Тварь в первом своем заходе промахнулась, но прекрасно видела, куда укрылась добыча. Следующий вираж должен был завершиться успехом. Однако нечто внесло коррективу в желание полакомиться старой кониной. И это нечто было человеком, выбежавшим на крик лошади к озеру. Люди — они гораздо вкуснее, поэтому с Заразой вопрос был решен положительно: будет жить дальше. Вот Илейко — совсем другой разговор.
Лив, услышав неестественный крик своей единственной спутницы, бросился на выручку, успев, правда, схватить саблю. Его зрелищу предстал уходящий в небо хвост с шипами, принадлежащий явно не заурядному обитателю этих мест. Он обомлел от увиденного, сразу же вспомнив все байки про эту тварь и потеряв любое желание находиться поблизости.
Великий Змей — это не ползающая гадина, пусть и гигантских размеров, это гораздо возвышенней — это летающий Гад. Lohikддrme (в переводе, Змей Горыныч, примечание автора) был единственный и неповторимый. Молва приписывала ему свойства как благородного лосося (lohi — семга, в переводе, примечание автора), так и, естественно, Змея (kддrme — змей, в переводе, примечание автора). Его боялись, его уважали, поэтому величали по имени-отчеству. А иначе никак, иначе — страшно.
Телом Змей напоминал, конечно же, змею, только с ногами и крыльями. Лицом — кривую морду семги, только в трехкратном воспроизводстве. Оно и понятно, ведь Змей Горыныч был триедин в одном теле. Три головы, пять глаз, три шеи — все прочее одно на всех. Несчастное существо. Происходил монстр родом из сверхъестественных тварей, кои есть, но в нашем мире их немного — не в состоянии долго удержаться в нашей реалии, выдавливаются вон. Разве что по ночам, или в туман, типа нынешнего, они могут позволить себе слегка поразмяться-поохотиться.
Папой Змея был темный Вий. Вий — порождение Тьмы — слонялся поблизости от границы Света, с той, темной, территории. Был он злобен, завистлив и темен, что подразумевало еще и слепоту. Где он нашел маму для будущего великого Змея — загадка. Вообще-то ему, вероятно, было все равно — ничегошеньки не видел, разве что обоняние развилось. Но не источает миазмов избранница — значит, годится. Тем более что и та была, по всей видимости, слепа, да, вдобавок — Змеедева. Иначе откуда бы такая наследственность? Вот такие у них в Нави обычаи. Плюс одна привычка — ломиться к нам, в Явь. И название-то, как в шутку говорили старики, вся эта нечисть придумала для себя и для нас. Навь и Явь. От nдyn — быть видимым, и evдs — съестные припасы. Они, стало быть, видимы (только не нами, потому как мы "темные" в их понимании, не видим нечисть), а мы для них всего лишь корм.
Вот и летал Горыныч временами на кормежку, получить витамины для пущей важности. Трем-то головам одно туловище прокормить легче. Вот выпивать сложно: одна голова переберет — блевать приходится всем троим.
И имена у них были, все как положено: Горыня, Дубыня и Усыня. Дубыне кто-то добрый глаз подбил так, что окривел Дубыня. Кстати сказать, в последнее время очень редко Горыныч захаживал в Явь. Может быть, тот, кто глаз выбил и не пускает чудище на охоту?
Однако и на старуху бывает проруха, вот он Змей, косит глазами, заходит на пике. Илейко пометался из стороны в сторону, как незадолго до него поступила Зараза. Но бежать под навес не стал. Что он — лошадь, что ли? Там бы Горыныч их обоих тепленькими и взял. Бежать в лес? Да что Змею деревца эти хиленькие — поломает крыльями и не поморщится. Вообще рвать, как говорят, когти — не выход. Вон заяц, сколько бы он не метался, а орел изловит его, как миленького, клювом в темечко — и в гнездо ужинать зайчатиной. Но иногда, однако, случается проколы. Извернется косой в самый последний момент, как даст с обеих ног по хищному носу — орел в траву кувырк, и там отмалчивается. Заяц дальше бежит по своим делам, а всякая шваль, типа шакалов и лис — уже тут, как тут. Бьют орла всеми доступными средствами, даже, если не уважают кушать орлиное мясо. Вот она — дикая природа, дикие нравы и закон джунглей!
Было бы копье под рукой, можно попробовать подбить. Но нет копья, и само по себе не появится. Камнями кидаться? Легче тогда в озеро броситься. Да и там нет никакого спасения — плавает Горыныч, как лосось. Остается только сплясать последний танец и склонить голову в ожидании участи.
Со стороны могло показаться, что лив действительно начал диковинную пляску, но это было не так. Местность кругом простиралась неровная, вся из ям, поэтому разгон нужно было совершать осмотрительно. Илейко именно разгонялся, наращивая скорость прямо навстречу выставляющему свои корявые лапы с кривыми когтями чудовищу.
