Когда он забросил на плечи рюкзак и отпер массивные ворота, в безоблачном небе сияло солнце. Еще десять лет назад в этом районе охотились стаи голодных собак, и хотя долгие годы он не видел ни одной, Миллуорд по–прежнему был осторожен и всегда, отправляясь наружу, брал револьвер.
Солнце светило так, что от белизны снега болели глаза, но оно почти не давало тепла. Хотя пояс космической пыли, через который проходила сейчас Солнечная система, практически не повлиял на видимую яркость Солнца, он забрал весь жар его пламени. Никто не знал, когда система выплывет из пояса и Земля снова сумеет прогреться — через десять лет или через тысячу, и человечество перемещалось на юг в поисках земель, где слово «лето» еще не было пустым звуком.
Последние слои снега успели плотно слежаться, и Миллуорд без особого труда проделал путь до Тоттнем–Кортроуд. Иногда же требовались часы, чтобы пробраться по глубокому снегу, а однажды Миллуорд оказался заперт в своей огромной кирпичной сторожевой башне на девять месяцев.
Держась подальше от домов, с крыш которых в любой момент грозила сойти небольшая лавина и с карнизов которых свисали дамокловы сосульки, он шел на север, пока не очутился возле нужного магазина. Над разбитыми окнами все еще можно было прочитать: «Дженкинс и сыновья. Радио–и электротовары. Телевизоры».
Сквозь дыру в крыше нанесло снега, но маленькая комнатка наверху не изменилась со времени его последнего визита двенадцать лет назад. Всеволновой радиоприемник так и стоял на столе, а разбросанные на полу пустые жестянки безмолвно свидетельствовали о многих часах, которые Миллуорд провел здесь в одиночестве, прежде чем пропала последняя надежда. Он подумал, не придется ли снова пройти через то же самое испытание.
Профессор Миллуорд смахнул снег со «Справочника радиолюбителя за 1965 год», из которого когда–то почерпнул все то немногое, что знал о радиосвязи. Он смутно помнил, где лежат батареи, там они и оказались, причем в некоторых, к его облегчению, до сих пор сохранился заряд. Миллуорд набрал необходимое количество источников энергии и как можно более тщательно проверил радиоприемник. Теперь все было готово.
Жаль, он не мог послать изготовителям приемника благодарность, которую те заслужили. Слабое шипение из громкоговорителя вызвало воспоминания о Би–би–си, о девятичасовых новостях и симфонических концертах, обо всем, что он воспринимал как данность в мире, который исчез, словно сон. С едва скрываемым нетерпением он пробежался по диапазонам, но не нашел ничего, кроме вездесущего шипения. Это его несколько расстроило, но не более — он знал, что настоящее испытание ждет его ночью. А до того можно было пошарить по ближним магазинам в поисках чего–нибудь полезного.
Уже смеркалось, когда он вернулся в комнатку. В двухстах километрах над головой, по мере того как заходило солнце, поднимался к звездам невидимый слой ионосферы. Так происходило каждый вечер миллионы лет, и лишь в течение полувека человек использовал ионосферу в собственных целях, чтобы распространять по Земле слова ненависти или мира, общеизвестные банальности или музыку, названную когда–то бессмертной.
По шажку, с бесконечным терпением, профессор Миллуорд начал путешествие по коротковолновым диапазонам, которые поколение назад представляли собой мешанину из кричащих голосов и звуков морзянки. Постепенно лелеемая им надежда начала покидать его. Сам город издавал не больше звуков, чем некогда оживленные океаны эфира. Лишь слабый треск грозовых разрядов с другого конца планеты нарушал невыносимую тишину. Человечество лишилось последнего своего завоевания — радио.
Вскоре после полуночи батареи иссякли. У Миллуорда не хватило духу поискать новые, и, свернувшись под мехами, он погрузился в беспокойный сон. Единственным утещением служила мысль, что, не доказав свою теорию, он ее и не опроверг.
Когда он отправился в обратный путь, безлюдную ослепительно–белую дорогу заливал холодный солнечный свет. Миллуорд очень устал: он мало спал, и сон прерывали навязчивые фантазии о возможном спасении.
Неожиданно тишину нарушил далекий гром, прокатившийся над заснеженными крышами. Он доносился — теперь не было никаких сомнений — из–за северных холмов, где некогда любили отдыхать лондонцы. По обеим сторонам с крыш на широкую улицу обрушились снежные лавины, а затем снова наступила тишина.
Профессор стоял неподвижно, взвешивая, размышляя и анализируя. Звук слишком продолжительный для обычного взрыва… Это был не иначе как отдаленный грохот атомной бомбы, испарявшей миллионы тонн снега. Миллуорд опять погрузился в мечты, и ночное разочарование постепенно улетучивалось.
Эта короткая пауза едва не стоила ему жизни. Где–то на краю улицы в его поле зрения внезапно появилось нечто огромное и белое. Какое–то мгновение разум отказывался принимать увиденное за реальность, затем оцепенение прошло, и Миллуорд начал судорожно искать бесполезный, как он быстро понял, револьвер. Прямо к нему, покачивая головой из стороны в сторону, словно гипнотизирующая жертву змея, не спеша шагал по снегу громадный белый медведь.
Бросив вещи, Миллуорд побежал, застревая ногами в снегу, в поисках укрытия. К счастью, до входа в метро оставалось всего пятнадцать метров. Стальная рещетка была закрыта, но он помнил, что много лет тому назад сломал замок. Миллуорд ощущал нестерпимое искушение оглянуться: сзади не доносилось никаких звуков, которые подсказали бы, какое расстояние отделяет его от хищника. Несколько пугающих мгновений рещетка сопротивлялась онемевшим рукам, затем нехотя подалась, и он с трудом пролез сквозь узкую щель.
Откуда–то из времен детства внезапно пришло нелепое воспоминание о запертом в клетке белом хорьке, беспрестанно сновавшем вдоль проволочной сетки. Такой же змеиной грацией обладал и чудовищный зверь, почти вдвое выше человеческого роста, яростно обрушившийся на рещетку. Металл прогнулся, но выдержал; медведь опустился на все четыре лапы, негромко поворчал и отошел. Пару раз ударив когтями по рюкзаку, из которого выпало на снег несколько жестянок с едой, он исчез столь же бесшумно, как и появился.
За три часа перепуганный профессор короткими перебежками добрался до университета. После стольких лет он больше не был в городе один. Миллуорд подумал, не заявились ли сюда и другие гости, и той же ночью получил ответ. Перед самым закатом он отчетливо услышал волчий вой, доносившийся откуда–то со стороны Гайд–парка.
К концу недели стаю ясно, что северные звери мигрируют. Однажды он увидел бегущего на юг оленя, за которым гналась безмолвная волчья стая, а иногда в ночи раздавались звуки смертельной схватки. Его удивило, сколько жизни до сих пор существовало в белой пустыне между Лондоном и полюсом. Теперь что–то гнало ее на юг, и осознание этою взбудоражило его. От чего еще бежать могучим зверям, кроме как от человека!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
