побега. Я помог Сандро с амнистией. Болгарин подсуетился, чтобы эту амнистию распространили на нас с тобой. Сейчас моя очередь. Я помогу Сандро навести порядок в городе, а потом он в долгу не останется.
18. Глава. Малина месье Лепажа
К наследникам Болгарина Колоб ехать не рискнул. Он не знал, кто унаследовал зону ответственности Болгарина и обоснованно опасался, что кто-то из врагов. Из всех известных ему мест встречи преступников он выбрал скромного подпольного хирурга Лепажа. Почему-то стационарные сервисы для бандитов русские называли «малина». Raspberry. Ничего похожего на эту ягоду в окрестностях не наблюдалось. Колоб происхождение слова тоже не пояснил.
Уинстон пошел один. Его в Ленинграде никто не знал, а Колоб решил, что с парадного входа светиться не будет, а зайдет со стороны окна.
Дома вокруг выглядели как после бомбежки. Или перед бомбежкой. Зачем делать ремонт, если завтра прилетит очередная бомба? Последний раз бомба долетала до Ленинграда лет сорок пять назад. Тогда критически травмировали не столько жилищный фонд, сколько менталитет местного населения. Шаг в сторону от ярко освещенных центральных улиц — и попадаешь туда, где фашист бомбить побрезгует.
Может быть, они бы и рады были привести стены в порядок, но не в том ли дело, что у них нет для этого ресурсов? Вокруг чисто и стоят цветные контейнеры для раздельного сбора мусора. Откуда может возникнуть идея сортировки мусора, как не от бедности?
Наступил вечер. Солнце опустилось уже ниже крыш домов, но за горизонт, судя по теням, еще не зашло. Петроградская сторона выглядела так, будто правоохранители заглядывают сюда немногим чаще, чем вражеская авиация и реставраторы фасадов вместе взятые. Где-то ругались, где-то дрались. Из углов несло ладно вроде бы выгребной ямой, а может быть, мертвечиной. Если верить кинохронике, сорок пять лет назад в сугробах под этими окнами лежали умершие от голода жильцы. Но это, конечно, пропагандисты преувеличили. Так не бывает. Несмотря на вечер буднего дня, из окон то и дело раздавались тосты и звон стаканов.
Уинстон боялся, что в таком хорошем костюме по такому плохому району далеко не пройдет. Но быстро понял, что первое впечатление обманчиво. Заметный процент местного населения ходил в костюмах, в шляпах, в туфлях и с элегантными зонтами. Женщины по стилю в одежде и по осанке больше походили на лондонских леди, чем на лондонских пролетарок. Непечатных слов он здесь вообще не услышал. Ругались ленинградцы специфически. На повышенных тонах, но интеллигентно. Слышались обороты вида «скажите пожалуйста», «извините за мой французский», «спасибо, что не в морду». Звуковой фон разбавляли звуки пианино и трубы. Жаль, что вразнобой.
Может быть, наоборот? Здесь не мелькают милицейские мундиры не от того, что здесь слишком опасно, чтобы патруль лишний раз сюда заходил, а от того, что здесь нет необходимости стоять по милиционеру на каждом перекрестке? А может быть, здесь поддерживается порядок, но не силами милиции? Вот двое мужчин с красными повязками на рукавах тащат третьего, пьяного. Судя по повязкам, это не просто прохожие, но не может же быть, чтобы сотрудникам выдавали вместо комплекта форменной одежды только повязки на рукава? С другой стороны, не может быть, чтобы бандиты надевали на рукава повязки цвета государственного флага.
Нужный дом, как и все другие дома вокруг, походил на крепость. Замкнутый четырехугольник с внутренним двориком, в который надо пройти под аркой. Путь лежал через еще один такой же двор. Интересно, проходит ли под аркой пожарная машина и сможет ли она развернуться в первом дворе?
Впереди под арку повернул тощий молодой человек со скрипкой в узнаваемом футляре.
— Стоять! — из темноты навстречу музыканту вышли две фигуры.
Уинстон прикинул, что двоечкой в голову здесь не отделаешься. Музыкант подумал примерно так же и послушно остановился.
— Рубль есть? — спросил один из грабителей, — А если найду?
— Да ты скрипач, — сказал второй, — Может, сыграешь?
— Почем сейчас скрипочки на Удельной? — поинтересовался первый.
— Ты в натуре скрипач или это реквизит, чтобы баб клеить? — продолжил свою мысль второй.
Говоря это все, они постоянно трогали музыканта за одежду и хлопали по карманам. Уинстон остался стоять в темноте. Повернуться и уйти нельзя. Другого прохода он не знает. Незаметно протиснуться мимо этих троих не получится.
— Да сыграю я, сыграю, — сказал скрипач, — Только петь сами будете.
— Ты, главное, слабай, а петь или не петь мы сами решим.
Скрипач положил футляр на чистое место под ногами, достал скрипку и заиграл… “Those were the days”! Он что, думает, что эти запоют по-английски? Джулия могла бы и спеть. Ей почему-то нравилась эта песня. Как будто у нее на самом деле было романтическое прошлое, которое стоит вспомнить.
— Ехали на бричке с пулеметом, — после вступления запел первый грабитель.
— По Украйне ридной средь полей, — подхватил второй.
— Ехали мы с батькой поразвлечься, пострелять проклятых москалей! — уже оба и неплохо попадая в такт.
— Дорогой длинною, по полю минному, под скрип рессор, с горилкою в ведре! С дивчиной гарною, в зубах с цигаркою, да с маузером в жовтой кобуре! — присоединилась пьяная компания за открытым окном первого этажа.
Уинстон послушал до конца и чуть не упал, где стоял. Часть слов и произношение из какого-то южнорусского диалекта, но в целом понятно. Зачем русские сепаратисты возят в ведре детеныша гориллы, это наименее важный вопрос. Более странно, что посреди культурной столицы в двух шагах от победы коммунизма русские во весь голос поют явно оппозиционную песню времен еще их Гражданской войны. И еще, если она такая старая, то “Those were the days” имеет русское происхождение?
Что интересно, при видимой оппозиционности песни, она не содержала никакого негатива про красных. Устроили засаду, бросили гранату, ликвидировали руководителя бандформирования. По-русски батя — отец, батька — атаман, батюшка — священник. Очень сложный язык. А русская пропаганда берет новые высоты. Самим написать «оппозиционный» фольклор, чтобы его не пришлось писать настоящей оппозиции!
Все допели и захлопали. Музыкант поклонился.
— Честный вор лабуха не обидит, — гордо сказал первый грабитель и запихнул купюру скрипачу в нагрудный карман пиджака.
— Господа, вы с какого района? — вежливо поинтересовалась незаметно подошедшая старушка, одетая в стиле чуть ли не прошлого века.
— С этого, — смело ответил второй грабитель.
— Месье Лепаж не говорил вам, что гопстопить под дверью малины несколько неприлично?
Грабители переглянулись.
— Извините, сударыня. Мы, кажется, двором ошиблись, — сказал первый.
Они торопливо пошли к выходу со двора. Проходя мимо Уинстона, второй заметил шрам на лице.
— Вы, случайно, не к Лепажу? — спросил он.
— К