Светло-серый камин, девять стульев, два высоких шкафа-витрины с фарфоровой посудой на подставках и длинный стол платинового цвета. Вот и все что находилось в помещении.
В отличие от прочих мест, к которым приложил руку Всеволод Скрябин, я чувствовал себя здесь на удивление уютно.
Елена Скрябина молча одарила меня коротким острым взглядом своих изумрудных глаз, присела за стол и продолжила есть. Кажется, я своим вторжением в особняк отвлек дочку покойного Ректора от обеда.
— Где все?
— Убила, — с нервной усмешкой отшутилась Скрябина.
— Вот почему платье красное, — пожал я плечами и сел на один из трех стульев, расположенных вдоль стены.
— А? — не сразу поняла Елена.
— Чтобы кровь не было видно, — улыбнулся я.
Голос и потоки девушки подрагивают. Руки держат приборы неуверенно, и Скрябина то и дело поглядывает на часы напротив. Девушка в ужасе и, похоже, не я тому причина.
— Зачем приперся, Жуков? — с нажимом переспросила Елена, чуть не выронив вилку из рук, — испугался допросов? Так уже поздно. Слишком поздно. Все пропало, — перешла девушка на крик и слезы побежали по алым щекам, — это конец…
Я инстинктивно дернулся вперед и заключил Скрябину в объятия. Сопротивлялась она лишь первую пару секунд, после чего сама обхватила меня руками, зарылась лицом мне в грудь и разрыдалась.
Все что я мог сейчас это обнять Лену еще крепче и дать ей выплакаться. Сложно представить, о чем она переживала, находясь все это время одна в пустом особняке. Мне стало ее невыносимо жалко, и я поймал себя на мысли что это не мое чувство.
Чужое, инородное, но в тоже время теплое и знакомое. Оно пришло откуда-то изнутри…
Будто со мной попытались заговорить. Раньше подобного не было, и я напрягся, попытался поймать его, удержать, но чувство исчезло так же стремительно, как и появилось.
Скрябина почувствовала напряжение в моем теле и интерпретировала его по-своему. Отстранилась и пристально посмотрела мне в глаза. В ее взгляде и потоках читалась сложная мешанина из обиды, непонимания и глубокой теплоты.
— Где ты был все это время? — дрогнувшим голосом прошептала она, — почему ты меня бросил?
— Меня пытались убить, — ответил я предельно честно и вытер одиноко скатывающуюся слезу с щеки девушки, — а где была ты?
Елена Скрябина захлопала глазками, не ожидая такого вопроса.
— Ты ведь знаешь… — сощурилась она и отодвинулась чуть дальше, — Гриша не отходил от меня ни на шаг, как и всегда.
— Гриша? — машинально переспросил я и понял, что так дальше разговор не пойдет, Елена Скрябина слишком тесно общалась с прошлой версией меня в этом теле и выкручиваться надо быстро, — извини, я ничего не помню.
Я состроил максимально виноватое лицо и сел на стул рядом.
— Печать активировалась, — я схватил мягкую ладонь девушки и приложил к своему затылку, обхватил ее палец и круговым движением обвел область печати.
Наши тела вновь соприкоснулись, горячие дыхание Скрябиной участилось, и вместо того чтобы отстраниться, она мягко приземлилась мне на колени и обхватила шею двумя руками, не отводя взгляда.
— Я должен был умереть в ту ночь, прямо в постели рядом с тобой, — проговорил я, — меня спасло лишь необычно сильное пробуждение.
— Не самая худшая смерть, — призывно улыбнулась Скрябина.
— Меня охватил жар и рассудок был словно в тумане. Воспоминания последних лет померкли, остались лишь мутные образы, — на ходу сочинял я полуправду, тщательно подпитывая сознание воспоминаниями той ночи, — потом Бутурлин устроил допрос и обвинил в том, что я тебя изнасиловал…
— Чего? — округлила глаза Скрябина.
Я просканировал ее потоки и к своему глубочайшему удивлению осознал, что ее реакция совершенно искренняя и Лена не при чем.
— Ты не знала?
— Нет! — гневно взревела Елена Скрябина и соскочила на ноги, — старый козел! Да как он мог! Я бы все отрицала! — не унималась девушка и распалялась еще больше.
