— И ты тоже визжишь?
— Боже упаси, конечно же, нет. Я для этого уже слишком стара. Но, — мечтательно добавила Сильвия, — иногда мне бы так хотелось, чтобы мы все еще были подростками. Я была бы не прочь как следует повизжать.
Энни это показалось ребячеством. Она слушала музыку по радио, однако рок-группы, которые ее исполняли, казалось, принадлежали миру, оставшемуся далеко в прошлом.
— Кстати, никогда не догадаешься, кого я видела на днях в «Нью Корте», — сказала Сильвия. — Джереми Руперта.
— Надеюсь, ты плюнула ему за меня в лицо.
— Я как раз подумывала о том, чтобы именно так и поступить, но он был в компании с обалденным парнем. Я сказала: «Привет» в надежде, что он представит меня своему спутнику, что Джереми, собственно, и сделал. Этот обалденный парень работает адвокатом. Его зовут Эрик Черч. — Сильвия причмокнула губами. — Он католик, и я иду к нему на свидание в субботу.
Энни почувствовала себя преданной.
— Надеюсь, это не означает, что Джереми Руперт окажется в числе приглашенных на свадьбу гостей, если ты вдруг выйдешь замуж за этого «обалденного» Эрика, — проворчала она.
После того как Сильвия ушла, Энни положила Сару в переносную детскую кроватку и пошла в дом, чтобы отнести выстиранное белье. Порывистый ноябрьский ветер высушил все очень быстро. Валерия тоже стирала. Доставив поначалу родителям множество хлопот, Гари со временем угомонился. Его характер стал более уравновешенным, и мальчик теперь редко плакал. Каннингхэмы попытались завести еще одного ребенка, и небезуспешно, — у Валерии уже неделю была задержка.
Соседки помахали друг другу. Валерия, похоже, была не прочь задержаться и немного поболтать, но Энни сказала, что ей нужно приготовить Лаури ужин.
— Я думала, твой муж сейчас работает в Манчестере.
— Так и есть, но дорога домой занимает не так уж много времени. К его приходу я собираюсь сделать запеканку из мяса с картофелем.
Лаури Менин был членом кооператива вместе с четырьмя другими, такими же, как и он, столярами. Иногда все пятеро трудились на одном участке, если там велось крупное строительство. Или же они брались за работу, для выполнения которой требовалось всего пару человек, и справлялись за день. Фред Куиллен, самый старший и дольше всех проработавший в кооперативе, со всей тщательностью контролировал общий объем имеющихся заказов. Адрес и телефон семьи Куилленов был размещен на вывеске над зданием склада в Бутле, где хранились все строительные инструменты и фургоны. Нередко члены их маленького кооператива были полностью обеспечены работой на несколько месяцев вперед. В конце месяца свой заработок они складывали в общий котел, и каждый получал равную долю, исключая сверхурочные часы, которые оплачивались в индивидуальном порядке.
В настоящее время Лаури был единственным из членов их кооператива, кого наняли на строительство роскошного дома, расположенного в предместье Манчестера.
К тому времени как муж Энни возвратился домой, уже смеркалось.
— Как дела у нашей дочурки? — спросил он, нежно поцеловав жену.
— Все хорошо. Лучше и быть не может.
— Как вкусно пахнет, любимая. Я проголодался.
Энни тут же засуетилась, заварив свежий чай, перед тем как они сели за стол и принялись за запеканку из мяса и картофеля.
Поужинав, Лаури направился в гостиную, а она стала мыть посуду. Немного погодя Энни сняла передник и присоединилась к мужу. Лаури сидел на диване с газетой в руках, но при появлении Энни, слегка улыбнувшись, оторвался от чтения. За стеной Каннингхэмы, как всегда, выясняли отношения, но в доме номер семь было спокойно. Сара безмятежно спала наверху.
Совершенно неожиданно у Энни возникло очень странное ощущение. Ей показалось, что у камина сидит не ее муж Лаури, а ее собственный отец, в безмолвном доме на Орландо-стрит. На мгновение она почувствовала головокружение. Что же вызвало столь ужасное воспоминание? Затем Лаури похлопал по дивану и сказал: «Иди же сюда, милая», и видение исчезло, но позже Энни поймала себя на мысли, что думает о Сильвии и о «Каверне», о рок-группах, ради которых они обошли вдоль и поперек весь Ливерпуль, о танцплощадках и теннисном клубе.
— Как ты думаешь, мы могли бы вечером куда-нибудь сходить? — спросила она.
Дот уже неоднократно предлагала присмотреть за ребенком.
— Ну разумеется, милая. А куда, в кино?
— Отличная идея. — Она заглянет в кинотеатр «Эхо», чтобы посмотреть, что там идет. — И знаешь, я все никак не могла придумать, какой подарок я хочу на свой день рождения. Если мы можем себе это позволить, я хотела бы граммофон.
— Тогда пусть будет граммофон, — сказал Лаури.
Было три повода устроить вечеринку. Во-первых, исполнялась вторая годовщина со дня их свадьбы, во-вторых, на носу было Рождество, а кроме того, лейбористская партия недавно одержала победу на выборах. Гарольд Уилсон, новая страсть тетушки Дот, стал премьер-министром Англии.
Сильвия посоветовала пригласить гостей в два раза больше, чем они могли принять, поскольку половина из них все равно, скорее всего, не придет. Но проблема заключалась в том, что пришли все, и в доме едва хватало места. Летом они открыли бы двери, позволив гостям выйти в сад, но на дворе стоял декабрь и на улице шел снег, поэтому все рассеялись в холле и столовой. Некоторым даже пришлось сидеть на ступеньках.
И все же каждый, похоже, веселился от души. Валерия и Крис Эндрюс танцевали под песню «Good Golly, Miss Molly». Лаури, радушный хозяин дома, лучезарно улыбался всем, кто попадался ему на глаза.
— Клево, сестричка. — Мари вошла в кухню и принялась уплетать пирожок с мясом.
Энни нарезала хлеб для сэндвичей. Она приготовила мало еды.
— А я думала, что ты больше не употребляешь таких слов, как «клево».
— Ливерпульский диалект становится очень модным в Лондоне. Люди постоянно просят меня сказать что-нибудь на нашем сленге. Когда я им говорю, что моя сестра была в «Каверне» в ночь его открытия, их это ужасно впечатляет.
Мари приехала сегодня утром и планировала остаться на несколько ближайших месяцев. У нее была небольшая роль в пантомиме в театре «Эмпайр». Вовсе не о пантомиме мечтала Мари, отправляясь в Лондон в поисках славы, однако, как она сказала, пожав плечами, это было лучше, чем ничего. Она привезла с собой своего друга актера, который собирался остаться только на Рождество. Клайв Хоскинс был настоящим Адонисом. У него была смуглая кожа, идеальные черты лица и ореол из золотистых кудрей. Энни просто не смогла возразить, когда они заняли двуспальную кровать в комнате для гостей — моральные принципы сестры были ее личным делом. Когда Энни спросила, насколько серьезны их отношения, Мари лишь сказала: «Клайв мой друг. Он мне очень нравится».
