Тапи Рам Ольми шагал по коридору жилого комплекса, построенного столетия назад. Апартаменты семейной триады Ольми-Секор, где ему назначил встречу отец, отыскались без особого труда. Дверь была отворена, за ней виднелся декор в стиле и вкусе прежних жильцов. Он хорошо изучил этот этап отцовской жизни. Перед самым Исходом семейной триаде пришлось покинуть Александрию — город Второго Зала. Здесь Ольми провел только три года, однако любил возвращаться сюда, как будто лишь эту квартиру считал своим домом.
Тапи еще не успел привыкнуть к стабильности мира вне городской памяти и яслей, и такая привязанность казалась ему курьезной. Но он свято верил: что бы ни делал отец, это хорошо и правильно.
Ольми стоял у единственного окна в просторной комнате справа от прихожей. Тапи молча вошел и стал ждать, когда отец заметит его.
Ольми повернулся. Тапи, крепкий и цветущий, сразу расстроился: по всей видимости, отец забросил омолодительные процедуры. Он сильно похудел и выглядел измученным. Он остановил на Тапи невидящий взгляд.
— Рад, что ты смог прийти.
— Я рад, что ты захотел меня видеть.
Ольми сделал несколько шагов вперед. Взгляд его сфокусировался, и он снова посмотрел на сына — ласково и в то же время слегка отчужденно.
— Прекрасно. — Это относилось к мелким деталям внешности, украшениям, заметным лишь тому, кто жил в собственноручно сконструированном теле. — Ты неплохо потрудился.
— Спасибо.
— Я так понял, ты передал Гарри Ланье мое послание… перед его смертью.
Тапи кивнул.
— Жаль, что не доведется послужить под его началом.
— Замечательный был человек. Обидно, что так неловко сложилась судьба двух мужчин, почти всю жизнь отдавших Гекзамону…
Тапи напряженно внимал, склонив голову набок.
— Буду счастлив, если ты кое-что передашь маме. Я ее не увижу.
— Она все еще в изоляции, — сказал Тапи. — Я тоже не смогу с ней встретиться.
— Ты все равно увидишься с ней раньше, чем я.
Тапи крепко сжал губы, но больше ничем не выдал волнения.
— Я, может быть, расстаюсь с вами насовсем. Не могу пока ничего объяснить…
— Папа, ты уже так говорил, — перебил Тапи.
— На сей раз у меня нет ни сомнений, ни другого выбора.
— Вот вернется Павел Мирский… — сказал Тапи, надеясь, что отец обратит это в шутку.
— Если удастся. — От улыбки Ольми у Тапи мороз пошел по коже.
— Папа, можно кое о чем спросить?
— Лучше не стоит.
Тапи кивнул.
— Я бы все равно не сумел ответить, — добавил Ольми.
— Могу я чем-нибудь помочь?
Ольми снова улыбнулся, на этот раз ласково, и легонько кивнул.
— Да. Твой новый пост — в Седьмом Зале?
— Да.
— Ты вот что скажи. Я сам пытался это выяснить, но безуспешно. Ваше оружие только по яртам стреляет? Или и по людям может?
— На стрельбу по людям оно не запрограммировано.
— Значит, по людям не будет палить ни при каких обстоятельствах?
— Вручную можно перепрограммировать на огонь по любой цели. Но это надо сделать заблаговременно.
— Не надо, — сказал Ольми.
— Что?
— Именно так. Не надо перепрограммировать на стрельбу по людям. Понимаю, эта просьба может повредить твоей карьере, но она единственная.
Тапи сглотнул и уперся взглядом в пол.
— Папа, я все-таки должен задать один вопрос. Ты собираешься нарушить закон. — Он протянул руку, коснулся отцовского запястья. — Ты уверен, что это послужит на благо Гекзамону?
— Да, — сказал Ольми. — Думаю, по большому счету — да.
Тапи попятился.
— Если так, не надо больше ничего говорить. Все, что смогу, я сделаю. Но если будет хоть малейший намек на… если… — На лице юноши отражались гнев и смятение.
Ольми закрыл глаза и сжал руку сына.
— Если будет хоть тень подозрения, что я лжец и предатель, перепрограммируй.
— Что-нибудь еще? — угрюмо спросил Тапи.
— Я уже благословил тебя.
— Я хоть когда-нибудь узнаю?
— Если у меня будет один-единственный шанс, я все тебе расскажу.
— Папа, ты идешь на смерть?
Ольми покачал головой.
— Не знаю.
— Что передать маме?
Ольми вручил ему блок.
— Вот это.
Тапи сунул блок в карман, шагнул к отцу и порывисто обнял его.
