— Не могу вспомнить, — сказала Зилла и встала. — Не помню. Прекрати на меня шуметь, Озма. И не смей спускаться вниз, пока снова не станешь девушкой.
Озме снились кошмары. Ей снилось, что птицы леди Фрэликс вернулись домой и клюют ее в голову. Тук-тук-тук. Тук-тук. Они хотят выдрать у нее все волосы, потому что она была плохой дочерью. Их послал Нерен. Она сидела в темноте под одним из колоколов леди Фрэликс, спасаясь от птиц. И, там под колоколом, ее целовал констебль. Его рот был полон птичьих трупиков.
Кто-то тряс ее.
— Озма, — повторяла Зилла, — Озма, проснись. Расскажи мне, что тебе снилось.
— Птицы, — сказала Озма. — Я была в комнате, где леди Фрэликс держит свою коллекцию. Я пряталась там от птиц.
— Что еще за комната? — спросила Зилла. Она так и не убрала руку с плеча Озмы, но лица ее было не разглядеть. Только черный силуэт в темноте.
— Зал, полный колоколов и алтарей, — объяснила Озма. — Призракам нет туда хода. Мы были там сегодня днем, леди хотела, чтобы я отыскала ее книжку. Там пол, привезенный из храма в Нале. По нему нужно ходить по особой траектории. У меня от этого даже голова закружилась.
— Покажи мне этот зал, — потребовала Зилла. — Я принесу новую свечу. Эту ты сожгла почти до огарка. Жди меня внизу.
Озма вылезла из кровати и присела на ночной горшок.
«Значит, ты теперь снова девушка», — сказал констебль из-за каминной решетки.
— Ох, да помолчи ты, — шикнула на него Озма. — Это не твое дело.
«Нет, мое, — возразил констебль. — Сейчас ты пойдешь с матерью и принесешь то, что она велит, а мне ты помогать отказалась. Я думал, ты любишь меня».
— Люблю тебя? — изумилась Озма. — Да с чего ты взял? Как я могу любить призрака? Как вообще можно полюбить что-то такое, что я всегда прячу в кармане?
Она выхватила констебля из камина.
— Ты испачкался, — сообщила она.
«Ты такая аппетитная, Озма, — не унимался констебль. — Спелая, как персик. Ничего на свете я не хотел так сильно, как всего лишь одну капельку твоей крови. Ну, если не считать загадочной вещи из той комнаты — ее я хочу заполучить еще больше. Если ты принесешь мне ее, я обещаю всегда быть с тобой честным. Ни у кого никогда не было столь же преданного возлюбленного!»
— Да не хочу я никакого возлюбленного, — отмахнулась Озма. — Я хочу домой.
Она сунула констебля в карман ночной сорочки и босиком зашлепала вниз по темной лестнице. Мать была в холле, где ждали рассвета призраки. Пламя свечи выхватывало лицо Зиллы из темноты. При таком освещении она выглядела прекрасной, испорченной и безжалостной.
— Скорее, Озма, покажи мне эту комнату.
— Она тут, чуть дальше по коридору, — сказала Озма. Она будто снова очутилась в Абале. Все было как прежде. Ей хотелось танцевать.
— Не понимаю, — пробормотала Зилла, — выходит, решение все это время было у меня под носом, а я его не видела?..
— Чего ты не видела? — не поняла Озма. — Гляди, вот она, комната.
Как и раньше, у входа под ногами толклись призраки, они заполонили все пространство. Их было даже больше, чем в прошлый раз.
— Грязные твари, — процедила Зилла сквозь зубы, а потом чихнула. — Почему бы им не оставить меня в покое?
Кажется, она видела только призраков, а не комнату.
Озма взяла у матери из рук свечу и подняла ее так, чтобы им обеим был виден вход в зал.
— Вот, — указала девушка, — вот, смотри. Это та самая комната, о которой я тебе говорила.
Зилла долго молчала, а потом промолвила:
— Меня мутит. Как будто какое-то жуткое существо снова и снова зовет меня по имени. Должно быть, это бог. Должно быть, он предостерегает меня, чтобы не входила.
— В этой комнате полно богов! — подтвердила Озма. — Десятки и сотни богов, алтарей и всяких священных камней. И заходить туда нельзя, а то пол так заверещит, что в доме проснутся все до единого!
«Принеси то, что мне нужно! — потребовал констебль. — Если не принесешь, я вас всех убью!»
— Озма, — произнесла Зилла. Она снова стала похожа на себя прежнюю, царственную и коварную, привыкшую, чтобы ей подчинялись. — Кто это там у тебя в кармане? Кто мнит себя могущественнее меня?
— Это всего лишь констебль из Абала, — сказала Озма. Она вынула констебля из кармана и спрятала за спиной.
