— Так значит слухи не врут, и понос вы можете? — спросил я.
— Кто знает, кто знает, — водитель хитро улыбнулся и подкрутил ус.
Мы забрались в кузов и расселись на деревянных скамейках вдоль бортов. Хоть водитель и убеждал нас, что никакой опасности нет, никто не рискнет останавливать машину Вавиловой-Бестужевой, но Натаха и Гиена все равно не выпускали из рук дробовики.
— Интересная история, кстати, у хозяина цеппелина! — перекрикивая шум мотора сказал Бюрократ. — Я думал, что это какая-то транспортная компания делает деньги на сибиряках, оказалось нет!
— Так вроде же Брюквер — немец? — спросил я.
— Немец, да! — машину тряхнуло на ухабе, Бюрократ чуть не рухнул со скамейки. — Когда императрица Елена объявила баницию Сибири, то всем инородцам было позволено пересечь границу и вернуться каждому на свою родину. Здесь же было очень много немецких поселений, да и не только... Прадед нашего Брюквера отказался наотрез. Мол, и кем я там буду, в Германии? Здесь я доктор и ученый, у меня мастерская и пациенты. На кого же я всех брошу? И остался. Здесь после баниции творились разные страшные вещи. И так-то дорог хороших не было, а уж после всех этих бунтов, восстаний и маленьких войн — так и вообще. И однажды прадед Брюквера не успел доехать до пациента, из-за того, что его машина завязла в грязной луже. Вот тогда-то он и построил первый цеппелин. Чтобы было на чем летать в деревни, куда дорог нет. Ну а потом...
— Выяснилось, что транспорт приносит больше денег, чем медицина? — спросил Гиена.
— Вроде того, — Бюрократ поджал губы и вздохнул. Машину опять тряхнуло, так что ему пришлось вцепиться в раму. — Кстати, Степан, вы с ним встречались?
— Случалось... — Гиена криво ухмыльнулся.
— Вам не показалось, что он немного... эээ... странноват? — Бюрократ красноречиво покрутил пальцем у виска.
— Странноват?! — Гиена захохотал так, что заглушил шум мотора. — Это еще мягко сказано! Он полный и абсолютный безумец! Особенно если выпьет. А пьян он практически всегда!
В этот момент снаружи раздался раскатистый грохот. Я передвинулся по скамейке и отогнул полог кузова. Небо над Новониколаевском было черным от клубящихся грозовых туч.
И буквально через секунду грянул ливень. «Интересно, а дирижабль вообще может летать в такую погоду?» — подумал я.
Вообще я опасался, что водитель окажется педантичным и высадит нас на второй Базарной. И нам придется пробираться переулками через весь город. Вторая Базарная была в южной части, почти на выезде. А цеппелин квартировал почти на самом севере. Но кучерявый оказался человеком великодушным. Он на полной скорости проскочил площадь, свернул на широкий проспект, жаль я не запомнил название, промчался с ветерком мимо бывшего здания городской управы, гостиницы «Метрополь» и прочих «фешенебельных» для Новониколаевска зданий. Потом проехал вдоль кирпичного завода, свернул на объездную и высадил нас практически у самого летного поля.
Дирижабль выглядел совсем не таким, как я себе представлял. Мне почему-то казалось, что это должна быть каркасная громадина, вроде «Гинденбурга», гордо зависшего рядом с причальной башней. В реальности же, цеппелин был больше похож на надутый презерватив, перетянутый в трех местах канатами. Гондола, размером с небольшой автобус, с одним винтом сзади, была подвешена к продолговатому пузырю на стропах. Этакий вытянутый в длину воздушный шар.
К земле он крепился несколькими канатами, а по бортам гондолы было развешено множество мешков с песком. Разного размера.
Ветер норовил оторвать эту штуку от земли, натягивая якорные канаты. Косые струи дождя барабанили по обшивке, стук капель сливался в мерное гудение.
— Я ждайт вас уже целий час! — заорал выскочивший откуда-то длинный и тощий, как Бюрократ, мужик. Он прикрывал голову от дождя медным тазом. Волосы его были такого же цвета как и этот таз. И торчавшие в стороны усы. На лбу — здоровенные гоглы. Комбинезон с множеством оттопыривающихся карманов надет прямо на голое тело, плечи и руки покрыты множеством рыжих веснушек. — Нам уже дафно пора фзлетайт! Шнель! Бистро! Торопитес!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он размахивал свободной рукой, подгоняя нас к гондоле и не переставая выкрикивать команды. Когда я прошел мимо него, то ощутил стойкий запах самогона.
