За столом сидел сам владелец. Обхватив голову руками, он раскачивался на стуле и бормотал что-то на своем родном языке. Рядом с владельцем стоял фельдшер, который на немой вопрос Кунцевича отрицательно помотал головой.
Коллежский асессор вышел из кабинета и увидел, что Середа уже успел выпроводить из магазина фотографа и теперь диктовал своему письмоводителю протокол осмотра места происшествия.
– Виктор Николаевич, вы Филиппова не видели?
– Я здесь, Мечислав Николаевич. – Голос начальника звучал из соседнего магазина сквозь дыру в стене. – Идите к нам!
В соседней лавке кроме Филиппова находились ее хозяин – купец второй гильдии Воронов, и помощник начальника сыскной Маршалк.
Когда Кунцевич зашел в магазин, Филиппов сказал лавочнику:
– Вот, Александр Иванович, познакомьтесь – коллежский асессор Кунцевич, будет непосредственно заниматься этим делом. Поговорите с ним. Мечислав Николаевич, а вы, как с Александром Ивановичем закончите, побеседуйте с ювелиром, я думаю, он к этому времени отойдет.
– Слушаюсь.
Филиппов с Маршалком вышли, Кунцевич повернулся к Воронову:
– Ну, милейший, рассказывайте.
– Я же только что…
– А придется повторить. Сначала мне, потом следователю, потом на суде, коли мы злодеев найдем, – сказал Кунцевич.
– Ну раз так надо… Видите ли, сегодня мой магазин работать не должен был, Троица, праздник великий. Вчера закрылся пораньше, пришел домой, отобедал, всенощную отстоял, думал сегодня выспаться. А тут такое. В половине девятого телефонируют, приезжайте, вас ограбили! Я на извозчика – и мухой сюда. Дверь в лавку – нараспашку. В лавку зашел, а там темнота. На дворе белый день, а у меня в лавке – темно. Смотрю на окно, а оно какой-то зеленой клеенкой завешено. Я клеенку снял, обернулся, мать честная! В стенке – дыра. Ну, я все сразу и понял. Больше и сказать нечего.
– Понятно. Много у вас народу служит? – спросил Кунцевич.
– Да вдвоем справляемся. Я и приказчик.
– Приказчика на праздник отпустили?
– Ну да, в деревню. Он из Петербургского уезда. Я разрешил ему завтра к десяти приехать. Завтра Духов день, тоже никакой торговли.
– А кто вам телефонировал?
– Не знаю, кто-то из сторожей, не помню.
– Вы вчера во сколько торговлю закончили?
– Около пяти вечера, я же говорю, хотел всенощную отстоять, надо было подготовиться. А приказчика я еще раньше отпустил, в двенадцать.
– Много ли было покупателей?
– Да как обычно. Чтобы сразу – так два-три человека, три посмотрят, один купит.
– Позвольте осмотреть ваш магазин? – спросил Кунцевич.
– Мой? А зачем? Впрочем, осматривайте, конечно.
Лавка Воронова по площади уступала магазину Гордона раза в три.
– Александр Иванович, я у входа заметил нумер вашего магазина. Почему он с литерой? Почему у вашего соседа справа – сорок пять, у Гордона – сорок шесть, а у вас – сорок пять «А»?
– Дело в том, что раньше моя лавка и магазин господина Гордона были одним помещением, которое занимало дамское ателье. Потом ателье съехало, и из одного помещения сделали два – дверь в разделяющей стене заложили.
Магазин Воронова состоял из торгового помещения, закутка-кабинета хозяина и комнатенки-склада. С окна торговой залы свешивалась новенькая зеленая клеенка. Кунцевич подошел к пролому и осмотрел кладку. Она была в полкирпича. Заглянув в дыру, коллежский асессор увидел перед своим носом лаковые штиблеты следователя.
– Виктор Николаевич, тут клеенку мазурики на окне оставили.
– Изыму, изыму, Мечислав Николаевич. Сейчас здесь протокол допишем и к вам перейдем.
Кунцевич обернулся к Воронову:
– Александр Иванович, я увидел у входа в ваш магазин деревянные ставни. Вы их вчера запирали?
– Нет-с. Всегда запираю и вчера хотел, но когда стал закрывать, увидел, что одна петля из стены вырвана. А плотника звать уже некогда было, домой торопился. Я и не закрыл. Но сторожа предупредил, чтобы смотрел в оба.
– Так-с. А замочек у вас в двери плевенький.
