полиции для предупреждения таких явлений; не буду указывать на то, что в настоящее время усердно работает комиссия под председательством государственного секретаря Макарова по больному для нас вопросу о реформе полиции. Напомню только, что все те случаи провокации, которые доходили до правительства, подвергались судебному расследованию. Ведь недавно ещё жандармский офицер осуждён к арестантским отделениям; недавно ещё в Калуге сотрудник департамента полиции был предан суду, несмотря на то, что он угрожал, что откроет всех остальных сотрудников и все известные тайны; точно так же и в Пензе сотрудник предан суду, несмотря на то, что он в прежнее время оказал ценные услуги департаменту полиции. Я пойду дальше, господа, и скажу, что хотя в настоящем случае я расследовал добросовестно дело и не нашёл следов провокации, но в таком деле злоупотребления и провокации возможны, и напрасно ссылаются на мою речь в Первой Государственной думе.
Я говорил тогда, что правительство, пока я стою во главе его, никогда не будет пользоваться провокацией как методом, как системой. Но, господа, уродливые явления всегда возможны! Я повторяю, что когда уродливые явления доходят до правительства, когда оно узнаёт о них, то оно употребляет против них репрессивные меры. Я громко заявляю, что преступную провокацию правительство не терпит и никогда не потерпит. (Рукоплескания справа.)
Но, господа, уродливые явления нельзя возводить в принцип, и я считаю долгом заявить, что в среде органов полиции высоко стоит и чувство чести, верности присяге и долгу. Я знаю службу здешнего охранного отделения, я знаю, насколько чины его пренебрежительно относятся к смертельной опасности. Я помню двух начальников охранного отделения, служивших при мне в Саратове, я помню, как они меня хладнокровно просили, чтобы, когда их убьют, я озаботился об их семьях. И оба они убиты, и умерли они сознательно за своего Царя и свою родину. А недавний случай в Москве, когда на пустой даче в окрестностях Москвы была устроена ловушка и в эту ловушку попал наряд охраны, когда с крыши чердака революционер наверняка расстреливал каждого подходящего к этой даче, – разве задумались ночью начальник охранного отделения и его помощник и не бросились ночью же выручать своих товарищей? Оба были тяжело ранены, но разве они не доказали, что доблесть и честь для них дороже жизни? Я хотел, я должен был на этом кончить, но предыдущие речи меня убедили, что из моих выводов могут построить превратное заключение.
Мне могут сказать: итак, провокации в России нет, охранка ограждает порядок и русский гражданин должен быть признан счастливейшим из граждан. (Смех слева.) В настоящее время так легко искажают цели и задачи нашей внутренней политики, что, чего доброго, такое заключение и возможно, но я думаю, что для благоразумного большинства наши внутренние задачи должны были бы быть и ясны, и просты. К сожалению, достигать их, идти к ним приходится между бомбой и браунингом. Вся наша полицейская система, весь затрачиваемый труд и сила на борьбу с разъедающей язвой революции, конечно, не цель, а средство, средство дать возможность законодательствовать, да, господа, законодательствовать, потому что и в законодательное учреждение были попытки бросать бомбы! А там, где аргумент – бомба, там, конечно, естественный ответ – беспощадность кары! И улучшить, смягчить нашу жизнь возможно не уничтожением кары, не облегчением возможности делать зло, а громадной внутренней работой.
Ведь изнеможённое, изболевшееся народное тело требует укрепления; необходимо перестраивать жизнь, и необходимо начать это с низов. И тогда, конечно, сами собой отпадут и исключительные положения, и исключительные кары. Не думайте, господа, что достаточно медленно выздоравливающую Россию подкрасить румянами всевозможных вольностей, и она станет здоровой. Путь к исцелению России указан с высоты Престола, и на вас лежит громадный труд выполнить эту задачу.
Мы – правительство, мы строим только леса, которые облегчают вам строительство. Противники наши указывают на эти леса, как на возведённое нами безобразное здание, и яростно бросаются рубить их основание. И леса эти неминуемо рухнут и, может быть, задавят и нас под своими развалинами, но пусть, пусть это будет тогда, когда из-за их обломков будет уже видно, по крайней мере, в главных очертаниях здание обновлённой, свободной, свободной в лучшем смысле этого слова, свободной от нищеты, от невежества, от бесправия, преданной, как один человек, своему Государю России. (Шумные, рукоплескания справа и в центре.)
И время это, господа, наступает, и оно наступит, несмотря ни на какие разоблачения, так как на нашей стороне не только сила, но на нашей стороне и правда. (Рукоплескания справа и в центре.)
Приложение 4
Письма П. А. Столыпина – С. Ю. Витте
«11 февраля 1909 года. Милостивый Государь, граф Сергей Юльевич.
Немедленно по прочтении присланной Вами мне статьи я приказал обсудить в Комитете по делам печати, какие возможно принять меры против газет, напечатавших инкриминируемую статью.
Из прилагаемой справки* Вы изволите усмотреть, что обвинение может быть возбуждено лишь в порядке частного обвинения.
Очень жалею, что не могу оказать Вам содействие в этом деле, и прошу Вас принять уверение в искреннем моём уважении и преданности.
П. Столыпин*».
«4 мая 1909 года., С.-Петербург. Милостивый Государь, граф Сергей Юльевич.
Ввиду выраженного Вашим Сиятельством мнения мною будут приняты меры к ознакомлению читающей публики с существом дела Дуранте*, как оно выясняется последним журналом Совета министров.
По подробном ознакомлении о делом (протекавшим в моё отсутствие) я предложу на обсуждение Совета министров вопрос о том, в какой форме это всего удобнее будет сделать.
Покорнейше прошу Ваше Сиятельство принять уверение в совершенном моём уважении и преданности.
П. Столыпин».
Речь по поводу закона о выборах членов Государственного совета от девяти западных губерний, произнесённая 8 мая 1909 года
Господа члены Государственного совета! По только что выслушанному вами докладу* я имею от имени правительства заявить, что ныне действующий закон о выборе членов Государственного совета от девяти западных губерний с самого начала его действия признавался правительством несовершенным. Предполагалось, что, с введением в этих губерниях земских учреждений, распределение выборщиков по национальностям получит более правильное разрешение и интересы русского населения окажутся в полной мере ограждёнными. К сожалению, вопрос о введении земства по некоторым обстоятельствам затянулся, и теперь мы стоим перед новыми выборами, на которых предстоит применить закон, не удовлетворяющий принципу справедливости.
Так как основная мысль предложения 33 членов Государственного совета* в общем признаётся правительством приемлемою и имеет целью устранение дефектов закона, признаваемых и правительством, то последнее признаёт желательным передать это предложение для
