Решили тянуть жребий.
Самую короткую соломинку вытянул Рассел, и теперь именно ему предстояло сообщить сокамернику, что жизнь его сильно сократится, если он сам не укоротит собственный язык.
Рассел отвел отступника в сторону и предупредил, что если тот еще раз позволит себе подобное, его придется убить. Старшина был намного старше Стю, настроен по-прежнему воинственно и заявил, что если они хотя бы пальцем попробуют его тронуть, он дома напишет обо всем начальству. Он все еще не понимал… Расселу пришлось во всех подробностях разъяснить, что речь не идет о банальном избиении, а о том, чтобы лишить его жизни, и подробно описал варианты сценариев — с подушкой и без нее. До старшины начал постепенно доходить ужасный смысл, на него стало жалко смотреть, но Стю выполнил миссию до конца. Теперь старшина стал изгоем навсегда. Даже последующее благополучное возвращение из плена не смягчило отношения к нему соплавателей. К их чести, однако, по страницам мемуаров (7 книг воспоминаний вышли с 1969 по 1971 год, всего в писательстве попробовали себя 20 моряков) невозможно вычислить «коллаборациониста» — ни намеками, ни методом исключения. Дело в том, что число старшин на «Пуэбло» превышало две трети списочного состава!
После полудня снова пришли охранники и вынесли из камеры койки, стулья, стол — всю убогую тюремную утварь. На сей раз администрация снизошла объяснить, что происходит. Население 12 камеры решили развести по другим, чтобы допросить заново уже в присутствии других членов экипажа. Предательство заразно… Восьмерку, давшую слабину, корейцы решили раздробить. Шиллинг, Кроув, Эллис и Рассел оказались на втором этаже — в камеру N 1 натолкали 12 человек. Места для стола уже не осталось. Всюду вдоль стен стояли кровати, в ногах — стул. Американцам приказали сидеть: глаза вниз, ноги вместе, локти прижать к туловищу, спину — к спинке стула. Не двигаться и молчать. Охрана в дверном проеме строго следила, чтобы все сохраняли именно такую предписанную позу. За ослушание быстро и неотвратимо наказывали кулаками.
Гражданского океанолога Гарри Иридэйла отвели в комнату для допросов, где стоял длинный канцелярский стол, за которым со стороны окна стояли четыре стула, а напротив — всего один. В комнате находился также еще один маленький круглый столик. Вскоре Опоссум, куратор камеры N 13, прибыл в сопровождении трех дежурных офицеров и одного солдата-конвоира.
Иридэйлу приказали сесть.
Опоссум долго распространялся (через посредство офицера-переводчика) о гуманном отношении народа Кореи к американским преступникам, затем последовал град давно опостылевших вопросов: «Почему ты не искренен? Кто из вас агент ЦРУ? Кто зачинщик сопротивления? Кто заставляет вас дурачить нас?» Иридэйл отвечал, что не понимает, о чем идет речь. После этого офицеры вышли, и охранник начал избивать ученого — чтобы понял. Офицеры вернулись через полчаса. Те же вопросы, тот же ответ. Снова избиение, только на этот раз били уже офицеры, чего никогда не случалось прежде. После этого Иридэйлу приказали сесть, хорошенько подумать о своем будущем и изложить ответы письменно. Остаток дня и всю ночь Иридэйл провел за круглым столиком, вспоминая все, что уже писал прежде, а также собственную краткую биографию. Периодически врывались охранники, надеясь подловить океанолога уснувшим.
Утром «признание» забрали, прочитали и снова не обнаружили искомой «искренности». Вскоре вернулась охрана, — с ним днем раньше, и принялась по новой мутузить Гарри кулаками, пока у того хватило сил стоять. Когда ученый рухнул на пол, его наградили изрядной порцией пинков, да с таким задором, что несчастный вылетел за двери камеры. На лету Иридэйл заметил Чака Ло, которого конвоировали мимо по коридору.
В тот же полдень Иридэйла перевели в более просторную комнату с окнами, закрытыми ставнями, где его уже поджидали Медведь и трое охранников. Медведь продолжал кричать, требуя раскаяния. Он поставил пленного на колени, затем двое конвоиров положили на его голени длинные деревянные жерди около 2 дюймов в диаметре, другие солдаты принялись подпрыгивать на концах жердей. Медведь схватил молоток и в ярости начал методично бить им американца по голове, крича что-то по-корейски. В промежутках Иридэйл пытался кричать свое «Не понимаю!»