– Да. На ставнях замок навесной, хороший. А в двери действительно дешевый, я все больше на ставни полагался. Да и не лазят воры в писчебумажные магазины. Наш товар сбыть нелегко. Мы сами его сбываем ни шатко ни валко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ну что ж, спасибо. Я вас попрошу все, что вы мне сейчас рассказали, написать собственноручно. Сверху поставьте адрес и нумер телефона. Я буду у Гордона. Когда напишите, будьте любезны, занесите мне написанное, а потом можете быть свободны. Все равно с такой дырой никакой торговли у вас сегодня не будет.
– А как быть с магазином?
– А что магазин?
– Ну как же, дверь я закрою, а пролом-то останется. Позвольте, я каменщиков приглашу, они вмиг все заделают?
– Нет, пока нельзя. Мы должны сначала все осмотреть и описать.
– Ну тогда я подожду.
– Воля ваша.
* * *
Когда Кунцевич вышел в галерею, в Гостиный двор зашел полицейский надзиратель Игнатьев:
– Здравию желаю, ваше высокоблагородие!
– И тебе здравия, Петр Михайлович, а то вид у тебя уж очень нездоровый! Морда – как будто на ней овес молотили, – заметил Кунцевич.
– Так сегодня день должен был быть неприсутственный, вот вчера и позволил себе…
– Ну ладно, пойдем со мной в контору двора, купцов попытаем.
* * *
В конторе по случаю Троицы никого не оказалось. Старосты артели сторожей тоже на месте не было. Вся их ночная смена столпилась у запертых дверей конторы и гудела вполголоса. Когда Кунцевич и Игнатьев приблизились к сторожам, гул сразу смолк.
– Как же это вы, братцы, такую кражу прошляпили? – укоризненно спросил чиновник для поручений.
Сторожа молчали.
– Кто по Зеркальной линии сегодня ночью дежурил?
И на этот вопрос ответа не последовало.
– Не хотите со мной разговаривать? Или стесняетесь? Игнатьев, сходи-ка, братец, вниз, кликни пяток извозчиков, подряди их за казенный счет до Офицерской, мы этих молчунов сейчас в сыскную повезем, там будем их разговаривать учить.
В толпе сторожей послышался гул.
Черный как смоль сторож с бородой-лопатой закричал:
– Ванька, чего ты молчишь! Всех нас под цугундер подвести хочешь? Он воров упустил, ваше благородие, этот вот, Ванька Зотов. – Сторож взял за плечо паренька лет двадцати, стоявшего в заднем ряду, и вытолкал его вперед.
Кунцевич грозно посмотрел на парня:
– Ну рассказывай, Зотов!
– Дык я чего? Нешто я нарочно? Я наоборот! Ты-то, Фома, вовсе спал, я один всю галдарею обходил!
– Я спал? Да что ж ты врешь, гадина! Не верьте ему, ваше высокоблагородие. Я всю ночь глаз не смыкал. В ретирадник я отходил, по нужде, а не спал.
– Цыц всем! Зотов со мной, остальным никуда не расходиться.
Вышли на Невский. Мечислав Николаевич достал серебряный портсигар, раскрыл и протянул сторожу. Зотов к папиросе прикоснуться не решался.
– Кури, братец, кури. Я сам-то не курю, для приятелей держу, так что угощайся смело.
– Благодарю, барин. – Паренек взял предложенную папиросу, прикурил своими спичками и с наслаждением затянулся. – Табачок-то у вас больно хорош!
– Плохого не держим. Ну, рассказывай.
– Стало быть так. Фома с Микитой спать завалились. А мне говорят: «Ходи, Иван, да гляди в оба». Ну, я и ходил. Тем более мне и не спалось. Я к вашим ночам не привык ишшо. Какая же это ночь? У нас в деревне ночью темно, а в Питере книжку можно читать без свечи, коли грамотный.
– Давно из деревни?
– На Красную горку и приехал. Земляк в артель устроил, старый он уже, на покой собрался, а меня, стало быть, на свое место.
– Понятно. Новенький. Старые-то сторожа небось измываются?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Не то чтоб измывались, но работы у меня поболе, чем у них. И сплю меньше, и верчусь больше, и за «сороковками» им бегаю, а дохода, почитай, нет.
– Как это нет?
– Дык забирают все заработанное. На залог я денег занял. Вот «катю» отдам, тогда и буду жалованье получать, а пока только за одни харчи стараюсь.
