Затем дорожка внезапно обрывается, и передо мной расстилается Девятое шоссе, блестящее, словно лента реки, жидкое серебро, подсвеченное лужицами света. Я понимаю, что затаила дыхание, только когда выдыхаю и ловлю воздух, благодарная за то, что наконец-то светло.
Смахнув капли дождя с глаз, я поворачиваюсь налево, изучая опушку леса в поисках Джулиет. Отчасти мне хочется верить, что наша беседа пошла ей на пользу, что-то значила для нее. Возможно, она все-таки отправилась домой. В то же время я отлично помню ее тихий, безжизненный голос; где бы она ни была в тот миг, она была не со мной. Она заблудилась, потерялась в тумане — не то воспоминаний, не то всего, что могло пойти иначе.
За спиной ревет автомобиль, и я подскакиваю. Приземляясь, я поскальзываюсь и падаю на четвереньки на лед, пока машина мчится мимо, а за ней другая и мотор рокочет как гром. Затем гудок, волны звука окружают меня, становясь все громче и громче. Я поднимаю глаза и вижу фары автомобиля, несущегося прямо на меня, Пытаюсь пошевелиться и не могу. Пытаюсь закричать и не могу. Я прикована к месту, фары становятся огромными, как луны, и парят повсюду. В последнюю секунду автомобиль чуть виляет в сторону и проносится так близко, что я ощущаю жар мотора, запах выхлопного газа и слышу строчку песни, пульсирующей в радио: «Жги, пали, рви». Машина удаляется, продолжая гудеть, и растворяется в ночи. Бас в динамиках все тише и тише — далекий пульс.
Мои ладони ободраны об асфальт, сердце колотится так быстро, что готово выскочить из груди. Медленно, дрожа, я поднимаюсь. С другой стороны дороги проезжает еще один автомобиль, на этот раз медленно; вода из-под шин брызгает в обе стороны.
А затем, в пятидесяти футах впереди, из леса выходит белая фигура, вырастает из земли, словно высокий бледный цветок. Джулиет. Я направляюсь к ней, уже не спеша, стараясь не наступать на скользкие полосы темного льда. Она стоит совершенно неподвижно, будто вовсе не замечает дождя. В какой-то миг она даже поднимает руки параллельно земле, словно готовится прыгнуть с вышки. В ее позе есть нечто прекрасное и пугающее. Я вспоминаю, как в детстве мы посещали церковь на Пасху и Рождество, и я всегда боялась смотреть на кафедру с деревянной статуей Иисуса, распятого на кресте.
— Джулиет!
Она не реагирует — или не слышит, или просто не обращает внимания. До нее остается пятнадцать футов, затем десять. Позади раздается низкий рокот. Я оборачиваюсь и вижу, как большой грузовик рассекает темноту. У меня снова возникает нелепая мысль: «У него надо отобрать права; нельзя носиться так быстро». Джулиет напряженно смотрит на дорогу, прижав руки к бедрам. Только через секунду я понимаю, на что это похоже, только через секунду понимаю, что происходит: словно пес готовится прыгнуть за птичкой. Все кусочки головоломки собираются воедино, и когда Джулиет начинает двигаться языком белого пламени, я тоже двигаюсь, мчу со всех ног и покрываю дистанцию между нами, пока она перебегает тропинку. Водитель грузовика жмет на гудок, мощный звук словно наполняет воздух вибрацией; я налетаю на Джулиет всем телом, и мы катимся, кувыркаемся обратно в лес. Я кричу, она тоже кричит; в моем плече расцветает боль. Я перекатываюсь на спину; черные ветки деревьев над головой сплетаются густой паутиной.
— Что ты делаешь? — орет Джулиет; ее лицо наконец утрачивает спокойствие и искажается злобой. — Что ты, мать твою, делаешь?
Я сажусь; во мне тоже вспыхивает ярость.
— Что я делаю? Что ты делаешь? Выпрыгиваешь на дорогу перед первым встречным грузовиком! Мне казалось, смысл в том, чтобы дождаться Линдси…
— Линдси? Линдси Эджкомб? — Злоба Джулиет тает, она выглядит донельзя озадаченной и сжимает голову руками. — Даже не представляю, о чем ты.
Вдруг я теряю уверенность.
— Я… подозревала… Ну, знаешь, что это твоя большая месть…
— Месть? Извини, Сэм. На этот раз вы ни при чем. — Джулиет невесело смеется, на ее лицо снова падает пелена. — А теперь оставь меня одну, пожалуйста.
Она поднимается, не утруждаясь стереть жирные следы грязи и стряхнуть прилипшие листья.
