Наблюдая, как Дженни, недоумевая, склонилась над священником, Камилла прижала к уголку рта сложенный платок. Материя уже промокла от ее крови. Вывернутая рука ныла, но это была приятная боль, она доставляла Камилле почти чувственное удовольствие, разжигая в груди знакомый огонь. Прикасаться сначала к Дженни, потом к Браво; держать ее на руках и знать, что она совершенно беспомощна, а потом перейти к нему… понять, что эти двое были любовниками, увидев в их движениях едва уловимое отражение другого, словно тень, словно отпечаток на подушке со всеми ее интимными запахами… Вряд ли что-то еще могло быть таким волнующим…
С Браво, само собой, справиться оказалось труднее. Он активно сопротивлялся, так что Камилле пришлось испытать на себе выучку его отца. Забавно, подумала она, как это сблизило их. Годами она так и эдак изучала Браво, в основном через Джордана… а он никогда ни о чем не догадывался. Наконец-то она сама убедилась, чего он стоит, и ей это понравилось. И не просто понравилось. Камилла чувствовала, что не ошиблась насчет Браво, составила о нем абсолютно верное представление. Словно по ее велению волшебным образом ожил сделанный от руки рисунок, сперва превратившись в фотографию, а потом — в живого человека. Теперь Браво напоминал Камилле попавшийся как-то ей на глаза чудесный антикварный стул с одной оторванной ножкой, такой красивый, такой неустойчивый и хрупкий…
Об отце Мосто Камилла не думала вовсе. Он просто сыграл свою роль, помог ей разделить эту парочку, заставить Браво отказаться от Дженни. Камилла нащупала уязвимое место, и близился час, когда она наконец приведет Браво к гибели…
Дженни, облокотившуюся о каменный парапет моста, раздирали сомнения. Она оказалась посреди ночного кошмара, причем по большей части была виновата в этом сама. Она так запуталась во всем этом, пытаясь разобраться с растущим чувством к Браво и невозможностью рассказать ему правду, что ее чутье притупилось. Она забыла, кто она такая, и позволила переодетым священниками рыцарям захватить себя врасплох. Вот единственное объяснение тому, что произошло. Теперь Браво в руках врагов. Случилось самое худшее из того, что могло случиться, и виновата в этом она.
За ней продолжали следить, Дженни чувствовала это со всей остротой. Кто именно, она не знала. Еще час тому назад она бы сказала с уверенностью, что это Майкл Берио, но теперь опасно было делать категорические выводы раньше времени. Старые предположения не годились. Началась новая игра, и Дженни следовало разобраться в правилах как можно быстрее, — иначе они потеряют все.
Придется позвонить Паоло Цорци и признаться в своем провале, как бы ни хотелось этого избежать. Без помощи ей не обойтись. Дженни потянулась за телефоном, мысленно готовясь выслушать в свой адрес обличительную речь наставника, и похолодела: телефон тоже забрали!
Дженни закрыла глаза, пытаясь утихомирить боль в голове и шее. Медленно, глубоко дыша, она подождала, пока кислород начнет свою живительную работу. Так… будем решать проблемы по порядку. Сначала нужно избавиться от слежки. Дженни уже поняла, что по Венеции она может блуждать часами, так и не оторвавшись от преследователей наверняка. Машин здесь не было; лодки не годились для подобной цели: слишком открыты, да и двигаются с недостаточной скоростью.
Потом она кое-что вспомнила из того, что успела прочесть в зеленом путеводителе. Оторвавшись от парапета, она посмотрела в одном направлении, потом в другом, словно не была полностью уверена в том, куда идти. Собственно, это было недалеко от истины. Перейдя мост, она оказалась на небольшой площади, откуда свернула на боковую улочку. Здесь располагался магазинчик масок. Дженни шагнула внутрь. Пока продавец пробивал чек и заворачивал выбранную посетителем покупку, Дженни оглядывалась по сторонам, рассматривая развешанные по стенам кожаные маски. Венецианские мастера превращали любое ремесло в искусство: изготовление стекла, мраморной бумаги, шелка, — и масок в том числе. Персонажи в масках, в основном из комедий дель арте,[32] наводняли город во время большого карнавала, традиционно длившегося с Рождества до самого Дня Покаяния.[33] Во время карнавала законы общества не действовали, и на площадях Венеции веселились бок о бок высокородные господа и горожане низших сословий. Когда-то эта традиция родилась из-за желания дожей иметь возможность инкогнито пройти по улицам своей столицы и возлечь с угодными им женщинами, оставаясь неузнанными.
