продолжил.
– Что за хрень?! Ты малолетняя дура? Не понимаешь, что тебе реально угрожает опасность, а ты давай в игры с охраной играть! Телефон на хрен выключила?! Что за дебильные шутки?! – и снова вдох.
Видимо, долго готовился с речью выступить. Вон, какой текст продуманный, хрен моржовый!
– Пришлось матери твоей звонить, но и она не в курсе, где, мля, и с кем ты шляешься?! Или уже, может, в подворотне без башки лежишь, или тебя похитили и теперь пустили «по кругу» для развлечения охраны. Может, просто на кусочки порезали и нам по одному экземпляру будут присылать?! Мне очень интересно, чем, мать твою, ты думала?!
Бросила быстрый взгляд на маму. Женщина с маской страха и отвращения смотрела на нас поочередно, явно пытаясь найти хоть одну связную мысль, чтобы понять причину всех оскорблений. Бедняжка! Хоть бы сердечный приступ не случился, вон какой бледный цвет лица, что супер макияж не помогает. Маму было искренне жаль, мне бы тоже не понравилось, если бы моего ребенка с грязью смешивали! Да мне и сейчас всё это очень, ну, очень не понравилось.
Утренняя раздраженность резко переросла в огненную злость, что за минуту выступления этой попки Земли охватила пожаром негодования всё тело.
– Савельев, заткнись, пожалуйста! Я самостоятельная и взрослая женщина, так что не надо меня тут поливать грязью, да ещё в присутствии матери. Мне ты и твои проблемы сдались нахрен!
Судя по бешеному блеску в глазах, Роман Николаевич хотел продолжить своё выступление, но я тоже, как и он, перестала чувствовать берега норм приличия.
– Пошёл вон! Немедленно! Чтоб я тебя не видела больше ни разу. Ты полный псих и придурок, иди и лечись! Если ко мне хоть на три метра приблизишься, я подам в суд за домогательства! И не надейся, что Волконская побоится твоих связей! Ты лучше моих бойся, чтобы не проснуться однажды в лесополосе с переломанными конечностями.
Сорвала с руки браслет и со всей силы кинула в мужчину. Отдать должное, он даже не моргнул и не пытался уклониться. Так что ювелирное изделие попало точно в бровь, рассекая тонкую кожу до крови.
Будто замороженный, Рома продолжал смотреть на меня, кажется, даже не мигая. Холодные голубые глаза резали меня на части, заставляя задыхаться от боли и чувства полного разрушения. Неожиданно я поняла, что ещё минута, и вместо этой тягучей боли придут слезы и истерика. Вот только хрен этот придурок их увидит.
– Я сказала вон! – прорычала я, отступая в сторону матери и тем самым полностью освобождая проход к выходу. – Проваливай к чертям собачьим! Я сразу сказала, что нефиг ко мне лезть! Беги к своим дрессированным Ариаднам и прочим сучкам, что при твоём появлении виляют клиторами. Я не стану твоей подстилкой, не стану выполнять команды по щелчку твоих пальцев.
Я не знала, какой ещё гадости сказать, чтобы он ушёл. Хотелось упасть на пол и сдохнуть! Наверное, моя родительница не была так безнадежна в проявлении и восприятии чувств, так как, глянув на меня, резво соскочила с кресла и встала передо мной.
– Роман, вам лучше сейчас уйти. Вы оба невменяемы, от вашего разговора становится только хуже.
– Я абсолютно нормальная, это он придурок! – вырвалось у меня, но мама, развернувшись ко мне, накрыла одной рукой рот, а второй обхватила голову, не давая увернуться от импровизированного кляпа.
– Алиса, девочка моя, успокойся! Прекрати!
Я стала дышать носом, пытаясь унять первые спазмы в горле. Савельев козёл! Ненавижу!!!
К нашей общей радости, мужчина словно ожил. Посмотрев на меня долгим и тяжёлым взглядом, прихватил свой рабочий портфель и ушёл. Сволочь, даже дверью не хлопнул. Конечно, что ему переживать?! Одна дурочка сорвалась с крючка, так он новую себе найдет, будет воспитывать под себя. Холить, лелеять, подарки и ужины, секс до одурения, а потом раз, и ты уже в клетке, а цена тебе ноль без палочки.
От этих мыслей плотину во мне окончательно прорвало, и я задохнулась. Медленно стала оседать прямо на грязный пол голыми коленями, но мама, вцепляясь теперь уже в моё тело, не дала упасть одним махом.
– Алисонька, девочка моя! Дыши, родная, дыши! Поплачь, пожалуйста!
Её полный ужаса голос бился на краю помутневшего сознания. Я никогда не умела плакать. Я задыхалась и билась в спазмах, прежде чем мое тело давало спасительную солёную влагу. «Ненавижу слёзы, ненавижу слабость!» Вот только в этот раз мантра не помогала, меня рвала боль в грудине от обиды и разочарования, боль от потери любимого и дорогого человека. Который не понял, не принял и не полюбил меня такую, какая я есть на самом деле.
– Вот так! Умница моя! Поплачь, доченька!
И правда, я почувствовала, как щёки стали мокрыми, но привычное облегчение не приходило. Мама опустилась вместе со мной на колени и, крепко обняв, покачивала нас обоих.
Всхлипы продолжали душить меня, не давая сделать полноценного вдоха. Я закрыла глаза, но память стала услужливо подкидывать воспоминания: и тот вечер с дождём, когда вкус поцелуев наполовину с водой; шёпот пошлых нежностей на ухо, когда он был глубоко внутри меня; его улыбка. Теперь это всё забрызгано потоками той грязи, что мы выплеснули сегодня друг на друга.
– Дорогая, успокойся! Всё не так трагично, я уверена. Мне некоторые аспекты были не совсем понятны, особенно в том плане, что я не знала о такой…хм… тесной твоей дружбе с Романом. Вы давно общаетесь?
– Давно, но … встречаемся, то есть встречались… два дня,– нервное дергание гортани мешало говорить, но теперь мама имела право получить ответы на все вопросы.
– О! Как интересно! И что у вас за отношения?
– Я… я люблю его… – с каким- то тихим ужасом прошептала я, вдруг резко осознавая свои чувства.
Вот откуда эта боль, вот откуда желание одновременно поцеловать его и покалечить. Я влюбилась как последняя идиотка.
– Господи, родная! Зачем столько трагизма в голосе!? Любовь – это замечательно!
– Мама, какое замечательно?! После сегодняшнего он со мной и говорить не станет. Да и я не стану. Нет смысла! Ему нужна послушная овечка, а уж точно не порхающая бабочка.
От шока у меня даже спазмы прошли, но родительницу из объятий я не выпускала. Ещё крепче и ближе прижималась к родному человеку.
– Мне кажется, ты, как всегда, поспешила, сделав неправильные выводы. Роман очень за тебя волновался, позвонил мне. Спросил, не могу ли я знать, где ты и почему отключен мобильный телефон. Я сказала, что сотовый мог разрядиться, а ты, скорее