— Не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу, чтобы насовсем. В тот раз я не смог этого сказать. — Он отступил, и Ольми увидел на его щеках слезы.
— Боже мой, — тихо вымолвил он. — Ты умеешь плакать.
— Разве это плохо?
Ольми коснулся слезинки пальцем и сказал:
— Нет. Я всегда жалел, что разучился.
Они вышли из квартиры, и Ольми запер дверь. В коридоре они молча кивнули друг другу и быстро зашагали в противоположные стороны.
«Твой сын очень похож на тебя», — напомнил о себе ярт.
— Даже чересчур, — сказал Ольми вслух.
Седьмой зал
На этот раз скважина почти пустовала; в ней находились только Корженовский и двое наблюдателей в телесной форме — офицеры Сил Обороны. За силовым куполом стояли наготове щиты, чтобы при первом намеке на проблему сдвинуться между скважиной и туннелем. Некоторые прожекторы были оснащены аварийными предохранителями для дестабилизации канала и отвода энергии от стыка с куполом; этот способ позволял еще быстрее и надежнее разорвать связь между Путем и Пухом Чертополоха.
Но все эти меры предосторожности не позволили Корженовскому успокоиться. Чего теперь ждать от яртов? Нового штурма, только на сей раз — молниеносного, неистового и неудержимого? Все это сильно смахивало на шахматную партию с гроссмейстером… партию, где ставка — жизнь.
Если депеша Ольми и его ярта благополучно прошла, то возможен совершенно иной расклад. Но на это Корженовский совершенно не надеялся. Ведь едва открылся канал, в него ринулся поток враждебной энергии, — как тут определишь, добрался сигнал до Пути или нет? И достиг ли адресата?
Он подобрался к пульту, положил руки на Ключ, сосредоточился и окунулся в транс суперпространства, чтобы снова пережить красоту, величие и хаос поиска Пути.
На этот раз он его нашел быстрее. В сенсорной среде, смоделированной Ключом, среде, не совсем реальной и почти не доступной человеческим ощущениям, он двинулся по орбите сегмента Пути, быстро отыскал подходящие координаты для исходной точки вратоподобного туннеля. Ключ и техника Шестого Зала произвели необходимые вычисления и коррекцию.
Пух Чертополоха казался Инженеру нематериальным, чем-то вроде сна из прошлой жизни. Над куполом возникло пятно света, будто новая, не очень яркая звезда. Корженовский дал телепредам задание ввести в эту область зонд и изучить среду.
Никаких выбросов энергии. Вратоподобный канал протягивался равномерно и беспрепятственно. Из Пути, от дублей, зависших в считанных сантиметрах над устьем канала, пришла визуальная картина.
Путь на этом участке пустовал. Пустовал он и на сотни километров к северу и югу. Радарные импульсы унеслись на юг и возвратились почти с той же скоростью, чтобы сообщить: открытые Корженовским Врата находятся в тысяче километров от «пойманного» конца Пути.
Вражеских кораблей в этом направлении не обнаружилось. На севере их тоже не было, по меньшей мере, в пятистах тысячах километров.
Корженовский еще раз послал по каналу депешу ярта, выждал несколько секунд и установил передатчик на регулярный повтор. Ответа не приходило.
Но разве сама эта пустота не ответ? Тому, кто сталкивался с яртами, следует считать ее чрезвычайно вежливым приглашением.
«Теперь у нас есть плацдарм», — пиктами сообщил Корженовский офицерам Сил Обороны.
Он отозвал дистанционных и перерезал вратоподобный канал. Это предусматривалось планом: при благоприятных обстоятельствах он сам отправится вперед и попробует открыть полный канал, соединить Путь с Седьмым Залом.
Туда уже выдвигалось боевое охранение Сил Обороны.
Передохнув несколько минут и собрав волю в кулак, Корженовский приступил к новому открытию Пути.
Снова образовалось пятно света, раскинуло во все стороны лепестки, заполнило вакуум за открытым Седьмым Залом садом изящных и причудливых цветов. Затмевая и отодвигая их, статичную геометрию инженерных сооружений окутала дымка скукоженных млечных путей из полуреальных вселенных. Все ярче по краям Седьмого Зала блестела бронза — Путь заполнял собой прилегающее пространство, да так быстро, что невозможно было уследить невооруженным глазом.
Инженер не покидал своего места в центре пузыря и не отрывался от Ключа, дожидаясь последнего подтверждения успеха — удлинения главной особенности Пути, щели, чем компенсировалась роль аппендикса к состоянию пространства-времени, которую, в сущности, он играл.
Инженер точно знал, где остановится торец щели. Под силовым куполом, ровно в девятнадцати сантиметрах от Ключа.