— Стой, — мягко остановил я руку, которой бушующая рыжеволосая уже собралась скинуть на пол посуду, — кого ты сейчас назвала старым козлом?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Отца своего, кого же еще, — насупилась Скрябина.
— Лен, ты ведь в курсе что он мертв? — на всякий случай уточнил я.
Судя по всему, девочку тут держат в полнейшей изоляции и информационном вакууме.
— Конечно в курсе, — удивилась Скрябина, — а что не так? Я его ненавижу и когда узнала, что ты его наконец убил, как и обещал, то вздохнула с облечением.
Я замер там, где стоял и не знал как на это можно цензурно реагировать. Первым делом в голове всплыл лишь один вопрос.
Допрашивали ли Елену Скрябину Имперцы? Потому что если да, то я в глубокой заднице.
Спасибо тебе за подарочек, прошлый я. Не знаю каким ты был в этом мире, но пока от тебя куда больше проблем, чем пользы. И мне это не нравится.
Том 2. Глава 5
— И радовалась… пока не появился Гриша, — добавила Елена Скрябина и скривилась.
Так. Стоп. Я не ослышался? Елена Скрябина только что прямо и со всей уверенностью заявила, что я убил ее отца и обрадовалась? Она не предположила, а заявила совершенно точно. И более того…
— Что ты имеешь в виду под обещал? — с дерьмовым предчувствием уточнил я.
— Да как ты можешь не помнить!
Вместо ответа я вновь постучал по затылку и добавил.
— Целители сказали, что, когда снимут печать, память начнет восстанавливаться, — соврал я, так как испытывал острую необходимость в сохранении отношений со Скрябиной.
Рыжеволосая окинула меня недоверчивым взглядом, но за неимением аргументов, поверила в то, что сама хотела, выдохнула и сдалась:
— С этой целью ты и приехал в Санкт-Петербург.
— Убить Всеволода Скрябина?
— Да, — уверенно кивнула Елена, все еще находясь в недоумении.
На первый взгляд девушка совсем не глупая, и ее вера в мое беспамятство довольно быстро пошатнется, но в текущей обстановке варианта получше у меня нет. А что делать потом — разберемся по мере поступления проблем.
— Только его? — уточнил я.
— Насколько я знаю, — задумалась Скрябина, — вы с Костиком меня больше ни во что не посвящали, — чуть виновато и с ноткой обиды добавила девушка.
Я глубоко выдохнул, стараясь взять себя в руки. По-хорошему, усадить бы ее сейчас на стул и обработать допросными техниками, чтобы выяснить расклад. Но, во-первых, нарастающее чувство тревоги подсказывало что время нашей беседы на исходе. Во-вторых, я испытывал к девушке иррациональную симпатию.
К боярской дочке. Я. Симпатию.
Я прогнал это в голове еще раз, но факт остается фактом. Это правда.
— Кто такой Костик? — максимально мягко спросил я, когда дыхание Скрябиной более-менее нормализовалось.
— Ты и его забыл? — отстранилась Елена, — но ведь меня помнишь…
— Смутно, — напомнил я, — лишь образы без конкретики. Но вот Костика вообще нет. Может, потому что я с ним не встречался после пробуждения?
— Может, — протянула Скрябина, — но это очень странно. Ты прожил с ним все детство…
— Адлерберг? — предположил я самое очевидное и по облегчению на лице Скрябиной понял, что угадал.
Константин Адлерберг и сын правителя Великого Княжества Финляндского знал, что я планирую убить Скрябина. В голове начала всплывать еще куча вопросов, но я их отложил в сторону.
— Костика смутно вспомнил, — соврал я, — тебя допрашивали имперцы? Кто еще знает то, что ты мне сказала?
Я слегка утратил контроль над эмоциями из-за нарастающего чувства опасности. Причину я не видел, но нужно ускоряться и при этом перегибать нельзя. Расклад все хуже и хуже.
— Я же сказала! — не выдержала даже моего минимального напора Скрябина и начала истерично мельтешить по комнате, — слишком поздно! Ты должен был прийти раньше! Ты должен был все сделать иначе! Ты обещал, что это прекратится! Что защитишь меня!
— От твоего отца? — предположил я, судя по тому с каким гневом отзываются ее потоки при одной мысли о Всеволоде Скрябине.
