на диван. Час и более наслаждался кошачьим храпом во всех его тональностях и ритмах. Потом без сил заснул.
«Только сейчас я чувствую, что я опять, опять на воле! Тюрьма как призрак покинула меня, болота отпустили меня, река унесла меня обратно к горам и завтра будет подъём. Только меня уже нет. Есть кто-то, но не я. И мне же только предстоит понять кто этот «кто-то, но не я»! Его придётся вырастить и воспитать.»
VIII
Заяц проснулся рано утром. Часов 5, только светает. «Время не терять. Идти-то весь день до станции! Только ночью буду. Перекусить? Нет, взять что-нибудь на дорогу. Денег должно хватить. Кот? А где кот?»
Торговца в номере не было. Запах от него был, а самого не было – «уже какое-то время не было». «Ну так-то и легче. Не возиться, не прощаться.»
Заяц закрыл дверь на ключ и вернулся в таверну. Заставил сонного хозяина подняться и работать. Не хотя, кот открыл свой чулан и стал собирать «что похуже» – «всё, мяу, для посетителей – всё для вас!». Нашлись овощи – огурцы, помидоры, капуста, какие-то то ли гнилые, то ли сушёные фрукты, сырокопчёные колбасы из неведомо кого, твёрдый сыр и проклятое кошачье вино («нет уж, больше я этого пить не буду. Да я ж вообще не пью! И самогона ещё много волчиного! Много его, много! Больше, чем надо.»).
Заяц: А где кот-то, талала?
Хозяин: Какой тебе, мяу, кот? Тут все коты!
Заяц: Торговец вчерашний.
Хозяин: А мяу! Этот! Это не торговец.
Заяц: А кто это?
Хозяин: Вампир наш местный!
Заяц: Да ладно, талала!
Хозяин: Правда, мяу, правда! Жрёт направо-налево! Садист, извращенец!
Заяц: А где ж-тала дозоры ваши? Почему не ловят? Он же сидел тут открыто! Бухущий в усмерть! Он у меня на пороге спал! То есть у тебя-тала!
Хозяин: Ты это, рогатый… Ты давай, мяу, не суйся! Ладно, а-мя-мяу? Наши дела – сами разберёмся!
Заяц: Я могу помочь!
Хозяин: А ты кто такой, что б нам тут помогать, а?! Нам твоей мя-мяу не надо! Сами с усами! Иди, иди! Вот я тебе наложил. Я тебе с верхом наложил! Всё самое лучшее, родное! Всё от сердца, мя-мя-мяу! Как сыну! Иди давай! Иди!
Заяц: Ну… спасибо!
Хозяин: Ты расплатись, мя-мяу! Потом уж и «спасибо», и «пожалуйста», и «до свидания»! Можно даже с выражением, всё как ты любишь!
Заяц расплатился, скрутил кулёк и уложил в портфель. «Теперь уж совсем нелегко. Где бы продать эти корни?»
Заяц: Где корни-то продать?
Хозяин: А я, мяу, знаю? Тут никто не купит. А вот на лесопилке может кто и возьмёт.
Заяц: Что за лесопилка?
Хозяин: Водяная. Тут у самых гор деревня образовалась, мяу. Бычки пилят материалы, строят мельницы, продают добро на восток. Да и нам тоже с них польза бывает. Попробуй с бычками сторговаться, мяу. Попробуй.
Заяц: Это дальше по реке?
Хозяин: Да, выйдешь прямо к лесопилке. Оттуда уж к деревне кто-нибудь тебя свезёт. Возможно даже на себе, мя-мяу! На трудовом горбу бычином, а?!
Заяц: Бычки этого не любят.
Хозяин: Но ты-то сам рогатый?!
Заяц: Я-то талалай!
Хозяин: Знать бы кто это!
Заяц: Я-тала, я-тала!
Хозяин: Приятно было познакомиться, мяу мяу!
Заяц: И мне приятно. И мне-тала!
Хозяин: Заходите к нам ещё!
