И снова дух неповиновения смотрел мне в глаза, ожидая, что я подниму перчатку. Я выучила музыку «Связанных». Я заслужила их уважение и монополизировала их желания.
Но я не могла этого сделать.
Я не смогу сделать то, на что надеялась Они, когда выбирала меня. Все, что я в конечном итоге делала ‒ складывала свои осколки поверх их. Боль ‒ это все, что я могла предложить «Связанным». Это и мою гитару.
ТРИДЦАТЬ ТРИ
— Вы победили, — сказала мне Брэкстон, как только мы вернулись в автобус.
Лорен, Рик и я столпились у двери, потому что она не позволила нам сделать ни шагу дальше. Она стояла с высоко поднятой головой и расправленными плечами, но меня беспокоил холод в ее глазах. Брэкстон смотрела на нас так, как будто я никогда не был внутри нее, как будто она никогда не чувствовала прикосновений Лорена, и ее одежда не была сорвана ебанным Риком всего несколько часов назад.
На ней даже были все наши метки.
Уставившись на то место, где мой засос начал тускнеть, я заставил себя оставаться на месте. Без сомнения, она не была бы рада, если бы мой рот коснулся ее прямо сейчас.
— О чем ты говоришь? — потребовал Лорен. Он протиснулся мимо меня, чтобы приблизиться к Брэкс, как будто мог помешать ей сказать или сделать то, что последует дальше.
— С этого момента я бы хотела, чтобы все касалось только музыки.
Лорен замер, в то время как Рик подвинулся рядом со мной. Моя реакция тоже была невербальной. Я позволил своему подозрению проявиться, когда посмотрел на Брэкстон. Я никогда не принимал ее за интриганку. Это, должно быть, была уловка, чтобы подмять нас под себя, потому что единственной альтернативой было то, что она была чертовски серьезна.
— А когда это не было связано с музыкой? — Лорен выдавил сквозь стиснутые зубы. Брови нахмурились, ноздри раздулись, его дыхание стало тяжелым от напряжения, чтобы не схватить Брэкс и не трясти ее, пока она не станет податливой. По дороге домой он успокоился и даже выглядел так, словно хотел вернуть все обратно. Он не рассчитывал на то, что Брэкстон решит за всех, что уже слишком поздно.
Я поиграл с возможностью того, что она говорила каждое слово всерьез. Чего я не ожидал, так это того, что это разозлит меня еще больше.
— С тех пор, как я позволила себе переступить с вами слишком многие границы, — сказала Брэкстон со слишком большой страстью, чтобы ее можно было подделать. Ее пристальный взгляд медленно встретился с каждым из нас. — Всеми вами.
Черт.
Она серьезно.
— Ты не хочешь принимать меня, — продолжала она. — Было неправильно думать, что я смогу заставить тебя. Я здесь временно. Это никогда не должно было иметь значения.
Брэкстон повернулась ко мне, и я прочитал замешательство на ее лице, когда не сразу согласился. Победа всегда была сладкой на вкус. В данный момент мне было трудно подавить тошноту.
— Хьюстон?
Я выдержал ее пристальный взгляд, но ничего не ответил. Я боялся того, что может выплыть наружу. Я хотел этого, и теперь, когда я это получил, я…
Не имеет значения.
Она приняла решение. Брэкстон не ждала, что я заставлю ее передумать. Ей нужен был союзник, по крайней мере сейчас. Рик и Лорен не согласились бы на чисто деловые отношения ‒ не тогда, когда их было трое против одного. И если бы я оказал хоть малейшее сопротивление, мои лучшие друзья немедленно набросились бы на меня. Брэкстон могла бы выстоять против одного из нас, может быть, даже против двоих. У нее не было ни единого шанса, если бы мы все трое решили, что хотим получить все, что она только может дать. Каждую. Ебанную. Вещь.
— Ценю твое решение, — наконец произнес я. Я слышал слова, но не чувствовал их.
Брэкстон, однако, да.
