Привратник и трактирщик уже знают ее и, не пытаясь преградить ей путь, приветствуют кивком и желают доброго вечера. Несколько человек в зале оборачиваются, чтобы взглянуть на нее, поглазеть на девицу с остриженными волосами, которая не носит корсета и, по слухам, перерезала горло своему любовнику (своему хозяину, своему отцу), подожгла церковь в Лондоне, ограбила магазин (банк, почтовый поезд), наделала дел столь ужасных, что жена викария боится даже говорить об этом вслух. Блузка у Кэт промокла от пота и липнет к спине. Отдышавшись, она направляется в заднюю комнату, сразу окунаясь в знакомую атмосферу удушливого зловония, в ревущую берлогу, где людей как селедок в бочке, а в нос сейчас же бьет запах алкоголя и человеческих тел. Теперь все это ей знакомо, даже дорого, поскольку совершенно не похоже на тишину и кухонные запахи дома викария, на мыльный дух чистого белья, на нежную кислинку молока в кухне, на пыльный запах ковров в коридоре, где высокие тикающие часы отсчитывают уходящие минуты жизни неспешным движением маятника.
Этим вечером будет не бокс, а развлечение иного рода. Сквозь ругань и крики толпы она различает пронзительные вопли и клохтанье, резкое и злобное. Кэт приседает, ее лицо теперь находится на уровне ляжек мужчин, и в просветы между их спрессованными телами она видит петухов: перья воротников распушены, гребни налиты кровью, капли крови стекают по шпорам на лапках. Блестящие глаза, плоские от бешенства, клювы разинуты, бойцы тяжело дышат. Они наносят и парируют удары, вытягивают шеи, танцуют и пыряют друг друга шпорами. По другую сторону ринга Кэт видит Джорджа, который с серьезным лицом наблюдает за поединком. Она обходит толпу кругом, касается его руки в знак приветствия.
— Почему они дерутся? — спрашивает она с любопытством.
— А почему собаки лают? Так уж они устроены. Два самца не могут находиться рядом. — Джордж пожимает плечами. — Иди сюда. — Он обхватывает ее за талию, сжимает руками. — Давай ты выберешь.
— Выберу?
— Скажи, какая птица победит, и я поставлю пенни, — говорит Джордж. — Никак не могу решить, кто выиграет.
Из-за жары в комнате рубашка Джорджа в темных пятнах пота на груди. Кэт проводит рукой по ткани, ощущая влажный жар его кожи. Джордж прижимает ее к себе, в глазах у него вспыхивает желание. Быстро улыбнувшись ему, Кэт снова оборачивается к рингу. Она несколько мгновений наблюдает, как дерутся петухи, как летят бронзовые и золотистые перья, когти на серых чешуйчатых лапках черные. Кэт еще ни разу не видела, как два животных пытаются уничтожить друг друга. В том, как они дерутся, нет и намека на выверенную грацию Джорджа. Одно стремление калечить и убивать.
— Вот этот, — говорит она в итоге, указывая на петуха поменьше, с отливающими зеленым темными крыльями.
— Разве? По-моему, он потрепан сильнее.
— Но посмотри, как он из-за этого злится, — замечает Кэт.
Джордж подзывает толстяка, который даже снял рубашку и стоит на стуле, покачиваясь и обливаясь путом в нательной рубахе. Монета переходит из рук в руки, ставка подтверждена полоской голубой бумаги.
— Теперь следи за ним, — говорит Кэт, не сводя глаз с раненой, истекающей кровью птицы.
Некоторое время маленькому петуху приходится нелегко, он падает под неослабевающим натиском противника, пронзительно вопит от ярости, когда шпоры вонзаются в его тело и клюв ударяет по голове, оставляя раны. Однако безумный взгляд его не тускнеет, он не отступает и не сдается.
— Настоящий боец. Он не позволит себе проиграть, даже если придется погибнуть, — бормочет Кэт, но ее слова теряются в общем гаме.
Собрав последние силы, маленький петух взвивается в воздух и опускается, целясь шпорами в голову врага. Одна шпора вонзается в глаз, другая вырывает клок мяса из головы несчастного противника, кровь заливает уцелевший глаз, ослепляя его. Раненый петух приседает, признавая поражение, беспомощно трясет головой. Вскоре с ним было покончено, его до смерти заклевал петух поменьше и потом поднялся, распустив крылья и высунув от усталости язык.
Кэт стоит словно загипнотизированная. Она и не предполагала, что насилие может еще шокировать ее. Джорджу становится не по себе из-за странного молчания Кэт.
— Лучше бы его вынесли отсюда, мертвого петуха. С одним глазом от него все равно не было бы никакого проку. Тернеру пришлось бы свернуть ему шею, если бы он остался в живых, — произносит он. — Может, он и сам не захотел бы жить, зная, что проиграл птице меньше себя ростом, — прибавляет он.
Кэт мотает головой.
