В комнате отдыха, куда гостеприимный хозяин провел меня, стояла откупоренная и на треть опорожненная бутылка дорогого коньяка, на блюдечке аккуратно порезанный лимон. Почти полная коробка конфет свидетельствовала, что до меня посетителей было немного.
— Зря ты ушел, — вздохнул Синицын после того, как мы пригубили и отставили рюмки. — Не нужно было торопиться. Видишь, что получилось… Витя ушел, ты ушел. Были бы рядом, ему бы легче было.
«Витя» — это о Гончаре.
— Кому — ему?
— Ему. Александру Григорьевичу. Ведь можно работать. Можно, что бы ты там в газете своей ни писал. Вы, романтики, сбежали, нас, прагматиков, бросили. Мы теперь расхлебываем, поднимаем экономику… Видишь, какой рост?
Рост экономики чувствовался не только по дорогому коньяку и роскошному галстуку именинника, но и по стоявшим в шкафу моделям белорусских тракторов и трубоукладчиков: остались после совместной белорусско-казахской выставки.
На рабочем столе лежал подаренный мною два года назад миниатюрный томик сонетов Шекспира.
— Рынок все отрегулирует. Вы этого не захотели понять, — убеждал меня Синицын, заводясь все больше и больше. — Придут капиталы, инвесторам понадобятся нормальные законы, нормальная политическая система. Ведь без этого деньги не придут в страну никогда!
— А он это понимает?
— Александр Григорьич-то?! Он ведь прагматик! Он все лучше всех понимает. Когда хочет…
Речь Синицына становилась все менее убедительной. Он это и сам, вероятно, чувствовал, а потому горячился все сильнее. В какой-то момент он даже вскочил и стал расхаживать по комнате, размахивая руками.
— Ну какая тут диктатура? И потом… Пиночет что — не диктатор? А смотри как экономику поднял…
Еще минут двадцать я слушал рассуждения именинника о неизбежности процветания Беларуси под руководством ее первого президента.
Первый президент спокойно смотрел на нас с портрета и мудро молчал в усы.
Воспользовавшись паузой, я высказал свою просьбу. Один российский бизнесмен готов сделать инвестиции в какой-нибудь из машиностроительных заводов и просил о встрече с Синицыным, курировавшим машиностроение.
— Пусть приходит… в среду пусть приходит, — после паузы сказал Синицын. — Завтра Совет безопасности, мне не до вас будет. А послезавтра пусть приходит. И ты приходи.
На следующий день, во вторник, ко мне, попыхивая трубкой, подошел издатель «БДГ» Марцев и сказал, выпустив очередное кольцо дыма:
— А чего это Синицына сняли?
— Как это — «сняли»?
— Сняли — и все. Только что «Рейтер» объявил. Ты бы позвонил своему бывшему начальнику, вдруг он согласится дать нам комментарий.
А произошло вот что.
На следующий день после дня рождения Синицына состоялось заседание Совета безопасности, на котором в присутствии членов правительства, директоров крупнейших промышленных предприятий, губернаторов и главных редакторов газет секретарь Совбеза Виктор Шейман устроил разнос правительству, и в первую очередь вице-премьеру Сергею Лингу.
Линг работал вице-премьером с незапамятных кебичевских времен, без нужды на рожон не лез и, как и положено опытному чиновнику, умел молчать. Молчал он и сейчас, зная, что речь идет вовсе не о нем: он — только повод.
Слово взял Лукашенко и поддержал Шеймана жесткой критикой в адрес всего правительства.
Члены правительства понуро молчали. Впереди референдум по новой Конституции, и лезть на рожон никак не стоило. При той неограниченной власти, которой президент будет наделен…
Синицын порывался взять слово, но Линг его останавливал:
— Леонид Георгиевич, не горячись… Подожди…
Ждать оставалось недолго. Александр Лукашенко наконец остановился взглядом на самом Синицыне и спокойно заметил:
— А вам, Леонид Георгиевич, я доверяю все меньше…
Синицын поднялся:
— Если доверия нет, Александр Григорьевич, я работать не могу, — Синицын говорил глуховато и быстро, как всегда, когда говорил что-то очень важное. — Я готов подать заявление об отставке.
Повисла тягостная тишина.
— Отставка принимается, — сказал Лукашенко, выдержав паузу.
Со вздохом поднялся с места вице-премьер Василий Долгалев:
— Александр Григорьевич, мы вместе с Синицыным пришли в правительство, вместе с ним и уйдем.
— Василий Борисович, не горячись! Ты еще поработаешь.
Премьер Михаил Чигирь потянулся к Синицыну, зашептал, оправдываясь:
— Леня, прости, у сына скоро свадьба… Как тут уходить?.. Ты хоть бы предупредил, что ли…
После окончания заседания Совета безопасности Синицын передал Лукашенко заявление. Тот выдержал несколько дней и, пригласив его в кабинет, вернул заявление с резолюцией: «Подумай».
Синицын сказал, что подумал. Но остается при своем мнении.
Леонид Синицын вспоминает:
«Мы поговорили вполне откровенно. И сошлись на том, что мы политически разводимся. Я хотел построить нормальную рыночную страну, правовое демократическое государство. И нам было уже не по пути. Я сказал ему, что политику укрепления диктатуры и неизбежной, как следствие, изоляции я не приемлю, потому что не понимаю, как ее проводить. Я говорил дословно:
— Для этого в нашей стране нет ресурса. Диктатура — дорогое удовольствие. Чтобы при ней как-то развиваться, нужны финансовые, природные и прочие ресурсы, нужно иметь золотые прииски или нефтяные скважины…
Лукашенко ответил:
— Ты оторвался от людей. Ты не понимаешь, что им нужно.
Мы расстались. Но не как враги, а как люди, работавшие вместе, пути которых разошлись».
Через несколько дней отставка Синицына была официально подтверждена, а газета «Народная воля» напечатала текст его заявления об уходе:
Президенту Республики Беларусь
Лукашенко А. Г.
От заместителя Премьер-министра
Республики Беларусь
Синицына Л. Г.
Заявление
Служение государству для меня, полагаю, как и для Вас, было, есть и будет высшей целью жизни.
Именно поэтому я был с Вами с самого начала. Но жизнь показала, что мы по-разному воспринимаем политическую и социально-экономическую ситуацию в республике.
На мой взгляд, принципы и методы, которыми Вы руководствуетесь в последнее время, управляя государством, ошибочны.
Прошу Вас серьезно задуматься над этим.
Мои убеждения не позволяют мне следовать таким курсом.
В этой связи прошу принять мою отставку.
С уважением к Президенту
Л. Г. Синицын
31 июля 1996 г.
Вместе с Синицыным из правительства ушел только министр экономики Георгий Бадей208.
Страна двигалась к референдуму и к новой Конституции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