У меня кружится голова, и я с трудом могу сосредоточиться на Джулиет, как будто нас разделяют мили вместо нескольких футов. Дождь припустил еще сильнее, застучал острой крошкой. В голове кружатся обрывки воспоминаний: Линдси гордо гладит крышу Танка и хвастает: «Я могу проехаться ноздря в ноздрю с автофурой и глазом не моргнуть»; хозяин «Данкин донатс» заявляет: «Это не машина, это грузовик»; случайность происходящего, то, как все может измениться в одно мгновение; нужное место в удачное или неудачное время; огромный грузовик надвигается на нас, широченная металлическая решетка сверкает, как зубы, воплощение света и мощи, ощущение силы. Видишь только огни фар и внушительный размер. Не месть. Совпадение. Глупое, бессмысленное совпадение. Всего лишь часть странного устройства мира с его конвульсиями, приступами кашля, рывками и нелепыми столкновениями.
— Но почему?.. — Мне удается встать на ноги. — Почему ты пришла на вечеринку? Зачем?
Джулиет не смотрит на меня, просто легонько пожимает плечами.
— Да ни за чем. Просто чтобы сказать. Мне всегда было страшно это сказать — сказать, что я на самом деле о вас думаю. Я больше не боюсь вас. Никого и ничего. Я даже не боюсь…
Она осекается, но я знаю продолжение: «Даже не боюсь умирать». А еще я знаю, что ее слова не совсем правдивы. Это не единственная причина ее появления на вечеринке. Пазл складывается, и все теперь до жути очевидно: ей нужны были мы, нужен был тот последний толчок. Я закрываю глаза, вспоминая, как мокрую Джулиет перекидывали от человека к человеку, словно шарик для пинбола. Наверное, ей просто нужно было подогреть эмоции… вспомнить, насколько все плохо. Может, в тот день, когда мы остались у Линдси, — в день, когда для Джулиет все закончилось иначе, в день, когда все закончилось наедине с пистолетом, — ей понадобилось больше времени, чтобы набраться смелости? Что, если на вечеринке ее никто не заметил, не обратил внимания и она обнаружила, что не в силах через это пройти? Что, если позже ночью она сидела и смотрела на пистолет на коленях и представляла лица людей, которые издевались над ней год за годом?
Тут в темноте всплывает искаженное в гримасе лицо Вики Халлинан, и я распахиваю глаза. Возможно, перед смертью видишь своих призраков.
— Это не способ, — вяло произношу я.
Дождь просочился в мой мозг, сделав его сырым и бесполезным. Все нужные фразы вылетели из головы, и я повторяю чуть громче:
— Это не способ.
— Пожалуйста, — тихо молвит Джулиет. — Я просто хочу побыть одна.
— А как же твоя семья? — Мой голос истерично взвивается, ведь я снова теряю ее, теряю свой шанс. — Как же твоя сестра?
Она молчит. Неподвижно сидит, уставившись на дорогу. Дождь насквозь промочил ее футболку, лопатки торчат из спины, словно крылышки птенца, и я вспоминаю, как мама Элли вошла в комнату и сообщила: «Джулиет Сиха мертва». Я еще подумала, что это невероятно… что она должна была спрыгнуть со скалы, взмыть в небо. Я снова вижу ту картину: у нее внезапно вырастают крылья, и она уносится в небо, прочь от зла.
На дороге было на удивление мало автомобилей, но теперь с обеих сторон доносится гул моторов. Громких моторов. Больших моторов.
— Джулиет. — Шагнув вперед, я крепко беру ее за руку. — Я не позволю тебе.
Она поворачивается. Ее глаза настолько пусты, что у меня перехватывает дыхание. Лужицы жидкого вакуума. Ее лицо напоминает ту сшитую маску с дырами вместо глаз: чудовищную, искаженную, сотканную из лоскутов, с глазами, которые смотрят внутрь и наружу, но ничего не видят. Я так поражена, что ослабляю хватку. В ушах гудит, я смутно ощущаю присутствие машин, но не могу пошевелиться. Не могу отвести взор.
— Слишком поздно, — вздыхает она.
В этот миг, когда я держу недостаточно крепко, она вырывает руку и выбегает на дорогу, где два фургона как раз готовы разминуться; меня ослепляет блеск металла, и нечто белое взмывает ввысь, и на мгновение меня охватывает всепоглощающая радость. «Она это сделала, — думаю я, — она летит». Время словно остановилось, пока она сверкает в воздухе, как чудесная птица. Но время возобновляет свой ход; воздух проминается под ней, и она падает. Темноту пронзает оглушительный крик, и я опять далеко не сразу понимаю, что это мой крик.
Призраки и райЧерез полтора часа я останавливаюсь на подъездной дорожке Линдси, и мы вдвоем следим, как дождь превращается в снег, следим, как весь мир замирает, когда тысячи капелек дождя словно по мановению руки замерзают прямо в воздухе и безмолвно опускаются на землю. Элоди и Элли я уже высадила. По дороге с вечеринки все молчали. Элоди откинулась на спинку сиденья, притворяясь, будто спит, но в какой-то момент я посмотрела в зеркало заднего вида и уловила блеск ее глаз, наблюдающих за мной.
