Человек – незабвенное забывал, у Демона – это не вышло: дух полюбил впервые:
Но уж не то его тревожит,
Что прежде, тот железный сон
Прошел. Любить он может – может,
И в самом деле любит он!
«Посланник рая, ангел нежный» встал на пути его любви, и дева счастлива рядом с ангелом – чего Демон и не стерпел. Зато какие слова напоследок высекает из его сердца погибшая любовь!.. Лермонтов переписывает заново последний монолог Демона, расцвечивая его речь удивительными красками:
С тобою розно мир и вечность
Пустые звучные слова,
Прекрасный храм – без божества.
………
Люблю блаженством и страданьем,
Надеждою, воспоминаньем,
Всей роскошью души моей…
………..
И для тебя с звезды восточной
Сниму венец я золотой,
Возьму с цветов росы полночной,
Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката
Твой стан, как лентой, обовью
И яркий перстень из агата
Надену на руку твою.
Всечасно дивною игрою
Твой слух лелеять буду я.
Чертоги светлые построю
Из бирюзы и янтаря…
Я опущусь на дно морское,
Я полечу за облака
И дам тебе все, все земное,
Люби меня!..
Все, все земное – поцелуй, несущий смерть.
И снова – одинокий полет в вечности: в страдании, без цели и надежды.
По следу крыл его тащилась
Багровой молнии струя…
6
Случайностей не бывает, и гении – лучшее доказательство.
Вслед за Лермонтовым, сосланным на Кавказ после стихотворения «Смерть поэта», туда же чудесным образом перелетел и Демон.
Испанский монастырь, море, волны, бьющиеся о скалы, растворились в призрачном условном пространстве ранних редакций поэмы: отныне «изгнанник рая» стал летать над вершинами Кавказа, а безымянная, вроде бы испанская монахиня превратилась в красавицу грузинку по имени Тамара. Поначалу она даже не монахиня, а простая земная девушка, в ожидании свадьбы, – но жених гибнет, и Тамара, искушаемая Демоном, спешит навсегда укрыться в монастыре.
Нет, недаром Лермонтова вновь привело на Кавказ, не зря он колесил и скакал по горным дорогам, взбирался на скалистые вершины, слушал шум бурных речек, ел чурек и пил кахетинское, ночевал на земле под буркой. Отныне земля в его поэме о злом духе, ранее больше походившая на театральную декорацию, стала настоящей, живой : обрела цвета, запахи, звуки, зажила жизнью горцев.
Кавказ с детства волновал его душу и откликался в ней лирическими стихами и поэмами. Однажды, в 1832 году, Лермонтов пропел ему чуть ли не гимн, писанный ритмической прозой:
«Синие горы Кавказа, приветствую вас! вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас и о небе. Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах Творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновение гордился он ею!..»
Шестая редакция «Демона», первая из кавказских , датирована 1838 годом, «сентября 8 дня». Поэту двадцать четыре года, он достиг творческой зрелости, – и его вечная поэма, коснувшись кавказских реалий, словно бы сразу обрела плоть и кровь, весь дух этой прекрасной земли.
Надмирный полет Демона чуден и высок, как его «лучших дней воспоминанья»,
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим;
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним;
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
И, если юноша поэт, достигнув горных вершин, испытывал вслед за гордостью презрение к жизни, то в Демоне, после его надзвездных кочевий, и веков бесплодных, и власти над ничтожной землей, ничего на душе, кроме равнодушной пустоты:
И зло наскучило ему!
Дик и чуден – и Кавказ, и весь Божий мир вокруг, но «гордый дух»
Презрительным окинул оком
Творенье Бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.
Вся красота земли, «роскошной Грузии долины» для изгнанника – ничто:
И все, что пред собой он видел,
Он презирал иль ненавидел.
И лишь юная красавица Тамара, легко танцующая на кровле, вдруг неизъяснимо взволновала его; а благодатный звук – поразил его до самой глубины существа…
В новой редакции поэмы Демон уже не намеренно губит Тамару – он сам не властен над собой, он лишь рука судьбы в заведенном Творцом мироустройстве. Демон хочет, чтобы Тамара принадлежала только ему, и потому убирает со своего пути ее жениха, а когда конь приносит на брачный пир убитого всадника и Тамара рыдает от горя, Демон волшебным голосом утешает ее. Лермонтов – тоже волшебно – перекидывает ритмическое ударение в слоге: переходит с 4-стопного ямба на певучий 4-стопный хорей – и пишет словно бы не земными словами, а прозрачным, мерцающим светом и воздухом:
«На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада;
Час разлуки, час свиданья —
Им не радость, не печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни;
Будь к земному без участья
И беспечна, как они.
И – вновь перелет: с неба на землю, соединение двух стихий.
Вновь чудесная перемена ритма – и пленительные стихи:
Лишь только ночь своим покровом
Долины ваши осенит,
Лишь только мир, волшебным словом
Завороженный, замолчит,
Лишь только ветер над скалою
Увядшей шевельнет травою,
И птичка, спрятанная в ней,
Порхнет во мраке веселей,
И под лозою виноградной,
Росу небес глотая жадно,
Цветок распустится ночной,
Лишь только месяц золотой
Из-за горы тихонько встанет
И на тебя украдкой взглянет,
К тебе я стану прилетать!
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать…»
Этот голос «чудно-новый», эта упокоительная песнь, где слиты воедино земная надмирность и надмирная земность, – эта колыбельная Демона , может быть, единственная в своем роде, упоительная по благозвучию, умиротворенности и небесной красоте… – какая земная душа перед этим устоит!..
И Тамара пала… Она попыталась поначалу спастись от обольстителя в монастыре, но во сне ли, наяву ли уже запечатлелось у нее на душе, как
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К ее склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