Печальные глаза, гротескные носы, скалящиеся рты окружили Дженни со всех сторон; мастерски сработанные маски казались живыми лицами, отражающими подлинные эмоции: вожделение, радость, печаль, злобу… Рядом висели длинные плащи из роскошных тканей: продавец называл их табарро. Надев такой плащ и маску, вы могли спокойно пройти мимо жены или сестры, сохранив полную анонимность.
Наконец продавец освободился и поинтересовался у Дженни, чем он может ей помочь. Она спросила дорогу на Рио Тровазо. Оказалось, это совсем рядом, ближе, чем она предполагала. Узнав все, что нужно, Дженни покинула магазинчик со странным чувством сожаления, словно ей пришлось уйти слишком рано с вечеринки, где она приобрела множество новых интересных знакомых.
Найти Рио Тровазо было нетрудно. Дженни дошла до поворота на Рио Огниссанти. Завернув за угол, она очутилась возле Скуэйро, одной из немногих до сих пор действующих городских верфей, где строили и ремонтировали знаменитые венецианские гондолы. Дженни увидела три деревянных — странно для Венеции! — здания и небольшой док.
Она без колебаний прошла внутрь. За определенную — немалую, впрочем, — мзду Дженни без проблем получила в свое распоряжение форму рабочего верфи. Управляющий Скуэйро не задал ей ни единого вопроса; ему вполне хватило взгляда на пачку евро, вложенную в его протянутую ладонь. В экипировку входила кепка; Дженни убрала под нее волосы и низко надвинула козырек на глаза. На всякий случай она подобрала кусочек угля и, покатав его между ладонями, хорошенько измазала руки и лицо.
Добавив еще почти столько же к начальной сумме, Дженни вместе с управляющим прошла через служебный проход в примыкающее к мастерской здание, где жили рабочие. Он провел ее по первому этажу к выходу. Вдвоем они миновали еще несколько кварталов, словно Дженни и в самом деле была рабочим из его команды, и наконец вместе вошли в какое-то кафе, где управляющий ее и оставил.
Через какое-то время Дженни в своем новом обличье вышла на улицу и с беззаботным видом принялась кружить по кварталу. Она высматривала возможных преследователей, методично поворачивая, снова и снова терпеливо проходя тем же маршрутом. Наконец, уже зная окрестности, как свои пять пальцев, Дженни удостоверилась, что поблизости все чисто.
Вернувшись в квартал бедняков, она остановилась неподалеку от церкви Сан-Николо, оценивая обстановку. На улице было полно полицейских и зевак, таращившихся на происходящее во все глаза. Видимо, тело отца Мосто уже обнаружили.
Дженни задумалась. Покинули ли рыцари это место или все еще держат квартал под наблюдением? Ее они, несомненно, потеряли из виду и наверняка пришли к выводу, что она, в свою очередь, потеряв Браво, не вернется сюда. Дженни была почти уверена, что сейчас рыцари прочесывают близлежащие районы, уходя все дальше от Сан-Николо.
Приняв решение, Дженни двинулась в сторону церкви. Не останавливаясь, она прошмыгнула мимо входа, оккупированного полицией, и свернула на соседнюю улицу. Возле входа в Санта-Марина Маджоре она остановилась и позвонила в медный колокольчик, висевший на оштукатуренной стене возле выкрашенной в темно-синий цвет деревянной двери.
Первый пункт собственного плана Дженни выполнила, избавившись от слежки. Теперь ей необходима была помощь. И она была уверена, что пришла по верному адресу.
Дверь распахнулась почти сразу. Дженни увидела бледное овальное личико, хозяйка которого смотрела на нее подозрительно и очень испуганно.
— Что вам угодно, синьор? — Монахиня была совсем молоденькой и явно находилась под впечатлением ужасного происшествия по соседству; ее голос звучал резко, почти враждебно.
— Мне нужно поговорить с настоятельницей, — сказала Дженни.
— Простите, синьор, но сейчас это невозможно. — Девушка невольно бросила взгляд в сторону церкви Сан-Николо. — Настоятельница очень занята.
— Вы прогоните прочь просителя, пришедшего к воротам монастыря?
— Я лишь исполняю данные мне указания, — стояла на своем юная монахиня. — Сегодня настоятельница не принимает.
— Меня она должна принять.
— Должна?
При звуках этого глубокого и явно более зрелого голоса девушка вздрогнула и обернулась, встретившись лицом к лицу с другой монахиней.
