– Ну и как я выгляжу?
– Сильным, – ответила она так же мягко. – А насчет первого вопроса… я бы не стала работать у того, кого считаю неправым.
Я насторожился.
– Не значит ли…
Она снова качнула головой.
– Нет, я не собираюсь увольняться. Более того, чувствую, что вам сейчас как никогда нужна поддержка. Нет-нет, не надо меняться в лице, что вы все понимаете только в одном ключе?.. Просто на вас сейчас будут обращать повышенное внимание. Как журналисты, слишком уж сенсационное вы сделали заявление, так и ваши сторонники. О противниках так и вовсе молчу. А раз так, то вам нужно гораздо больше внимания уделить своему имиджу…
Я фыркнул:
– Юлия, умоляю!.. Мне сейчас только надувать щеки! У меня в доме пожар, а вы про имидж!
– Вы превратно понимаете имидж, – сказала она несколько суховато, улыбка исчезла с губ, даже из глаз. – Имидж – это не надувание щек. Вообще, Борис Борисович, вам теперь придется считаться со мной больше. Вы ведь не просто Борис Борисович, вы всегда представляли нашу партию. Но когда она была крохотной и на обочине… даже не шоссе, а проселочной дороги, то никому не было дела, в какой мятой рубашке появляетесь на работу, часто ли бреетесь и почему у вас носки синие, а галстук в крапинку…
– У меня? – удивился я. – Галстук?
– Вот видите, – упрекнула она. – Это вам только кажется, что имидж – это чтобы окружающие заметили, как вы одеты. Наоборот, имидж – это когда после встречи никто и не вспомнит, как вы были одеты, но зато у всех останется хорошее впечатление о вас. Или то, которое вы хотели внушить. Вплоть до ненависти к вам. Это я знаю, что вы – замечательный и умный человек, что вы – профессор…
Я отмахнулся.
– Моя команда тоже знает, какой я замечательный. Вернее, знала.
Она не приняла шутки, сказала серьезно:
– Борис Борисович, я же вижу, как и вы провожаете взглядами красивых женщин…
– Я?
– Ну ладно, не провожаете, но быстренько так это оцениваете. Одним беглым взглядом. Может быть, даже раздеваете…
– Юлия!
– Ох, простите, – сказала она с лицемерным раскаянием, – я хотела сказать, что раздеваете и тут же быстренько и целомудренно одеваете. И разговариваете с уже одетой. Но некоторые из ваших сотрудников предпочитают разговаривать с… неодетыми женщинами. Думаете, мы, женщины, этого не замечаем? Сразу скажу, справедливости ради, что эти мужчины не пользуются интересом у женщин. Ну, разве что у очень озабоченных, есть такие, но и те чаще всего предпочитают с ними не связываться. Вы – не такой, сразу скажу. Вы – настоящий, мужчины стараются с такими дружить, а женщины – прятаться за их надежными спинами. Однако не все вашу настоящесть видят сразу!
Я отмахнулся.
– Фиг с ними!
Она покачала головой.
– Нет, Борис Борисович. Вы лидер уже не крохотной никому не известной партии. С сегодняшнего дня она приобретет известность. От вас зависит, будет ли эта известность на один день, или же вы сумеете эту известность превратить в устойчивый приток новых людей. Но если вы лидер партии, которая стремится заполучить как можно больше влияния и голосов избирателей, вы должны выглядеть…
– Это будет брехня, – возразил я. – Обман. Разве я похож на жулика?
Она мягко усмехнулась, покачала головой.
– Ваша замечательность видна только тем, кто с вами пообщается несколько часов, а лучше – дней. Но вам, как политическому деятелю, придется общаться со многими людьми, встречи с которыми больше не повторятся. К примеру, вы собираетесь ездить по регионам? Вот то-то. Понятно же, вам надо будет переломить то впечатление, что постараются сформировать о вас ваши противники. Потому вы сразу должны выглядеть как серьезный политический деятель. Я к чему сказала про то, что все вы провожаете взглядом женщин? Так же точно вы мгновенно оцениваете и мужчин. Любого, всех. И еще до того, как раскроет рот и заговорит, у вас уже успевает сформироваться о нем мнение, полученное от зрения. Точно так же оценивают и вас, Борис Борисович. Вам напомнить, что девяносто пять процентов всей информации любой из нас получает от зрения?.. А пять процентов – от всего остального?
Я представил, как ехидно сказал бы Бронштейн, что в интересах партии можно побыть и красивым, а если партия велит, то и вааще… но мне партия сейчас ничего не велит, сейчас вообще непонятно, какова ее воля, ибо после сегодняшнего бюро нет единой воли, всяк заговорил свое.
– Да, – ответил я, – в интересах партии можно казаться и красивым, и мудрым. Но потом сыр выпадет…
Она перебила:
– Не выпадет!..
– А если?
– Вы умеете говорить, – отрезала она. – А флер категоричности, который многие вам ставят в вину, только придает вашему имиджу черточки решительности, крутости.
– Теперь надо бы политкорректности…
– Людей от политкорректности тошнит, – возразила она. – Политкорректность – вчерашний день, только многие этого еще не чувствуют! Что в вас и привлекало, так это резкость высказываний и… предложений. Сейчас вы сказали такое, такое… ну, не буду о политике, оценю с точки зрения имиджмейкера: привлекательное! Привлекающее. Сейчас вас будут слушать с особенным вниманим. Воспользуйтесь этим! Позвольте, я помогу вам. Я знаю, как.
Я вздохнул, сказал, сдаваясь:
– Ладно, Юлия. Что именно вы хотите?
Она мягко улыбнулась:
– Ох, Борис Борисович… У вас хорошая машина?
– Отличная, – сказал я. – Опель-астра-купе. Мне очень нравится.
– Тюнингованная?
– Нет, – ответил я и объяснил: – Все, что раньше в опеле тюнинговали, в этом году встроили в базовую модель. У меня она практически первая в Москве!
– Ого!
– Так что мой опелек выглядит стильнее, чем навороченный мерс или бентли!
Она кивнула, все еще улыбалась, но я ощутил, что машина ее интересует меньше всего, женщины не понимают нашей любви к автомобилям.
– Правила соблюдаете?
– Конечно, – удивился я. – Всегда! Ну, почти всегда. Разве что уж на абсолютно пустой дороге, когда я точно знаю, что никто не видит…
Она снова кивнула, глаза смеялись.
– Так-как, правила дорожного движения соблюдаете! Это и понятно, не соблюдай правил, что творилось бы на дорогах?.. Обращаете внимание на красный, желтый и зеленый свет, на множество знаков, объясняющих, что можно, а что нельзя…
Я промолчал, она говорила элементарные вещи, глупо как спорить, так и подтверждать. А она взяла меня дружески под руку, мы пошли по коридору, она продолжала почти вкрадчиво, хотя должно бы звучать победно:
– Хорошие манеры – те же самые знаки. Разница в том, что правила автомобилиста нужно соблюдать только в машине, а хорошие манеры – везде. Правда, вы сделали уместную оговорку насчет мест, когда вас никто-никто не видит. Так, конечно, со спущенными штанами на унитазе вы можете и в носу ковыряться, и рожу кривить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