«Моя голова напоминала тыкву, — вспоминал океанолог, — нижняя губа отвисла, будучи раздутой втрое против нормального размера. Левый глаз не открывался, правый целиком заплыл огромным фиолетовым синяком. На голове осталась одна большая рана между правым ухом и глазом, а также множество мелких ссадин по всей окружности черепа. Мои колени сгибались с трудом, были исполосованы кровоподтеками, то же на ребрах и бедрах. Нестерпимо болело все тело. Меня перетащили в ту же комнату допросов и велели переписать «признание», если есть желание остаться в живых. Чтобы продемонстрировать искренность и заставить корейских коммунистов поверить, что мне ничего не известно ни о каких заговорах, я написал в новой версии, что в 1966 году служил на разведывательном корабле Баннер. Уже в сумерках зашел дежурный офицер, указал мне на ведро с тряпкой и жестом приказал отмыть следы моей крови на полу и стенах. Иногда мне приходилось взбираться на табурет, чтобы дотянуться до кровавых брызг, улетевших почти до потолка».
МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ ИСТОРИИ
10 декабря ближний круг Джонсона собрался на президентский ланч. Гнетущая атмосфера распада команды власти. В последние дни в обеденном салоне Белого дома оставалось все больше свободных мест. Чины администрации озабочены собственным политическим будущим. Инаугурация нового, 37-го президента Соединенных Штатов Ричарда Милхауза Никсона назначена на 20 января 1969 года.
С ноября в президентском окружении уже не обсуждалось никаких новых проектов и инициатив. В октябре еще теплилась надежда обеспечить передачу власти однопартийцам. Линдон Джонсон поддержал выдвижение своего вице-президента Хьюберта Хэмфри. За пять дней до президентских выборов 30 октября 1968 года Джонсон объявил о начале мирных переговоров с Северным Вьетнамом. Но расчет привлечь избирателей на сторону демократов не сработал. С минимальным преимуществом 0,7 про цента Никсон победил Хэмфри. С тех пор речь шла исключительно о подчистке «хвостов».
Американское общество оценивает правление Линдона Джонсона очень невысоко, в массовом сознании он едва ли не худший из президентов. В годы правления его открыто называли предателем «американской мечты». Джонсону не простили очень многое, начиная от слишком поспешного вступления в должность после убийства Джона Кеннеди — вице-президент принял присягу буквально у гроба предшественника еще в Далласе, на борту президентского самолета. В своем первом послании он объявил войну бедности, но ввязался в другую войну, и она стала единственной, которую Америка проиграла. Джунгли Вьетнама перечеркнули обещания свободы, благоденствия и благосостояния.
Правление 36-го главы США началось и окончилось самыми громкими убийствами в американской истории, а между смертями Джона Кеннеди, Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди страну потрясали студенческие беспорядки и тяжелые расовые волнения. Расходы на вьетнамскую войну президент переложил на плечи налогоплательщиков и резко свернул социальные программы. Молодежь ответила массовым сожжением призывных повесток на ступенях Капитолия.
Бывший школьный учитель, педант, эгоцентрист и интриган, Джонсон как никто другой разбирался в хитросплетениях государственного механизма и был действительно блестящим знатоком права. Ему не было цены в качестве лидера сенатского большинства, но это был его потолок. Верховная власть требовала иного масштаба личности.
Во внешней политике Джонсон в целом руководствовался черно-белым видением мира — «друг — враг», но потепление в отношениях Запад — Восток началось именно с него: вопреки сопротивлению Конгресса, но к радости американских фермеров он предоставил Москве большие кредиты на закупку зерна: в 1968 году подписал договор о нераспространении ядерного оружия, а в конце своего президентства работал над вступлением в переговоры об ограничении атомного вооружения (ОСВ-1).
В истории с «Пуэбло» достаточно наглядно проявилось признание стратегического баланса сил как основы мировой стабильности. Апелляции Джонсона к Кремлю не просто корректны и уважительны, в них просматривается несмелая заинтересованность в зачатии некоего партнерства мировых суперсил — к сожалению, натолкнувшаяся на идеологическую зашоренность визави. Возможно, причина холодности Москвы была в бесперспективности диалога именно с Джонсоном как непроходной фигурой на второй срок, к тому же СССР всегда легче находил общий язык не с либералами во власти, а с прагматиками-республиканцами.
