Мы сошли с тропки, пересекавшей полянку наискосок и уселись прямо на травке. Я развязал василисин мешок и принялся вытаскивать из него свертки и перевязанные поверху чистыми лоскутами глиняные миски. Последнее, что я достал, был довольно увесистый глиняный жбан с прикрученной тряпочкой крышкой, в котором что-то побулькивало. Володьша быстро взял жбан у меня из рук, открутил тряпочку, приподнял крышку и понюхал. Затем, взглянув на нас замаслившимся глазом, он довольно протянул:
– Медовуха… лосихина! Ох, ребята, какую Лосиха медовуху варит, я вам скажу, нигде такой медовухи не попробуешь!!
– Поставь-ка емкость на место!.. – Протянул я ему раскрытый мешок.
Володьша недоуменно посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Макаронина, словно ища у него поддержки.
И он нашел ее.
– Ты чего, Сорока?! – Возмущенно взревел старший лейтенант почувствовавший спиртное. – Это, можно сказать, последний привет от Василиски, а ты хочешь лишить нас этого привета?!!
Я наклонил голову и посмотрел на Юрика долгим взглядом. Нашего доблестного блюстителя порядка мой взгляд не пронял, впрочем, я на это и не надеялся. А вот Володьша под моим взглядом несколько смутился и, отведя глаза в сторону, пробормотал:
– Я просто думал, что несколько каплев нам не повредит, даже наоборот, развеет грусть-тоску…
– Ставь баклажку в мешок! – Твердо произнес я. – Грусть-тоску вечером развеивать будем!
Володьша со вздохом вернул емкость в мешок, а Макаронин возмущенно прогудел:
– Ну, Сорока, ты, оказывается, самодур и диктатор!.. Подавляешь, можно сказать, все естественные человеческие… э-э-э… инстинкты!
– Подавляю… – Неожиданно согласился я с Юриком, сопроводив свое согласие очень похожим на володьшин вздохом. – Но нам шагать еще целый день, и я очень не хочу, чтобы моих спутников разморило в пути.
– Ну, тогда ты, композитор, изобрази нам что-нибудь! – Потребовал грубый Макаронин, разворачивая один из свертков и доставая из него здоровенный пирог.
– Ага! – С неожиданно злой иронией ответил Володьша. – Вы будете брюхо набивать, а я вас развлекать еще должен!
Местный менестрель достал из того же свертка еще один пирог, откусил солидный кусок и, невнятно пробормотав, – С грибами, похоже… – принялся энергично жевать.
Позавтракали мы быстро и в полном молчании. Володьша насытился первым, подтянул к себе свой инструмент, уложил его на колени и, обхватив гриф пальцами правой руки, легко, словно лаская, тронул струны. Над поляной повис едва слышный, низкий, рокочущий звук, словно где-то совсем далеко пророкотал первый предвестник грозы.
Макаронин дожевал остатки последнего пирога, вытер пальцами углы рта и, уставившись на володьшину мандарину, приготовился слушать, а я, посмотрев на разложенные на травке харчи, решил, что успею убрать их в мешок и после концерта. Тем более, что концерт уже начался.
Володьша закрыл глаза, склонил голову набок, и его пальцы быстро забегали по струнам.
Мелодии, действительно, не было, низкие, порой раскатистые, а порой странно клокочущие звуки не переплетались между собой, не создавали привычной музыкальной гармонии. Каждый, извлеченный из этого странного инструмента звук жил как бы сам по себе, противореча предыдущему и не уступая последующему, но, тем не менее, вместе они создавали странное впечатление некоего единства… Единства противоречий! Негромкое и очень низкое звучание заставляло прислушиваться к себе, ловить каждый отдельный звук. Порой казалось, что мелодия есть, хотя и не совсем привычная, только ухо не способно ее уловить, или, вернее, сознание было не способно, распознать ее!
Я невольно закрыл глаза, желая все внимание сосредоточить на этой странной, ни на что непохожей музыке…
Несколько минут я вслушивался в непривычное, но завораживающее звучание, и вдруг мне показалось, что к рокоту мандарины примешивается какой-то посторонний, лишний, странно высокий звук. Он промелькнул мгновенным диссонансом, и пропал. Однако, спустя несколько мгновений, он снова появился, на этот раз гораздо настойчивее, упрямее, словно желая смять низкое рокотание володьшеного инструмента.