За долю секунды, которая потребовалась, чтобы проявились ее истинные чувства, она пришла в себя, спасая меня от того, чтобы взять свои слова обратно. Однако что-то внутри меня сдвинулось, когда я увидел ее такой удрученной. Колесики в моем сознании начали вращаться, и остановить их было невозможно. Брэкстон кивнула, но прежде чем она успела выразить благодарность, которую я прочел на ее губах, Рик взорвался.
— Подожди, так это все? Вы двое можете решать за нас?
— Я главный, — напомнил я ему, — и это то, чего она хочет, так что… да, —
Рик и Лорен уставились друг на друга, затем на Брэкс и, наконец, на меня. Я всегда был из тех, кто скрывает свои мысли, и прямо сейчас это сослужило мне хорошую службу. Предательство, замешательство, разочарование, гнев ‒ все это было в их глазах. Было время, когда я прошел бы сквозь огонь только для того, чтобы принести им рожок мороженого. Тогда я никогда не говорил «нет». Я никогда не оставлял их позади, и я никогда не оставлял их в нужде. Только когда мы подписали контракт с «Гениями», я подвел их и с тех пор продолжаю подводить.
Однако я больше не мог зацикливаться на прошлом. Это означало упустить шанс, который у меня был в настоящем, исправить свои многочисленные ошибки.
Начиная с Брэкстон.
Иногда, раздражая людей, которых ты любишь, ты в конечном итоге приносишь им больше всего пользы.
ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Хорошо, признаюсь.
Та чушь, которую несла Брэкстон, влетела в одно ухо и вылетела из другого.
Только после того, как прошла неделя холодного отношения, она заставила меня поверить. Завтра вечером было наше шоу в Новом Орлеане, и тогда у нас наконец-то будет небольшой перерыв.
Прошло ровно три недели с начала тура, и я уже начал ощущать его последствия. Первый этап нашего тура закончится только через три месяца. Он был бы менее энергозатратным, если бы мы использовали частный самолет, но мы всегда настаивали на дороге, потому что это позволяло нам быть ближе к нашим корням.
Это принесло много пользы. Брэкстон утверждала, что у нас нет смирения.
В Новом Орлеане была самая, блядь, странная еда, но, черт возьми, она была охренеть как хороша. С собачьей сумкой на буксире я взбежал по ступенькам нашего автобуса, надеясь поймать некую рыжеволосую особу до того, как она исчезнет (прим. собачья сумка — контейнер, в который в ресторане складывают остатки недоеденной посетителями еды).
После Далласа она все еще ходила по достопримечательностям, когда мы приземлились в Хьюстоне, но нас не приглашала. Брэкстон отсутствовала большую часть тех сорока восьми часов, что мы там пробыли, и она всегда брала охрану, не оставляя нам причин возразить.
Даже если бы я был терпеливым мужчиной, она испытывала меня.
Раздвижная дверь, отделяющая наши жилые помещения от водительского, открылась, открывая Брэкстон, одетую по-дневному и расчесывающую свои длинные волосы. На ней были шорты, футболка «Связанные & Агрессивные» с вырезом, обнажающим пупок, фланелевая рубашка в клетку на три размера больше, чем нужно, и армейские ботинки.
— Доброе утро, — сказала она, поймав мой пристальный взгляд. Это было самое большее, что мы могли вытянуть из нее на прошлой неделе, если только речь не шла о шоу.
— Доброе утро, — ответил я, желая спросить, куда, черт возьми, она собралась. Очевидно, я этого не сделал. Она не только не сказала бы мне, но и я бы разрушил свой план заставить ее поговорить со мной. — Я тебе кое-что принес.
Подняв бумажный пакет из «Кафе Дю Монд», я показал ей бисквиты, которые привез. Я помню ее восторг от того, что она попробует один из них, когда несколько месяцев назад узнала, что одной из наших остановок был Новый Орлеан.
Посмотрев на сумку, а затем на меня, она лучезарно улыбнулась. Как раз в тот момент, когда я уже собирался отпраздновать это событие, она отвернулась:
— Нет, спасибо.
У меня даже не было возможности спросить ее, почему нет, прежде чем она схватила свою сумку и ушла.