— Все живые существа хотят жить, — говорит она.
Джордж, хмуря лоб, забирает у толстяка выигранные деньги и отдает половину Кэт.
— Мне не нужно столько, это был твой пенни.
— Но победителя выбрала ты. Я уж точно поставил бы на крупного и проиграл бы.
— Оставь деньги себе. Что я на них куплю? Выкупить себя из рабства я все равно не смогу. Оставь себе, пойдут на твою лодку, добавь к тем, что я и так тебе должна, — настаивает она, вжимая монеты в широкую ладонь Джорджа. Он смотрит на нее с недоумением. — Вот, — говорит она. — Вот они. — Она улыбается, вынимая из кармана кошелек и показывая ему.
— Что это?
— У меня есть для тебя деньги, хотя я не знаю, сколько ты отдал полицейским. Часть верну тебе сегодня, а потом еще, и ты лучше не спрашивай, где я их взяла.
— Что это за деньги? Сколько здесь и где ты их взяла? — спрашивает Джордж, уводя ее из толпы к стене, где не так шумно.
— Деньги на твою лодку. У меня с собой пять фунтов, еще столько же будет до конца месяца, скорее всего… — Она взвешивает кошелек на руке.
Джордж накрывает кошелек своей ладонью, спешно прячет в складки ее юбки:
— Сколько?! И ты притащила с собой такую сумму и вот так запросто вынимаешь из кармана?
— Ну ты же видишь: никто их не украл. Все здесь, и все для тебя.
— Это больше того, что я отдал за тебя. Не возьму. — Он упрямо стискивает зубы.
— Нет, возьмешь. Все, что сверх заплаченной суммы, ты сбережешь и вложишь в лодку. В нашу лодку. В наше будущее и в нашу свободу, — произносит она серьезно.
Джордж пристально смотрит на нее, некоторое время размышляет.
— Значит… ты выйдешь за меня?
Кэт смотрит в сторону, перебирает завязки кошелька.
— Нет, Джордж. Я буду верна своему слову. Но я все равно уеду с тобой, если ты… если ты мне позволишь. Но хватит ли этого? Когда я получу остальные пять фунтов, хватит ли их, чтобы снять комнату, купить экскурсионную лодку и начать новую жизнь? — спрашивает она с живостью.
— Этого хватит. Этого более чем достаточно. Только…
— Нет, ничего не говори! Скажи только, что я смогу поехать с тобой! Скажи, что смогу оставить жизнь, которую я ненавижу, что ты дашь мне новую жизнь.
— Выходи за меня замуж, Кэт, и ты получишь все это и даже больше, — умоляет он.
Вложив кошелек ему в руку, Кэт набирает воздуха в грудь, чтобы ответить, но не успевает. Резкий свисток разрезает воздух, дверь в заднюю комнату открывается с пронзительным скрежетом и треском древесины. Врываются полицейские, дуя в свистки, держа над головой фонари, чтоб было видно, как выигравшие забирают свои деньги, а проигравшие рвут билетики. Полицейские рассыпаются по всему помещению, чтобы схватить как можно больше народу; они похожи на проворных жуков в своих темных мундирах и касках. В мгновение ока каждый из присутствующих старается оказаться подальше от окровавленных птиц, пытается избавиться от билетика, если не выиграл, или убежать с ним, чтобы позже получить деньги. Народ ломится к задней двери, которую поспешно распахивают, толпа сбивает Кэт с ног, подхватывает и несет, словно бревно по волнам.
— Эй! — ревет Джордж, бросаясь за ней.
— Всем стоять! Оставаться на местах! — кричит один из полицейских.
Кэт, которой успели наставить синяков, силится удержаться на ногах. Воздух внезапно становится сладким и чистым, она понимает, что ее вынесли на улицу. Ищет взглядом Джорджа, однако в толпе его нет. Раздаются новые свистки, грохот бегущих ног в тяжелых полицейских башмаках приближается к ней.
Полицейские влетают из главного входа в паб, рассыпаются цепью у заднего, чтобы хватать удирающих игроков. Кэт рвется из эпицентра давки, увертываясь от полицейских справа и слева. Неожиданно ее сбивают с ног сзади: какой-то человек бежит, так низко надвинув на глаза шляпу из опасения быть узнанным, что вовсе не видит ее и опрокидывает на землю. Воздух выходит из легких, секунду она лежит, силясь вдохнуть. Затем чей-то высокий голос, громкий и неуместный здесь, перекрывает свистки полицейских и ворчанье схваченных мужчин. Кэт поднимает голову и видит Альберта Кэннинга, он приближается из темноты, и огонек в его глазах, кажется, освещает ему путь. Он входит в пятно света, который падает из дверей паба, и на его лице отражается так мало мысли и так много истовой веры, что Кэт холодеет. Несмотря на свое презрение к нему — она провела столько недель в доме викария, едва замечая его, — Кэт внезапно пугается. На его лице болезненная, безумная улыбка.
