Наблюдая непосредственные контакты издательства и книжных магазинов, я поняла, что в них заложена возможность оперативно чувствовать потребность и реак цию читателя на изданную книгу. Замкнутая цепочка «издательство-магазин-издательство» помогает осуществить чёткую обратную связь, столь популярную сейчас в науке, технике и в других областях, где затрагиваются проблемы управления и где существует насущная потребность сделать эти процессы более эффективными. Обратная связь в издательском деле, как я увидела на примере Японии, помогает получать прибыль: там переиздаются только те книги, которые пользуются спросом и не лежат мёртвым грузом на прилавках и складах, создавая убыточное скопление макулатуры.
Гибкость издательской политики японских предпринимателей обеспечивается тем, что первоначально печатается небольшой тираж, несколько тысяч или даже сотен книг. И если они не расходятся или продаются плохо, их печатание прекращается. Книга не нашла читателей, рассуждают издатели, нечего рисковать. Если же книга раскупается, тираж допечатывается. При этом, только при этом, усиливается реклама книги, ибо тратить средства на рекламу бесперспективной книги, считают издатели, — лишь увеличивать убытки.
Чтобы не быть голословной, мне придётся опереться на свой опыт. Когда стало ясно, что «Безумные идеи» принесли издательству успех, оно начало раз за разом допечатывать книгу, увеличивая тиражи, и затем решилось на беспрецедентный в своей практике шаг — пригласило в страну автора, организовало его поездку по главным городам, лекции, пресс-конференции. Привлекло к автору и книге внимание газет, телевидения и радио.
Более того, к моему приезду издательство перевело мою вторую книгу — «Превращения гиперболоида инженера Гарина». И когда я посещала магазины, эта книга уже продавалась. Но что меня особенно поразило — покупатели брали её в двух экземплярах. Сперва я удивлялась. Потом решила, что каждый берет её и для кого-нибудь из знакомых. Во мне уже начала возникать гордыня. Хорошо, что я вовремя спросила господина Машика, почему первую книгу берут по одному экземпляру, а вторую обязательно по два? Всё оказалось очень просто, хотя и неожиданно. Вторую книгу не только перевели, но, опираясь на успех предыдущей, разбили на два тома, проиллюстрировали и… как следствие — повысили цену! Судите сами.
«Безумные идеи» изданы в роскошном переплёте, в специальной папке, на прекрасной бумаге и стоит 1200 иен (на эту сумму в Японии можно купить 10–15 пар хороших нейлоновых чулок). Объём её — 20 печатных листов. В «Гиперболоиде» — только 15, но оба тома стоят 1500 иен!
Такая практика книготорговли вовсе не монополия издательства «Ратэис». О гибкости японских издательств мне много рассказывали работники других издательств и книжных магазинов.
Когда я, в свою очередь, рассказывала своим новым знакомым, что у нас тираж книг определяется заранее, на основе заявок, поступающих из магазинов и библиотек, господин Машика процитировал слова В.И. Ленина о пользе планирования и со вздохом добавил:
— У нас, к сожалению, это невозможно. Капиталист, цитирующий Ленина, — это первая экзотика, которая меня поразила в Японии.
Итак, первый и главный компонент японской издательской политики, которую я наблюдала, это обратная связь между издательством и книжными магазинами. Второй — реклама. Газеты печатают интервью и рецензии, много рецензий. Портреты автора и аннотации его книг выставлены в витринах магазинов, в торговых залах и даже на уличных щитах. По радио объявляется, что в такое-то время в такомто магазине будет присутствовать автор. И сюда приходят те, кто уже купил книги и хочет поговорить с автором, получить автограф, а также новые покупатели. Студенты, молодые рабочие и служащие, старые интеллигенты — все они с большим интересом расспрашивали меня о России. Встречи проходили неофициально, без трибуны, вопросы — ответы, чаще все го через переводчика, иногда по-английски и даже по-русски.
Задаваемые вопросы поражали меня — как мало, досадно мало знают рядовые японцы о России! А интерес велик — их занимают самые неожиданные стороны нашей жизни, удивляют вещи, для нас тривиальные.
Но и для меня эти беседы были откровением. Оказалось, научно-художественная литература находит в Японии грамотных и зрело мыслящих ценителей. Техника там чуть ли не предмет культа. Но я не могла понять, мои книги о наиболее парадоксальных и дерзких идеях и открытиях современной науки, книги, предназначенные для молодёжи, покупают бизнесмены? (Еженедельник «Асахи» писал: «Когда госпожа Радунская узнала, что в Японии её книги кроме широкого читателя читают как учёные, так и специалисты по экономике и деловые люди, она очень удивилась».)
