, что Пит расслабится и успокоится со смертью отца, но не тут-то было. Она жестоко ошиблась. Конечно, кое в чем Пит изменился. На профессиональном поприще его самоуверенность выросла и окрепла, он твердо встал на ноги и понял, чего стоит. Он обессмертил имя Макмаонов, попал в летописи Голливуда, а его успехи перекрыли успехи отца многократно. Однако Питу всегда было мало того, что он имел. Желание быть первым стало наваждением и лишило его покоя. Словно какой-то первобытный страх, погребенный на дне сознания, гнал его вперед, заставляя покорять все новые вершины. Пит работал, словно робот, делая себе славу и зарабатывая деньги по четырнадцать часов в день. Постоянная усталость, копившаяся в нем, выливалась в раздражение и недовольство всем, что его окружало.