«Отпусти меня, — велел констебль. — Отпусти, или я тебя укушу. Принеси то, что мне нужно, и я так уж и быть оставлю тебя в живых».
— Дай его мне, — сказала Зилла.
— Последишь за ним, пока я буду в комнате? — попросила Озма. — Я знаю, как нужно идти, чтобы пол молчал. Призраки не могут входить внутрь, а я могу. Что я должна найти?
— Не знаю, — ответила Зилла. — Не знаю, но как только ты увидишь, то сразу поймешь, что это оно. Обещаю. Принеси мне то, что я ищу. Давай сюда своего призрака.
«Не отдавай меня ей! — взмолился констебль. — У меня дурное предчувствие. К тому же в той комнате спрятана вещь, которая нужна мне. Если ты поможешь ей, а не мне, то потом пожалеешь!»
Зилла протянула руку, и Озма отдала ей констебля.
— Извини, — сказала она ему. А потом вошла в комнату.
У нее немедленно закружилась голова. Еще сильнее, чем раньше. Она постаралась сосредоточиться на пламени свечи и на капающем ей на пальцы воске. Каждый шаг она делала с превеликой осторожностью. Веревки краденых храмовых колоколов скользили по ее плечам, как мертвые змеи. Алтари и столы ломились от всякого добра, и все это были несомненно ценные вещи, вот только тьма стояла кромешная. Как Зилла это себе представляет? Неужели думает, что она, Озма, за пару минут отыщет тут именно то, что нужно? Может, стоит набрать всего побольше — сколько получится унести? Вот, например, маленький восковой божок на ближайшем столике. Она приподняла подол ночнушки и бросила туда божка. А вот книга в золотом окладе. Девушка попробовала ее на вес. Слишком тяжелая. Она положила ее на место и взяла книжку поменьше. Бросила ее следом за божком.
А вот маленькая ступка и пестик, чтобы растирать благовония. Нет, они не казались подходящими. Озма поставила их обратно. А вот стол, заваленный шкатулочками, а в них — глаза. Сапфировые и рубиновые глаза, жемчужные, ониксовые и изумрудные. Озме не понравилось, как они на нее смотрели.
Во время поисков она вдруг почувствовала, что ее словно что-то притягивает к себе. А потом она поняла, что чувствовала притяжение все это время, но старательно его игнорировала, сама того не замечая. Она направилась к манившей ее вещи, но добраться до нее оказалось тяжело. Приходилось двигаться по сложной траектории. Казалось, чем ближе она пыталась подобраться к нужной вещице, тем дальше оказывалась. Попутно она кидала в подол все новые находки: связку палочек, обмотанных полосками шелка; маленькую бутылочку, внутри которой что-то плескалось; резную фигурку рыбы. Чем тяжелее становилась ее ноша, тем проще делался ее путь к желанной вещи. Свеча в ее руке стала существенно короче. Девушка гадала, долго ли она блуждает по этому залу. Наверняка не очень долго.
Вещь, манившая ее, оказалась статуэткой богини. Этот факт почему-то разозлил Озму, особенно когда она разглядела, что это за богиня. Та же самая женщина с головой волчицы, которая стояла в прихожей. Фигурка словно беззвучно, по-волчьи смеялась над Озмой, как будто та была маленькой, никому не нужной и глупой.
— Я даже не знаю твоего имени, — произнесла Озма с таким ощущением, будто ее слова что-то доказывали. Богиня ничего не ответила.
У богини в руках была глиняная чаша. Она держала ее так, как если бы предлагала Озме выпить. Но чаша была пуста. Статуэтка была старая, уродливая и хрупкая. Наверняка это наименее ценный предмет во всей комнате.
Двинувшись обратно, Озма уловила новый запах, сладкий и вяжущий, очень нетипичный для Брида. В Бриде пахло булыжником, лошадьми, мылом и свечами. А этот аромат был приятнее всего, что Озма нюхала в своей жизни. Этот запах напомнил ей об ароматических маслах, которыми умащивали себя модницы Абала, так пахли их украшенные драгоценностями и завитые локоны, когда дамы склонялись к ней, чтобы сказать, какое она прелестное дитя и до чего же она хороша. В высокие окна полился ленивый, перламутрово-серый свет. Он, как вода, лился на гладкие изгибы висящих и стоящих на полу колоколов. Перед Озмой высился расколотый алтарь, из которого росло дерево.
Все листочки на этом странном, упорном дереве шевелились, словно от дуновений ветра. «Может, это один из богов прошел по залу», — подумала Озма. Но в просторном помещении царили тишина и покой, словно Озма была здесь совершенно одна. В голове у нее наконец прояснилось. Она пригнула к себе веточку и увидела на ней плод, похожий на сливу. Озма сорвала его.