Заяц вышел из таверны и направился к воротам. Ворота эти стояли немного в стороне от дороги. Скорее искусства ради стояли (как и многое другое в этой Богом забытой деревушке). Свечки, фигурки, вставленные в отверстия ромашки, накрученные стебли ржи. «Красиво, народно!» Тут же стояли вчерашние коты – «те из дозора», с перьями на шляпах. Один из них помахал зайцу лапой. Заяц ответил тем же.
Один из котов: Осторожно на дороге, мяу! Скота развелось всякого!
Заяц: Скота? Уж не бычки ли, талала?
Один из котов: Бычки, мяу! Бычки! Золото нашли и начали друг друга резать! Как не в себе, мя-мяу! Не ходи туда, монах! Целее будешь!
Заяц: Спасибо тебе, тала! Пойду по прямой вдоль леса.
Один из котов: Правильно, мяу! Давай!
«И ведь придётся по прямой идти. Не срежешь тут никак! Да и конфликты с быками мне ни к чему. Мне бы сейчас, где потише, где пониже. Тихо-тихо пройти вдоль всех и всякого. Как буд-то нет меня, как буд-то тень одна осталась…»
Последняя мысль напугала зайца. Что если и в самом деле только тень от него осталась? А этот… этот «кто-то, но не я» – «…его же надо ещё придумать?!». «А жив ли тот, кого как анекдот с базара ещё придумать надо, что б продать? Жив я теперь или нет?»
Мрачный, погружённый в себя, заяц шёл так быстро, как мог. Километры, километры. Разогнался, расшаркался – побежал трусцой. Километры. Хотелось скинуть набитый портфель, хотелось выбросить сложные мысли, «все эти… воспоминания, все эти несбывшиеся мечты, все планы – всё тяжёлое, и потому ненужное…» «Всё сбросить и забыть!»
Стало очень жарко. «Палит, печёт.» При ярко светящем солнце небо почернело совершенно. Растеклось окислённой медью на серебре, отсерело. «Что это?! Затмение? Сейчас?»
Стало тяжело дышать. «То ли воздуха нет, то ли лёгких.»
«Что со мной?» Голову понесло, лапы затряслись от слабости; заяц упал мордой в землю.
«Может это только в глазах… в глазу у меня почернело? Опять я вижу чудеса космические? Что со мной не так? Я болен?! Где болит? За что?!»
Зазвенело в ушах. Затрещала голова «по тем красным трещинам», только теперь их было намного больше. Везде, везде по телу затрещала кровь. Резко усилилось сердцебиение – «молоток, молоток, танк Волченко»! Казалось ещё чуть-чуть и всё внутри разорвётся, но на заранее отмеренной решающей секунде (той самой, когда говорится последнее слово), удар отступил. Звон прошёл, «утонул». Утонула пульсация, утонул треск. «Тишина».
«Тишина». Неожиданная непонятная угроза. Физический, тактильный страх перед невидимым убийцей. «Кто ты?»
«Тишина.»
«Кто ты?»
«А никого!»
В глазу по-прежнему темно, лапы не слушаются (как буд-то мышцы в них сгорели). Тишина внутри и снаружи. Вокруг на километры никого. Внутри – на годы, на столетья, навсегда. Заяц лежит мордой в землю и зачем-то плачет.
«Может быть… нет ничего?! Какой я рыцарь?! Какие Боги?! Корни! Голые обезьяны! Звёзды эти «бесконечные»! Война! Что это вообще такое? Что за бред спятившего наркомана?! Это же… о да! Да! Тогда на площади (Боже, когда это было!) Волков выстрелил в меня почти в упор, и с той-то пули меня и крутит! Всё это с того момента и началось! Вот всё, что после было – просто бред! Бред!
БРЕД!
Никто я… и звать никак. Ничего я не могу и ничего не сделаю. Я даже не уверен теперь, что могу пошевелить своей лапой! Но так спокойно вдруг (хоть и страшным покоем спокойно). И… и хорошо это? Хорошо или нет? Так
