– Неужели тебе и на таком пиру ничего не перепало? – спросила она.
– По правде сказать, мне пришлось встать до рассвета, и вот до сих пор хлопотал. Какая там еда?!
– А хозяин где?
– В задних покоях отдохнуть прилег.
– Если ты проголодался, я велю Чуньмэй принести пирожков с фруктовой начинкой. Я сама готовила.
Цзинцзи сел на кровать. Перед ним появились четыре небольших блюда, и он принялся за сладости. Поглядев на игравшую на пипа Цзиньлянь, он спросил шутя:
– Что это вы играете? Может, для меня споете?
– Дорогой мой Чэнь! – Цзиньлянь улыбнулась. – Как же я буду петь для тебя, когда я не принадлежу тебе? Вот погоди, встанет батюшка, все ему скажу, тогда увидишь.
Цзинцзи умильно заулыбался и тут же опустился на колени.
– Умоляю вас, матушка, сына своего пожалейте, – просил он, – я больше не буду.
Цзиньлянь рассмеялась. С этих пор они все больше сближались: то пили чай, то обедали вместе, и из дома, и в дом друг за дружкой ходили, болтали и флиртовали, а то, не обращая ни на кого внимания, сидели, крепко прижавшись друг к другу. Юэнян смотрела на Цзинцзи, как на собственного сына, и не подозревала, как ведет себя приютившийся у нее в доме зятек.
Да,
Не горькое ж любить!.. И зять, не будь уродом,Срывал себе цветы да лакомился медом.Жаль, позволял цветку Симэнь без подозренийУлыбками встречать тот ветерок весенний.Разбойника пригрел под шелком одеялаИ яствами кормил злодея до отвала.А между тем мужей не скаредность ли губит?Кто выгоду свою сильней жены возлюбит,Лукавца приютит, что рознь в семью внесет,Тот много проиграл, а сколько – не сочтет.
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ЛУ ЗМЕЯ В ТРАВЕ НАПАДАЕТ НА ЦЗЯН ЧЖУШАНЯ
ПИНЪЭР СВОЕЙ ЛЮБОВЬЮ СМЯГЧАЕТ СИМЭНЬ ЦИНА
И в хижине бедной раскроется яркий цветок,
И горы, и долы светлеют под полной луной.
А души людские глубокой окутаны мглой,
В них черные страсти вселяет безжалостный рок.
Богат и беспечен бывает последний болван,
В нужде прозябает умнейший и лучший из нас.
Нам строго отмерен для жизни отпущенный час,
Вершимый не нами – судьбою, которой он дан.
Так вот, прошло с полгода как Симэнь закончил стройку. По-новому заблистала лаком его усадьба. Несколько дней продолжался пир, но не о том пойдет речь.
Однажды – дело было в начале восьмой луны – судебный надзиратель Ся Лунси справлял свое рождение в только что купленном поместье. Были приглашены четыре певицы, музыканты, фокусники и актеры. Симэнь приоделся и, сопровождаемый слугами, рано утром поехал верхом в загородное поместье Ся.
Тем временем У Юэнян велела накрыть стол и устроила пир вместе с Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Сунь Сюээ, Симэнь Старшей и Пань Цзиньлянь. Они отперли садовые ворота и вышли погулять, полюбоваться цветами и деревьями, беседками и павильонами. Огромный это был сад! А какой красивый!
Только поглядите:
Ворота высятся на полторы сажени, сверкают красным лаком створки, каждая с десяток досок шириной. Как уголь чернеет стена глинобитная. Пред взором терем над вратами, со всех сторон террасы, бельведеры,[320] насыпные горы и журчащая вода, а рядом бирюзою отливают бамбуки и колышутся сосны. Вот кровли плоские простерлись в вышину – это террасы; там пологие, но зубчатые крыши – то бельведеры. В любое время года для увеселения найдется уголок. Весной любуйся нежной зеленью деревьев можжевеловых и кипарисов из залы Играющих ласточек. Наслаждайся летом красотою лотосов и лилий из кабинета у потока. Из терема Небесной сини любуйся осенью златыми хризантемами, чьи лепестки будто бы иней едва посеребрил. Из башни Вечной весны зимою наслаждайся нежными цветами сливы-мэй, чьи венчики раскрылись в снегу. А вот, слегка касаясь резных перил, красуются букеты пышные цветов. У тонких бровей, колеблемые ветерком, играют ветки плакучих ив и тополей. К нежным ланитам, омытая дождем, тянется и льнет айва. Пред залой Играющих ласточек готовы вот-вот распуститься тюльпаны, за башнею Вечной весны, кажется, полураскрылись серебристого абрикоса цветы. К востоку от моста зацвели букетами розовые мэй. В беседке Спящих облаков ветви багряника уже набирают почки. На глади озера у камня зазеленела ряска, близ перил проглядывают побеги бамбука. Лиловые ласточки порхают в редких занавесках, желтые иволги пронзают бирюзовую тень. И вот – подобье лунного серпа – оконце в пещеру Снежный грот. Вон павильон, овеваем прохладой, и башня на воде. Обвитый дикой розою навес ведет к шпалерам чайных роз. Махровый персик стоит пред весеннею ивой. Есть тут лиловые гвоздики и «яшмовые лошадки»,[321] глицинии и шиповник, недотрога душистый лотос и жасмин. Галерея крытая окружена стеною сосен и рядами бамбука. Везде квадратные пруды, вьются жучки. У ступеней бананы и пальмы, подсолнухи и гранаты. Парами бабочки порхают в цветах, порой гуляющих пугают рыбки, затеяв в водорослях резвую игру.