Я открыл глаза, и огляделся.
Володьша с закрытыми глазами продолжал ласкать пальцами струны своего инструмента, а Макаронин, вытаращив глаза и открыв рот, наблюдал за игрой «балалаечника». Они оба, похоже, не слышали ничего, кроме извлекаемой из мандарины музыки. А чужой, совсем не музыкальный звук продолжал нарастать, и шел он, как я почти сразу понял, сверху и справа, из-за верхушек деревьев, окаймлявших поляну. Больше всего этот звук напоминал гул… летящего вертолета!
Этот совершенно невозможный «вертолет» летел точно в нашу сторону, так что звук быстро усиливался, в нем появилось характерное тарахтение, он становился неровным, каким-то всхлипывающим и кашляющим.
В этот момент Володьша открыл глаза и прервал свою игру. Недоуменно оглядевшись, он поднял взгляд в сторону идущего из-за леса звука и…
– Ну!! Вот и Серега на своем МИ-8!! Из райцентра кого-то везет!! – Раздался торжествующий вопль старшего лейтенанта. – Теперь, Сорока, я точно узнаю, куда нас занесло!!
Юрка вскочил на ноги и повернулся в сторону приближающегося грохота.
– Щас мы посмотрим, откуда он летит и определимся, в какую сторону нам двигать!
Макаронин от нетерпения даже подрыгивал ногами.
И в этот момент звук пропал! Мгновенно над поляной воцарилась полная тишина!
Юрка растерянно оглянулся на меня и пробормотал:
– Куда ж он делся?.. Может, свалился?..
– Тогда мы услышали бы звук… падения… – Стараясь быть спокойным ответил я.
Макаронин посмотрел в сторону пропавшего звука и снова повернулся ко мне:
– Но он же летел, а теперь…
Что теперь, он, видимо, определить не мог. Я, кстати, тоже, но в отличие от Макаронина я не верил в «вертолет» и потому не отрывал взгляда от верхушек опоясывавших поляну деревьев. И не напрасно! Спустя минуту, после того, как пропал звук, справа от нас, из-за деревьев беззвучно вынырнуло нечто черное.
Едва показавшись над опушкой поляны, этот НЛО резко вильнул влево и неторопливо поплыл над верхушками деревьев, словно старался слиться с ними.
– Нет… – Совершенно ошарашенным голосом произнес Макаронин, – это не МИ-8… Это какой-то другой верто…
Он не договорил, разобравшись наконец-то, что данный летательный аппарат никоим образом не относится к славной семье вертолетов.
Между тем, НЛО приблизился настолько, что стало возможным определить его форму – он был похож на… чугунок! Ну да, на обычный деревенский чугунок, который ставят в печку, вот только размером он был с половину железнодорожной цистерны, поставленной вертикально. Кроме того, на нем не было крышки и из него торчала… седая косматая голова!
И тут осенило Володьшу. Привстав на мгновение с травы, он хрипло вдохнул, снова опустился на место и выдохнул:
– Бабка-Ага!!!
В то же мгновение поляну потряс чудовищный грохот, словно она стала посадочной площадкой для целой эскадрильи «Черных акул». Под днищем летающего чугунка вспыхнуло короткое, ярко-желтое пламя, и нелепый летательный аппарат ринулся вниз, точно на нашу стоянку!
Нет, мы не успели отскочить, мы просто оторопели от столь неожиданного маневра «летательной посуды», но, как оказалось, чугунок вовсе не намеревался нас прихлопнуть. В последний момент, когда черное днище закрыло нам почти все небо, он четко сманеврировал и грохнулся на землю метрах в восьми от нашего достархана, дохнув нам в лица жаром и опалив траву последним выхлопом. И едва только смолк вертолетный грохот, как из чугуна, будто чертик из бутылки, выскочила костлявая старуха. Росту в бабушке было чуть больше метра, седые, давно нечесаные волосы развевались по ветру, маленькие круглые, как у совы глазки посверкивали с обеих сторон от здоровенного носяры, украшенного солидной бородавкой. Из одежды на бабке был один древний халат неопределенного цвета и широкие темно-зеленые тапки без задников.