Прямо перед кромкой воды лив изо всех сил бросил свою саблю и сам, не удержавшись, нырнул в ледяное озеро. Еще, будучи под водой, он услышал могучий шип, несколько возбужденный, если бы можно было так сказать про Змеев. Вынырнув, он увидел, что тварь, завалившись на одно крыло полетело на соприкосновение с землей куда-то в сторону. Горыныч попытался выровняться, выпустил до предела лапы, но скорость была велика, поэтому он замешкался, кувыркнулся через голову и поскакал, влекомый инерцией, сбивая деревья и собирая перед собой камни.
Стало быть, сабля нашла свое место в теле Змея. В самом деле, не для отвода глаз, или на потеху почтенной публике были совершены подобные кульбиты! Вообще-то Горыныч и по земле умеет бегать, поэтому Илейко решил от греха подальше седлать Заразу в ускоренном режиме и мчаться вдоль гостеприимного озера на север. Кто его знает, что придет в голову чудовищу? Может быть, решит поквитаться с обидчиком.
Лошадь, дрожа всей шкурой, словно ее изнутри кто-то вытряхивал, горела желанием ускакать без седла, да и Илейки тоже. Магические слова обычного эффекта не возымели, зато кулаком в морду — пожалуйста. Они умчались подгоняемые страхом, а где-то поблизости горел лес.
Это Горыныч, возмущенный до белого каления, прожигал тройной струей огня из себя место для будущей взлетной площадки. Теперь, когда под крылом у него торчала по рукоять ушедшая в тело сабля, ему нужен был приличный разгон, чтобы оторвать себя от земли.
Илейко и Зараза не делали остановок, пытаясь убраться, как можно дальше от страшного места. Только когда у лошади дыхание начало сбиваться, лив осадил ее прыть, потом, оказавшись на земле, долго выгуливал ее по кругу, успокаивая. Скоро кобыла, как то водится у животных, забыла былые страхи, напилась водой, пощипала травки и окончательно воспряла духом.
Илейко продолжал чувствовать неведомо откуда взявшийся боевой азарт. То, как он сбил Змея Горыныча с первой же попытки, нуждалось в чьем-то одобрении и восхищении. А также весь он сам нуждался в бане и общении. Его вновь потянуло к людям.
— Если есть в природе такая тварь, как этот Lohikддrme, то есть и логово, где он обитает. И находится оно отнюдь не под небесами, по крайней мере — этими, — говорил он внимательно слушавшей его лошади. — То, что нам удалось слегка побороться с ним — все равно, что постучаться в небеса. В наши небеса. Поняла?
Зараза отрицательно помотала из стороны в сторону головой, тряся своей гривой.
— Ох и дура ты! — доброжелательно проговорил лив и погладил ее по длинной морде. — Я и сам не очень понимаю.
Они пошли дальше, держа путь к самому Ловозеру. Илейко, неожиданно для себя начал напевать:
— Knock, knock, knock in the Heaven" s door (Достучаться до Небес, Bob Dylan, примечание автора).
14. Святогор
Рожден Святогор был для того, чтобы стоять на страже мира Яви и не пускать сюда темных чудищ из Нави. Правда, сам он об этом догадался достаточно поздно, а подсказывать ему никто не торопился. Метелиляйнены вообще предпочитают отмалчиваться.
Вообще, изначально он был всего лишь Пеккой Пертуненом из рода Сампсы Пеллервойнена, коему однажды сам Вяйнемёйнен завещал сажать деревья:
"Засевает он прилежноВсю страну: холмы, болота,Все открытые поляны,Каменистые равнины.На горах он сеет сосны,На холмах он сеет ели,На полянах сеет вереск,Сеет кустики в долинах.Сеет он по рвам березы,Ольхи в почве разрыхленнойИ черемуху во влажной,На местах пониже — иву,На святых местах — рябину,На болотистых — ракиту,На песчаных — можжевельникИ дубы у рек широких.Высоко растут деревья (Калевала, руна 2)".
Однако все метелиляйнены живут, возделывая посаженный их общим далеким предком лес, ничем особым друг от друга не выделяясь. Пекке хотелось подвигов. Великие деяния иногда, конечно, случаются и по месту жительства, но гораздо чаще, когда их ищут.
Пекка ударился в странствия. Почему-то ему казалось, что только вдалеке от родных мест он обретет истинное величие. Однако быстро утомился бродить по дебрям, чем дальше на юг, тем чаще встречаясь с людьми. Эти встречи производили гнетущее впечатление. Лишь однажды странная женщина, сидевшая в одиночестве у болота, не погнушалась вступить в беседу. Назвалась она Макошь, ну да это было ее дело. Не боялась она ничего, да и от великана ничего ей не было нужно. Так, поговорили за жизнь.