Да тут
Раскрыли пионы святых бодхисаттвПросветленные лики,А в ветках личжи вдруг мелькнет головаПреисподней – владыки.
Юэнян шествовала впереди. Женщины, то взявшись за руки, прогуливались по благоухающим тропинкам, то, опустившись на траву, усаживались на ароматные подстилки. Одна, наслаждаясь видом близ бельведера, забавы ради бросала в золотых рыбок четочник; другая, опершись на перила, любовалась цветами, играючи креповым платочком, пугала бабочек.
Юэнян поднялась в беседку Спящих облаков, самую высокую постройку, и стала играть в шашки с Юйлоу и Цзяоэр. А Цзиньлянь, Симэнь Старшая и Сюээ из терема «Любования цветами» наслаждались густыми купами красных и белых пионов, зарослью айвы, кустами шиповника и дикой розы, обвившей весь навес. Предстали их взору почтенный бамбук, непокорный стуже, и гордая сосна, зеленая снегам наперекор.
И в самом деле здесь круглый год цвели цветы, тут вечная весна. Такое диво враз не оглядишь, на такую красоту не насмотришься!
Вскоре подали вино, и Юэнян заняла место хозяйки. Цзяоэр села напротив, а по бокам расположились по порядку Юйлоу, Сюээ, Цзиньлянь и Симэнь Старшая.
– Да, я и забыла пригласить зятя Чэня, – спохватилась Юэнян и велела Сяоюй сейчас же сходить за ним.
Немного погодя появился Чэнь Цзинцзи. В бледно-голубой креповой шапке и фиолетовом сатиновом халате, обутый в высокие черные сапоги на белой подошве, Цзинцзи поклоном приветствовал собравшихся и сел рядом с женой.
После нескольких чарок Юэнян, Цзяоэр и Симэнь Старшая опять взялись за шашки, а Сюээ и Юйлоу поднялись наверх полюбоваться садом. Только Цзиньлянь с белым круглым веером гонялась за бабочками у насыпной горы на берегу пруда. Во время этого развлечения к ней и подкрался Цзинцзи.
– Не так вы ловите, сударыня, – обратился он к Цзиньлянь. – Дайте я вам поймаю. Ведь у бабочки нет постоянства: мечется она то вверх, то вниз до полного изнеможения.
Цзиньлянь обернулась и, бросив на Цзинцзи лукавый взгляд, забранилась:
– Ишь разбойник какой отчаянный! Ты, я вижу, жизнью совсем не дорожишь.
Цзинцзи расплылся в улыбке, а потом, бросившись к Цзиньлянь, заключил ее в объятия и поцеловал. Она тотчас же оттолкнула его, даже не подозревая, что за ними из терема любования цветами наблюдала Юйлоу.
– Поди-ка сюда, сестрица, – окликнула она Цзиньлянь. – Мне с тобой поговорить надо.
Цзиньлянь оставила зятя и ушла в терем.
Так вышло, что бабочек им поймать не пришлось, зато успел уж шмель коснуться уст цветка, и путь открылся к порханью ласточек и щебетанью иволг.
Да,
Случается увидеть и шмеля шального,А скроется в цветке – и не отыщешь снова.
После ухода Цзиньлянь Цзинцзи молча побрел восвояси. Невесело, уныло было у него на душе и, чтобы развеять тоску, он сочинил романс на мотив «Срываю ветку корицы»:
Я увидел – это тыВ волосах весны цветы,Губы алые чисты.Или лишь подобье чистоты?..Наших встреч былые дни,Вновь вернулись к нам они,Снова полные любви,Или вовсе не было любви?Ты кивала, отвечала.Или ты не отвечала?..Ты кивала и молчала.Или может больше не молчала?..Скоро ль встретимся с тобой,Скоро ль свидимся с тобой?Переполнена желанья,Ты ждала со мной свиданья.Мы увиделись с тобойМиг – и стал я сам не свой.
* * *
Но оставим пока пирующих в саду, а расскажем о Симэнь Цине.
После загородного угощения покинул он поместье судебного надзирателя Ся и по пути домой попал в Южную аллею. В свое время он исходил все эти аллеи и переулки вдоль и поперек и знал всех тамошних вышибал. Раньше, при Сунах, их звали вышибалами, а нынче называют попросту – мошенники-лоботрясы. Подвязались среди них и двое жуликов – Лу Хуа, по кличке Змея в траве, и Чжан Шэн Загнанная Крыса, не расстававшиеся ни с каким дерьмом. Им нередко перепадало от Симэня. И вот, когда он подъехал к ним верхом, они играли на деньги, но едва заметив своего благодетеля, тут же опустились перед ним на колени.
