– Ну, почему же? Я поеду, – Оля переместила взгляд с абстрактно пестрого календаря на виноватое лицо главного редактора. Ей хотелось рассмеяться (…Неужели он думает, что я не справлюсь с такой ерундой?!.. ), но она только улыбнулась, – пожалуй, я выберу дом престарелых. У алкаша, если он закодировался, здоровье лошадиное, а эти могут и не дожить.
– Отлично, – радостно потер руки Александр Борисович – наверное, чего-то он все-таки не понимал в жизни, – добраться туда можно только на машине. Это не сам райцентр, а какой-то маленький поселок. В письме есть точный адрес. Позовите ко мне Мишу, если он еще здесь.
– Что, ехать прямо сейчас?
– Не обязательно, но боюсь, завтра Миша будет занят на своей работе, потому что уже два дня болтается тут. В принципе, что такого страшного? Туда часа три ходу. К обеду будете; посмотрите в натуре, чем их кормят; поговорите с народом и вечером вернетесь. На работу завтра можно не приходить – творите, чтоб послезавтра посмотреть, что получилось. Главное, Ольга Викторовна, извините, конечно, что советую вам, но все-все записывайте. Мы, в случае чего, здесь вместе сочиним историю. И побольше фотографий, чтоб было из чего выбрать. Знаете, умеют люди так колоритно снимать стариков, что аж плакать хочется…
Покровительственный тон Оле совсем не нравился . …Зачем из меня идиотку делать? Пусть Олеську учит, как писать. Та все будет впитывать, лишь бы угодить начальству, а я как-нибудь сама разберусь…
– Мишу я сейчас приглашу, – Оля встала, никак не отреагировав на «полезные советы».
Уже выходя из кабинета, прикинула, что ее строгий костюм вполне подходит для посещения подобного учреждения. Только в полуботинках на высоком каблуке будет не совсем удобно, если там нет асфальта. …Хотя другой обуви у меня все равно нет. Не покупать же ради этого какое-нибудь «убожество»?..
– Ольга Викторовна, ни пуха, ни пера! – крикнул редактор в закрывающуюся дверь.
* * *
За фотоаппаратом пришлось заехать домой. Конечно, ее «мыльницу» не сравнить с профессиональным цифровиком Виктора, но Коля сказал, что ради нее вытянет любое качество. Оля не стала уточнять – «ради нее», как ради женщины или как ради начальника отдела, восприняв ответ чисто информативно.
Пока они ехали по городу на старенькой, но шустрой Мишиной «копейке», Оля жадно оглядывала дома, словно прощаясь с ними. Она понимала, что все это ерунда – никакая это не командировка, а так, загородная прогулка, но ведь она никогда никуда не ездила – даже в детстве, а университетская турбаза – тот же город; кстати, его оттуда даже видно в хорошую погоду.
Оля перевела взгляд на стриженый Мишин затылок. В первое время этот человек ей импонировал. У него, в отличие от многих, была цель, к которой он собирался идти своим сложным путем. Чем-то он напоминал ее саму, только она в то время, вообще, не знала, чего хочет, а Миша знал. Он хотел стать писателем, но почему-то те, кто издал хотя бы одно печатное слово, не приняли его. Они сразу так высоко возносились над остальной людской массой, стараясь не допустить никого в свой узкий богемный кружок, что невольно закрадывалась мысль о боязни конкуренции – наверное, не так хорошо они писали. Оля читала несколько современных книг и поняла, что может писать лучше. Если, конечно, поставит такую цель.
А Миша?.. Через месяц она разочаровалась в нем. Оказывается, между ними существовало огромное различие – он всегда только собирался; он мечтал, что напишет роман, который получит какую-нибудь премию, потом по нему снимут фильм и останется только почивать на лаврах. Мысль неплохая, но писать свое «бессмертное» произведение он так и не начал. Отверженный писательской организацией, он «прибился» к их журналу, почему-то посчитав его наиболее близким к «большой литературе» (наверное, подвела все та же глянцевая обложка). Работая охранником сутки через трое и не имея, ни жены, ни детей, он все свободное время отирался в редакции, выполняя роль безотказного добровольного помощника.
Иногда Миша приходил после дежурства в особенно приподнятом настроении. Это случалось, когда за ночь на его стоянке происходило что-нибудь мало-мальски интересное. Например, пьяный водитель, сумев все-таки поставить машину, буквально выпадал из нее и засыпал прямо на земле; или кто-то приезжал с девушкой и просил за отдельную плату на часок освободить сторожку. Миша тут же начинал протягивать от свершившегося факта причинно-следственные связи, компоновать их в незамысловатый сюжет и, в конце концов, объявлял, что это и будет его долгожданный роман.
Все бы ничего – процесс творчества у каждого протекает по-своему, но беда заключалась еще и в том, что он стремился побыстрее поделиться своими задумками, мешая всем работать. Конечно, можно было прогнать его раз и навсегда, но собственного автомобиля у редакции не было, а на «BMW» Александра Борисовича особо рассчитывать не приходилось. Миша, скорее всего, понимал свою незаменимость и пользовался ею с совершенно детской непосредственностью.
– Ольга Викторовна, вы тоже решили попробовать написать что-нибудь? – спросил он, не оборачиваясь.
– Да нет, мне это неинтересно, но Виктор болеет, Олеся занята. Надо же номер делать…
– Олеська – классная девка, да? Как вы думаете, Ольга Викторовна? Я б никогда не пошел трахаться неизвестно с кем, ради какого-то репортажа.
…Он и об этом знает, – подумала Оля рассеянно, – одна я почему-то все узнаю последней. Наверное, потому что мне это меньше всего надо…
– Классная, – согласилась она. Зачем спорить по вопросам не имеющим, ни практического, ни принципиального значения? И добавила, – смазливая, опять же.
– Не думал, что женщины могут оценить женскую красоту.
Оля не стала объяснять, что понятия «красивый» и «смазливый» имеют разные значения и снова уставилась в окно.
Город кончился, но вместе с этим не произошло ничего, ни радостного, ни трагического; не оборвалась никакая нить, а просто вместо нагромождения многоэтажных домов возникла жидкая изгородь лесополосы, да уносящиеся назад неказистые магазинчики и кафе. Иногда они напоминали целый игрушечный городок, а иногда стояли одиноко, оставаясь единственным ярким пятном на многие километры… совершенно непонятно, для кого их построили – наверное, уронили, когда везли…
Не прибавляла настроения и погода. Серое небо смыкалось с черными, давно убранными и вспаханными полями. Казалось, жизнь замерла… кстати, может, пестрые кубики кафе для того и разбросали с определенной периодичностью, чтоб у едущих не складывалось впечатление, будто вся их жизнь осталась позади? Удручающее зрелище, эта дорога…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
