Печать немного усиливает свое свечение. Ларрен садится на диван и твердо произносит:
— Нет.
Что значит, нет? Он нашел способ обойти печать? Это невозможно. Тогда почему?
— Какая хирожопая тварюшка, — мурлычу я, поняв, в чем дело.
Аргвар до предела ослабил печать тридцать лет назад, когда покидал этот мир. Она почти не действует на Ларрена. Он все это время притворялся, что послушен. Издевался надо мной! Скотина. Ненавижу. Убью. Нет! Убить его будет слишком милосердно.
Все вдруг прояснилось и стало понятным. Помутнение, которое владело мной последние несколько часов, прошло. Я зло? Очень точно сказано. Ларрен имел глупость разозлить зло, и оно будет мстить. Жестоко и с наслаждением.
Подхожу к нему, хватаю за горло, заставляю встать, изучаю плетение печати, подтягиваю узлы, усиливаю ее, насколько это возможно. Печать вспыхивает ярким светом. Полная активация и полное повиновение. Отталкиваю его. Он падает на диван, смотрит на меня со злостью, но молчит.
— Нравится? Отвечай.
— Не нравится.
— Хорошо. А теперь проверим, как работает печать.
Он с ненавистью и страхом смотрит на меня, ждет, что я прикажу.
— Выпрыгни в окно.
Печать замерцала. Ларрен встает и идет к раскрытому окну. Встает на подоконник.
— Стой!
Здесь не очень высоко — второй этаж, но мне не нужно, чтобы он переломал себе ноги. Мы только начали, он должен быть здоров и полон сил.
— Подойди ко мне.
Ларрен подходит. Глажу его кончиками пальцев по щеке.
— Боишься, что я прикажу убить этих людей? Не бойся, сладкий, я не прикажу. Это слишком милосердное наказание для тебя. Они никто тебе, правда? Ты их освободил не из человеколюбия, а назло мне. Тебе нравится меня раздражать, нравится дразнить меня. Весело было притворяться послушным? Отвечай!
— Весело, Вера.
— Меня зовут Верлиозия! — рычу я ему в лицо, скаля зубы, — повтори!
— Верлиозия.
— Молодец, послушная зверушка, — хвалю я. — Обида и разочарование. Тебе знакомы эти чувства, Ларрен? Можешь не отвечать, я знаю, что знакомы. А ты знаешь, что такое боль? Нет, не радуйся. Я тебя не трону. Но тебе будет очень больно. Твоя душа будет разрываться на части, но я прикажу тебе улыбаться, и ты будешь улыбаться. Хочешь знать, что будет завтра? Отвечай.
— Нет, Вера.
— Кому интересно мнение такой милой зверушки? — бормочу я, провожу губами по его щеке и слегка прикусываю мочку уха. Он вздрагивает. Глажу языком укушенное место и шепчу:
— Завтра моя армия идет брать столицу Зулкибара. И мы с тобой в первых рядах. Как думаешь, твои родственники встанут на защиту Зулкибара? Встааанут, конечно. А теперь догадайся, кому я прикажу их убивать? Можешь не отвечать, я знаю, что ты догадался. А теперь ложись спать. У тебя завтра будет трудный день.
Ларрен
Не знаю, что может быть хуже этого.
Когда Вера говорила мне о любви, я поверил. Не сразу, после того, как она сбежала — так глупо, застенчиво, по-девчоночьи. Поцеловала меня и исчезла. Тогда основным моим чувством была растерянность. Своим признанием Вера сбила меня с толку. Я ненадолго поверил в то, что она не является тем, чем мне казалась все это время — жестоким и безнравственным существом. Я увидел в ней молодую, неопытную, страдающую женщину, которая нуждалась пусть даже не в любви, а в сочувствии. И сочувствие я готов был ей предложить. Смешно подумать — я хотел поговорить с ней, просто так, без издевки, попытаться найти вместе с ней выход из положения, в котором мы оба оказались.
Я обрадовался, когда она вернулась, и сам удивился этой своей мысли — что я рад ее видеть. Радость была мимолетной и глупой.
— Ты должен убить всех, кого освободил от заклятья.
Вот и получил я команду, которую не в силах выполнить. Вот и конец моему притворству. Понимаю, что все закончилось и сдаю себя с потрохами.
— Нет.
На лице дракона недоумение, которое быстро сменяется пониманием и затем и злостью. Догадалась. Она хватает меня за горло, заставляя подняться, и печать, которая до этого служила лишь своего рода странным украшением, вспыхивает, активируясь в полную силу.
Верлиозия отталкивает меня в сторону. Я смотрю на дракона и с ужасом жду повторения команды убить поселян. Это будет легко. Для этого боевым магом быть не обязательно. Я и без применения волшебства смогу уничтожить многих из них. Они ведь мне доверяют.
— Нравится? — спрашивает дракон, глядя на меня с ненавистью и презрением. — Отвечай.
Что мне должно понравиться? Перспектива стать массовым убийцей или то, что из меня сделали вещь окончательно и бесповоротно. И не просто вещь, а оружие массового поражения в руках безумца.
— Не нравится.
— Хорошо. А теперь проверим, как работает печать.
Да отлично она работает! Ты спроси меня, я тебе и так расскажу. Нет, Верлиозия хочет убедиться в этом лично, потому и отдает команду выпрыгнуть в окно. Конечно же, я подчиняюсь. Разве могло быть иначе? Жаль, что здесь всего лишь второй этаж — было бы просто замечательно закончить эту дурацкую историю вот так — шагнуть из окна и разбиться.
Я тридцать лет изучал магию разума, пытаясь найти ответ на вопрос, как избавиться от печати. Единственное, чего я смог добиться, это того, что теперь удовольствие от подчинения я не испытываю. Чистая и незамутненная ненависть к хозяину. Более ничего.
Переломать ноги мне не удается. Госпожа отменяет приказ. Ей интересно, было ли мне весело, когда я втихую вредил ей в Трали, когда я изображал покорность. Отвечаю начистоту — было. Да, меня грела мысль о том, что я могу предпринять хоть что-то в пику всесильному дракону. Пусть даже это и просто обман, на тот момент вполне невинный.
Но у меня все еще есть шанс все исправить. Может быть, Морош догадается залечь в засаде, не дожидаясь меня. Может быть, я смогу подвести дракона к открытому окну в нужный момент. Может быть…
Дракон требует, чтобы я называл ее Верлиозией. Отвратительное имя. Истинно драконье — длинное, скользкое, мрачное, злое имя. Оно ей очень подходит. И в самом деле, с чего я решил, что она — Вера. Нет, такая может быть только Верлиозией. Аргвар не ошибся, называя ее так.
— Обида и разочарование, тебе знакомы эти чувства, Ларрен? — спрашивает дракон и сам же отвечает на вопрос, — Можешь не отвечать, я знаю, что знакомы. А ты знаешь, что такое боль? Нет, не радуйся. Я тебя не трону. Но тебе будет очень больно. Твоя душа будет разрываться на части, но я прикажу тебе улыбаться, и ты будешь улыбаться. Хочешь знать, что будет завтра? Отвечай.
Я не хочу этого знать! Я и завтра никакого уже не хочу. Убогая фантазия этого ящера всегда направлена на новые зверства. Что же хорошего она может мне приготовить? Ничего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