Я поежился. То ли от затекавших за ворот пиджака холодных струй дождя, то ли от перспективы лететь в грозу на гипертрофированном презервативе, пилотировать который будет пьяный рыжий немец. А впрочем, о чем я? Отличный план, как ни посмотри! Явно не безумнее, чем угнать у Матонина шагоход, чтобы перегнать на нем стадо мамонтов содомиту из Буготака.
Я замер на ступеньке и заржал. Натаха, поднимавшаяся в гондолу ступенькой выше, обернулась на меня недоуменным взглядом. Я махнул рукой. Мол, ерунда, просто накатило.
Почти успел. Уже даже был готов подумать, что нам удастся покинуть Новониколаевск без приключений. Ну, если не считать таковым грозу и пьяного пилота, конечно...
В тот момент, когда я стоял в дверях, к летному полю подкатила машина и лихо притормозила рядом с грузовиком из питомника. Из него выскочили двое мужиков в меховых шапках и понеслись во весь дух к дирижаблю. Один на бегу прицеливался из обреза. Я быстро нырнул в дверь гондолы. Натаха и Гиена уже держали дробовики наизготовку. Бюрократ лежал между двух рядов плетеных кресел. Вряд ли сам упал, скорее всего, его дружеским тычком туда отправил либо Гиена, либо Натаха. Чтобы не случайно не пристрелили. Ну и чтобы под ногами не путался.
— Рыбацкие, суки, — сказал Гиена. — Похоже, караулили где-то здесь, паскуды!
— Не смейт стреляйт тут! — заорал Брюквер, высовываясь из двери. — Хальт! Не стреляйт!
Глава 30. Сквозь грозу
— Отдайте нам Лебовского и можете лететь! — заорал один из «мохнатых шапок».
— Поцелуй моя шоппа, шпрюхеклопфар! — зарычал Брюквер и выхватил откуда-то два двухствольных пистолета. То ли они возле двери в гондолу были спрятаны, то ли висели у него на поясе среди прочих многочисленных и очень нужных, конечно же, вещей. Четыре выстрела грохнули одновременно. Настолько быстро, что «мохнатые шапки» даже сообразить ничего не успели. Тот, что успел подбежать ближе, опрокинулся на спину, его обрез успел пальнуть куда-то в небо. Второму пуля попала в плечо, развернула и отбросила в сторону.
Брюквер деловито оттер меня в сторону и направился к кабине пилота. Ну, то есть, скорее к креслу пилота. Кабина от салона в гондоле никак не отделялась.
— Высвобождать гайдроп! — прокричал он, усаживаясь. — Нам пора фзлетайт!
— Что нам нужно сделать? — спросил я слегка пришибленно.
— Швартовы отдать, наверное, — Гиена высунулся в одно из окон. — Ну, короче, веревки вот эти... Они тут закреплены на таких железных штуках...
Натаха рванула к соседнему окну. Я — к противоположной стороне гондолы. Ага, ясно. Веревки были пропущены через металлические петли на тяжелых блоках на земле и продеты в зажимы. Чтобы высвободить, нужно отогнуть железную штуку в форме запятой, которая удерживает...
— Думмкопф! — заорал Брюквер. — Шнелле! А то нам снофа стреляйт!
Я мельком глянул в окно и увидел выворачивающий с улицы грузовик. Да уж, и правда надо пошевеливаться! Подскочил к соседнему окну, дотянулся до металлической запятой, щелк! Готово! Теперь следующую...
Ослепительная молния разломила небеса, от раската грома заложило уши. Пальцы соскальзывали с последней «запятой», порыв ветра дергал наше несчастный дирижабль, грозя вырвать крепление. Щелк! Получилось!
Я уцепился за все, до чего дотянулся руками и ногами, земля стремительно стала отдаляться, вращаясь, как карусель.
Сверкнула еще одна молния.
Сквозь шум дождя я скорее почувствовал, чем услышал, как заурчал мотор. Впрочем, остальные наблюдения были смазаны дикой совершенно тряской. В окне то мелькала земля, геометрически расчерченная улицами и дорогами, то клубящиеся черные тучи.
