Одна пара свободных серых брюк. Такая же серая рубаха с короткими рукавами. Свернутый прямоугольный спальный матрас. Пластиковая чашка. Все. Плюс к этому новые номера, впечатанные в кожу. Майлза чертовски беспокоило, что хозяева лагеря выбрали для номеров место как раз в середине спины и на него нельзя было посмотреть. Он подавил порыв вывернуть шею в бесполезной попытке, хотя чисто психосоматический зуд заставил его забраться рукой под рубаху и почесаться. Прощупать номер тоже не получалось.
Между тем на сцене наметилось некое движение. Приближалась группа из четырех или пяти человек. Наконец-то комитет по встрече? Майлз отчаянно нуждался в информации. Где среди всех этих бесчисленных мужчин и женщин… Нет, не бесчисленных, твердо напомнил себе Майлз. Все они были учтены.
Потрепанные остатки 3-й и 4-й броневездеходных мобильных бригад. Изобретательные и упорные ополченцы, защищавшие Гарсонскую пересадочную станцию. 2-й Вайновейский батальон, захваченный почти полностью. И выжившие бойцы 14-го десантного отряда, державшие оборону в оснащенной современной техникой крепости в Фэллоу-Кор. Вот эти его интересовали в особенности. Ровно десять тысяч двести четырнадцать человек. Лучшие бойцы планеты Мэрилак. Десять тысяч двести пятнадцать, если считать с ним. Должен он себя считать?
Комитет по встрече остановился в нескольких метрах и сбился в неровную кучку. Они выглядели крепкими, высокими, мускулистыми и не особо приветливыми. Притупленный, мутный взгляд, полный смертельной скуки, которую не могла разогнать даже расчетливость.
Две группы, трое и пятеро, оглядели друг друга. Трое повернулись и начали напряженно и осторожно отходить. Майлз запоздало осознал, что сам он, не входя ни в одну из групп, оказался в одиночестве.
В одиночестве и сильно привлекающим внимание. Осознание своей физической неполноценности, неловкость за свое тело, обычно не подпускаемые близко просто потому, что у него не было на это времени, захлестнули его. Слишком низкий, слишком странный — сейчас, после последней операции, его ноги были одинаковой длины, но ее не хватит, чтобы убежать от этих пятерых. Да и куда здесь бежать? Он мысленно вычеркнул бегство из списка возможных вариантов.
Драться? Хватит шутить.
«Это не сработает», — грустно осознал он, еще только делая первый шаг им навстречу. Но это будет более достойно, чем позволить себя догнать и с тем же результатом.
Он попытался, чтобы улыбка выглядела суровой, а не глупой. Трудно сказать, удалось ему это или нет.
— Привет! Не подскажите, где я могу найти полковника Гая Тремонта из 14-го десантного отряда?
Один из пятерки издевательски хрюкнул. Двое зашли Майлзу за спину.
Что ж, хрюканье — это почти что речь. По крайней мере, выражение. Начало, зацепка. Майлз сконцентрировался на ней:
— Назови свое имя, звание и подразделение, боец.
— Здесь нет званий, мутант. Нет подразделений. Нет бойцов. Ничего нет.
Майлз огляделся. Конечно, он окружен. Естественно.
— По крайней мере, у тебя есть друзья.
Пленный почти улыбнулся:
— А у тебя нет.
Майлз подумал, что, возможно, он вычеркнул бегство преждевременно.
— На твоем месте я бы на это не рассчи… ых!
Пинок по почкам, сзади, оборвал его на полуслове — чуть язык не прикусил, черт — он упал, уронив матрас и чашку, и свернулся клубком. Пинок был голой ногой — слава Богу, в этот раз никаких солдатских ботинок — и по законам ньютоновской физики нога атаковавшего должна болеть так же, как его спина. Отлично. Здорово. Может, они повредят себе костяшки пальцев, выбивая из него дух.
Один из банды подобрал последнее майлзово богатство: чашку и матрас.
— Возьмешь его одежду? Мне маловата.
— Не-а.
— Бери-бери. Может, какую бабу подкупим.
Рубаху сорвали с Майлза через голову, брюки стянули с ног. Майлз был слишком занят, защищая голову от беспорядочных пинков, чтобы особо сражаться за одежду. Он незаметно старался, чтобы удары в основном шли по животу и ребрам, а не по рукам, ногам или в челюсть. Сейчас, в самом начале, он определенно мог позволить себе максимум сломанное ребро. Сломанная челюсть будет хуже всего.
Нападавшие остановились, лишь едва не дотянув до экспериментального открытия скрытой хрупкости его костей.
— Вот как здесь бывает, мутант, — заметил все тот же солдат, слегка запыхавшись.
— Я родился голым, — пропыхтел из грязи Майлз. — Это меня не остановило.
— Наглое маленькое дерьмецо.
— До него не дошло.
Второе избиение было хуже, чем первое. По крайней мере два треснутых ребра, а челюсть едва удалось спасти ценой неопределенного, но болезненного ущерба, нанесенного левой кисти, вскинутой в качестве щита. На этот раз Майлз сдержал порыв нанести ответные словесные удары. Он валялся в грязи и мечтал потерять сознание.
Он долго лежал, убаюкивая боль. Насколько долго, он не знал. Свет от силового купола был ровным и не давал тени, не меняясь со временем. Безвременный, как вечность. Ад ведь был вечным, так? Определенно, у этого места было чертовски много общего с адом.
А вот и еще один демон… Майлз моргнул, фокусируясь на приближающейся фигуре. Мужчина, такой же побитый и голый, как Майлз, и истощенный так, что ребра можно пересчитать, присел на колени в нескольких метрах от Майлза. Впалые щеки, лицо, состарившееся от напряжения: ему могло быть сорок, пятьдесят… или двадцать пять.
Глаза его неестественно выпучивались из-за худобы. Белки, казалось, лихорадочно светились на фоне почерневшей от грязи кожи. Именно грязи, а не щетины: каждого заключенного здесь — и мужчин, и женщин — коротко стригли и парализовали волосяные луковицы, останавливая рост. Всегда гладко выбрит и стрижен под ежик. Майлз прошел ту же процедуру всего несколько часов назад. Но кто бы ни обрабатывал этого беднягу, он, видимо, спешил. Волосяной парализатор пропустил линию на его щеке, и несколько десятков волосков росли, как полоса на плохо выкошенной лужайке. Майлз видел, что, даже завиваясь, они уже на несколько сантиметров спускались по подбородку мужчины. Если бы Майлз знал, с какой скоростью растут волосы, он мог бы сосчитать, сколько времени провел здесь этот парень. «Сколько бы ни было, слишком много», — подумал Майлз с внутренним вздохом.
Человек держал обломанную нижнюю половину пластиковой чашки, которую он осторожно протянул Майлзу. Он неровно и свистяще дышал сквозь пожелтевшие зубы: от усилия или возбуждения, или болезни — вряд ли из-за болезни, их тут всех основательно иммунизировали. Сбежать отсюда, даже в небытие, было не так-то просто. Майлз перекатился и с усилием оперся на локоть, разглядывая посетителя сквозь истончающийся туман боли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
