— Ты ведь слышал, что я про Гарри и Фа сказал? — мне тоже совсем расхотелось шутить и миндальничать, хоть в первый момент мной двигало простое и понятное желание утешить. Но было не похоже, что этот парень нуждается в моем утешении. — Если ты сам не захочешь рассказать, я не стану настаивать, — а, помедлив, еще и добавил: — И не пойду тебя закладывать, — сказал это и пытался убрать руку, но в следующий момент он уже сам за нее схватился, как утопающий за соломинку.
— Мне… — запнулся. Я почувствовал, что он смущен, но не увидел на его лице ни малейших признаков этого. Словно маска. Неужели он и сейчас совсем не таков, каков на самом деле? Кто он вообще? Я запутался. Подумал об этом, а Ир сказал: — Так действительно спокойнее, — и закрыл глаза.
«Было бы еще спокойнее, если бы я обнял тебя, эльфеныш», — пронеслось у меня в голове. Но я себя жестко одернул. Было бы, никто не спорит. Но такие вот обнимашки нас с ним точно ни к чему хорошему не приведут. Поэтому я всего лишь позволил ему и дальше стискивать мою ладонь, словно он маленький мальчик, а я его старший брат. Это странно, ведь внешне мы с ним как минимум ровесники. Но этот жест успокоил нас обоих. Подождал, когда Ир снова откроет глаза. Можно было не спешить выбираться из постели, еще так рано.
Ирирган
Я лежал с закрытыми глазами. Зачем я так разозлился? Вспышек бесконтрольного гнева у меня не было уже давно. Из-за них мерцающих и не принимают в наш университет. Находясь в пограничном состоянии между очередным мерцанием и истинной формой, мы становимся раздражительными. Можем кидаться на других из-за пустяков.
Хотя… я не считаю пустяком попытку Андрея поцеловать меня. Он ведь именно это собирался сделать, так? Я не собираюсь встречаться с парнем. И вообще, Ириль — мое первое полноценное женское мерцание, раньше я принимал только мужской облик, какую бы расу ни брал за основу. Поэтому — никаких поцелуев! Пусть думает, что желает, но… Мне не хочется отпускать его руку. Она действительно успокаивает. Не потому, что я такой мямля. А потому, что, молниеносно выскользнув из мерцания, которое не снимал уже несколько месяцев, подверг свое душевное состояние непростому испытанию.
Мы — изменчивые, в таких пограничных состояниях нам нужен какой-то якорь. А кроме Андрея, тут никого нет. Поэтому, когда подсознательно ощущаю рядом с собой тепло другого существа, мое тело непроизвольно начинает перестраиваться, стремясь замерцать и принять облик того, кому так удачно удалось меня успокоить. С кем мне уютно. Я ведь уже говорил об этом странном чувстве. Уют — как давно его не было в моей жизни. Но — не будем об этом.
Андрей лежал молча и не пытался меня заставить хоть что-то объяснять. Но я еще два дня назад настроил себя на то, что однажды именно к нему приду с подробным рассказом о мотивах собственного поведения. Именно ему попытаюсь излить душу. Так странно. В глубине души во мне все еще живут злость и обида на психолога. Но сейчас, когда предыдущее мерцание почти полностью слетело, когда я почти такой, какой и есть на самом деле, эмоционально тоже меняюсь. Разительно. Ведь раньше, до того как учеба в университете вынудила находиться в мерцании годами, я был другим. Не таким раздражительным, не таким вредным и местами даже злым.
Андрей, одно его присутствие заставило вспомнить обо мне настоящем, и это уже не злит, это пугает. Я ведь держал глаза парня закрытыми не потому, что мне так страшно ему открыться. Почему-то верится, что он не предаст. Просто боюсь вспоминать себя. Ведь до защиты нельзя представать перед университетской общественностью в истинном виде. В лучшем случае меня просто выгонят, в худшем лишат всех званий — всего, чего достиг за эти годы беспрерывных мерцаний.
Я начал говорить и сам не сразу заметил, как неосознанно сжал, почти стиснул руку Андрея. Он не возражал. Он вообще молчал. Только дышал и слушал меня. А я, как и собирался, изливал душу. Вот только хотел все это по-другому обставить. Говорить задиристо, смело, с вызовом, а у меня получилось грустно, искренне, с тоской, причину которой пока не готов объяснить, потому что тогда придется открыть, кто я, но мне хочется приберечь известие о том, что я вовсе не эльф, как он, наверное, подумал, а нечто иное, на потом. Когда увижу его реакцию на свои слова, станет ясно, что он все понял правильно.
Андрей
Ир говорил тихо, ровно, но по тому, как сжимал мою ладонь в иррациональном стремлении найти не столько защиту, сколько понимание, я осознал, насколько трудно ему даются слова. Да, совсем не таким представлял себе это утро.
— Моя диссертация посвящена Камням истинного зрения. Через них в день зачисления проходят все новоявленные студенты. И тогда становится видно, к какой расе принадлежит тот или иной абитуриент. Это делается из-за того, что, несмотря на мирный договор между светлыми и темными, до сих пор существует список рас, которые ни при каких обстоятельствах к обучению не допускаются.
— Почему? — вопрос вырвался прежде, чем я успел осознать: не стоит Ира сейчас перебивать.
Он все так же, с закрытыми глазами, начал объяснять:
— Потому что слишком нестабильны эмоционально. Потому что считается, что представители этих рас могут напасть без предупреждения и без особой на то причины. Потому что, как убеждены консерваторы из Ученого совета, эти существа неспособны себя контролировать, то есть наполовину дикие и необузданные и слишком подвластны не разуму, а чувствам.
Меня осенило до того, как он закончил говорить:
— Фа и Гарри из таких существ?
Ир кивнул и медленно открыл глаза. Потом совершенно неожиданно огорошил меня признанием:
— Я тоже.
Моргнул, осмыслил и лишь потом произнес, пожалуй, самую глупую фразу из всех возможных:
— Я думал, ты эльф.
Ир ухмыльнулся.
— Я — мерцающий, — сказал он и с какой-то странной, вредной интонацией продолжил: — Если еще не прочитал, кто мы такие, то я видел у тебя книгу, можешь в ней посмотреть.
— Ага. Мне ее ваш декан презентовал, — кивнул и непонятно зачем попытался оправдаться. — Но я только про эльфов прочитал и про оборотней, так как Гарри у нас вроде бы оборотень.
— Ага. По официальной версии — не инициированный.
— Да? — А вот этого я в личном деле не нашел. — А еще гадал, почему она тогда, когда вам с Илькой помогать кинулась, не стала обращаться.
— Потому что не могла. Она вообще не оборотень.
— А кто?
— Выверна.
— Кто?
— Как тебе объяснить… — Ир о чем-то глубоко задумался.
А я тем временем старательно рылся в закоулках памяти. И интуиция сработала в тот момент, когда вспомнил, как наша рыженькая реагировала на Пауля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
