Но едва первые солнечные лучи стали пробиваться сквозь кроны задыхавшихся деревьев, как Ковенант содрогнулся, а Линден прикрыла рот рукой, чтобы подавить восклицание.
Они видели лишь краешек ауры, но она оказалась не зеленой, а красной. Солнечный Яд вступил в фазу губительного поветрия. То было солнце чумы.
— Два дня! — не удержался от стона Ковенант. — Все гораздо хуже, чем я думал.
Встретив вопросительный взгляд Первой, он с горечью пояснил, что прежде каждая фаза Солнечного Яда продолжалась не менее трех дней. Ускорение смены фаз означало, что мощь Яда усиливается, а из этого, в свою очередь, следовало… О том, что из этого следовало, Ковенант предпочел бы не думать. Это могло значить, что Сандер и Холлиан потерпели поражение, что на-Морэм заполучил источник крови, неиссякаемый, как его злоба, или же что Лорд Фоул настолько уверен в своей победе, что Верные больше не делают вид, будто они сдерживают Солнечный Яд.
Некоторое время Первая хмуро обдумывала ответ Ковенанта, а затем осторожно спросила:
— Возможно ли, что это лишь случайная вариация, а основной цикл остался без изменений?
Такое представлялось возможным — Ковенант вспомнил, что один раз он видел фазу, продолжавшуюся всего два дня. Но когда он повернулся к Линден, чтобы поинтересоваться ее мнением, то увидел, что она так и держит руку у рта. Зубы ее сомкнулись на костяшке указательного пальца, на подбородке виднелась капелька крови.
— Линден! — воскликнул он, хватая ее за запястье и отводя руку. Ее смятение передалось и ему.
— Солнце чумы, — прохрипела она, с трудом выдавливая слова из горла. — Ты забыл, что это такое? Или, может быть, у нас есть ваура?
И тут Ковенанту стало по-настоящему страшно. Ваура представляла собой едкий растительный сок, помогавший отогнать тучи насекомых, кишевших под солнцем чумы. Более того, это снадобье являлось противоядием против порождаемого Солнечным Ядом смертельного недуга. Недуга, способного поразить всякого, у кого на теле имеется хотя бы маленькая ранка.
— Адское пламя! — выругался он. — Скорее перевяжи палец!
Шрамы на руке Ковенанта уже успели зажить, а вот крохотные отметки на ее костяшках под этим солнцем могли оказаться роковыми. Вокруг уже начинали клубиться миазмы. Как только свет касался растений, кора на их стволах начинала отслаиваться, а древесина сочиться гноем. То были первые признаки начинавшегося гниения и распада.
К нарастающему зловонию вскоре присоединился надоедливый, буравящий уши писк невесть откуда взявшихся насекомых. Ковенанта охватили мрачные предчувствия, те самые, во власти которых оказалась Линден. Помимо всего прочего, она раньше него сообразила, что даже Великаны могут опасно заболеть, надышавшись ядовитых испарений или получив множество столь же ядовитых укусов.
И, тем не менее, она не сдвинулась с места. Глаза ее потускнели и были обращены внутрь. Из укушенного пальца сочились и падали в пыль маленькие красные бусинки.
— Черт побери! — неистово закричал Ковенант. — Я же сказал, забинтуй палец! И придумай что-нибудь. Похоже, мы попали в беду.
Линден вздрогнула, словно ее вырвали из забытья.
— Ты не понимаешь, — прошептала она, — ты не чувствуешь этого. Я не помню, чтобы когда-нибудь… чтобы такое… — Она сглотнула, чтобы удержаться от крика. Тон ее стал мертвенно равнодушным. — Ты этого не чувствуешь. Это так безобразно. Тебе с этим не справиться.
Клубы пара вились у ее лица, словно и оно начинало гнить.
Схватив Линден за плечи, Ковенант встряхнул ее изо всех сил.
— Может, я и не могу, зато ты — можешь! А иначе зачем ты здесь? Ты Солнцемудрая.
Солнцемудрая — таков был титул, данный ей элохимами. На миг взгляд Линден стал столь рассеянным и блуждающим, что Ковенант испугался, не лишилась ли она рассудка. Но в следующий миг она устремила на него взгляд, исполненный такой решимости и силы, что Ковенант вздрогнул. Лицо ее побледнело, как алебастр, но очи блестели, как алмазы.
— Сейчас же отпусти меня, — проговорила она одними губами. — У тебя нет никакого права…
Ковенант мгновенно выполнил ее требование, но Линден не смягчилась и, как только он разжал хватку, отвернулась, словно отпуская его прочь из своей жизни.
— Найди какой-нибудь еще не сгнившей зелени, — велела она Первой. Голос ее звучал странно: сурово и в то же время ломко. — Веток или чего-нибудь в этом роде. Обмакни концы в витрим и подожги. Дым в некоторой степени сможет нас защитить.
Приметив возникшую между Линден и Ковенантом напряженность, Первая приподняла бровь, однако медлить Великаны не стали: они прекрасно знали, какова сила видения Избранной. В считанные минуты они наломали достаточное количество ветвей, вполне годившихся на факелы. Красавчик пробормотал, что это не лучшее использование сбереженного им драгоценного напитка, однако одну из своих фляг вручил Первой без возражений. Вскоре четыре Великана и Кайл вооружились пылающими факелами: горели они с треском и отчаянным чадом, давая достаточно дыма, чтобы распугать гнус и отбить гнилостный запах. Раздосадованно жужжа, громадные кровососы устремились на поиски другой добычи.
Когда все припасы были уложены, Первая в ожидании указаний обернулась к Линден, признавая тем самым происшедшие изменения. Ковенант был Другом Великанов и Обладателем белого золота, однако теперь жизнь отряда целиком зависела от видения Линден.
Не глядя на Ковенанта, Линден кивнула и заняла обычное место между Первой и Хоннинскрю. Отряд пустился в дорогу.
Путь их пролегал сквозь клубы омерзительного пара. Вьющиеся лозы, еще вчера слишком твердые даже для меча Первой теперь набухали и покрывались омерзительными, то и дело прорывавшимися язвами. У некоторых деревьев выгнивала сердцевина, другие истачивали в труху древоточцы. На некоторых стволах кору почти полностью обглодали термиты. Дурманящая сладость орхидей порой пробивалась даже сквозь едкий дым факелов. Ковенант чувствовал: то, что им приходилось преодолевать сейчас, являлось венцом усилий Лорда Фоула. Именно такой, согласно его вынашиваемому тысячелетиями замыслу, должна была стать судьба всей Страны. Красота ее была порушена, естественный закон попран. Щуря слезящиеся глаза, задыхаясь и с трудом сдерживая рвоту, Ковенант молился о том, чтобы солнце не продержалось больше двух дней.
Однако солнце чумы давало им и некоторые преимущества: гниение дерева позволило Первой вновь взяться за меч и начать прорубать путь. Спутники зашагали быстрее и через некоторое время вышли из можжевелового леса на пространство, поросшее густой, высокой и липкой, словно вымазанной нечистотами травой. Здесь Первая объявила привал: следовало перекусить и подкрепиться «глотком алмазов».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