Японские друзья указали мне на любопытную ситуацию, возникшую в последние годы в мире японской науки и техники. Об этом пишет и рецензент из японского журнала «Современность»: «Японцы интенсивно развивают науку и технику, но большинство наших достижений — не собственное открытие, это подражание. Поэтому нам нужно учиться делать фундаментальные открытия, о которых рассказано в книгах “Безумные идеи” и “Превращения гиперболоида инженера Гарина”. Нам надо понять, каким образом рождаются “безумные” идеи. Без понимания этого мы отстанем от мирового развития».
И автор рецензии приводит такой пример: «Фирма “Сони” долго производила цветные телевизоры, применяя для воспроизведения изображения так называемый метод макротрона, разработанный американской кинофирмой “Парамоунт”. Конечно, мы несколько улучшили их метод. Но этого недостаточно. Японское научное и техническое развитие до сих пор было основано на улучшении иностранных методов — этому надо положить конец. И фирма “Сони” теперь открыла свой метод, который на много улучшил качество японской аппаратуры. Это пример того, как новые идеи приводят к рождению новых товаров и приборов».
В Японии остро поставлен вопрос о необходимости своих собственных технических идей, о проблеме научного творчества, о целеустремлённом воспитании молодых учёных.
Об атмосфере интенсивных поисков национального научного лица, которая царит в японской науке, рассказал мне академик Хидэки Юкава.
ВСТРЕЧА С ХИДЭКИ ЮКАВОЙ
Япония дала миру немало известных учёных. Достаточно назвать Нагаоку, в начале века предвосхитившего планетарную модель атома. Или Нишижиму, одного из создателей теории элементарных частиц. Или Шимоду и Яманаку, специалистов в области квантовой электроники.
Но Юкава занимает особое место в науке. Юкава не просто ведущий учёный Японии и её единственный Нобелевский лауреат, он — целая эпоха в мировой науке.
Юкава — сподвижник Гейзенберга, Бора, Эйнштейна, Луи де Бройля, Дирака, этих «сердитых» молодых людей, представителей естествознания начала нашего века, вскрывших пороки классической физики и заложивших основу нового, квантового мироощущения. Юкава — создатель теории ядерных сил, сыгравший решающую роль в покорении атомного ядра.
Мне предстояла ответственная встреча, и к ней нужно было подготовиться. Я просмотрела Большую советскую энциклопедию — все, что написано там о Юкаве в двух статьях: «Юкава Хидэки» и «Мезон». Но сведений мне явно не хватало. Я не знала Юкаву-человека и обратилась к друзьям-физикам. Кто и когда видел Юкаву? Оказалось, за год до того у него в Киото был академик Виталий Лазаревич Гинзбур, в 2003 году он был Нобелевским лауреатом, и он рас сказал мне о своём впечатлении. Но лучше всех знает Юкаву академик Игорь Евгеньевич Тамм. Они встречались несколько раз, да и в молодости их связывала общая работа, не очень удачно завершившаяся для Тамма, но принесшая мировую славу Юкаве.
Итак, Тамм лучше всех знает Юкаву. …Пасмурным осенним вечером я еду в подмосковную Жуковку. Тогда мы ещё не знали, что жизнь Игоря Евгеньевича скоро оборвётся. Он был приветлив, доброжелателен. Однако говорил с трудом, его состояние выдавали беспокойные иссохшие пальцы. Мне показалось — он рад разговору, быть может отвлекавшему его от болезни и гнетущих мыслей. Вероятно, на него приятно подействовали воспоминания. Те, кто участвовал в становлении новой физики, в научных битвах, приведших к рождению квантовой физики, не могут не волноваться, вспоминая эти бурные годы.
Изнуряющие дискуссии между Эйнштейном и Бором. Сметающая преграды дерзость Гейзенберга, Дирака, Шредингера, де Бройля. Клокотание мысли во всех университетах мира. Это они, молодые, отбросив декартовское, казалось, беспроигрышное, правило, гласившее, что реальным и конкретным считается лишь то, что можно изобразить «посредством фигур и движений» (попросту говоря — потрогать руками), заговорили о вещах и понятиях, которые никак не подходили под это правило. Физики предсказывали поведение предметов, которых не только не видели, но и не могли увидеть и тем более потрогать, — речь идёт об электронах, электромагнитных полях, ядрах атомов… Старики классики упрекали молодых в увлечении абстрактными рассуждениями, но не могли «схватить за руку». Предсказания оправдывались, формулы давали точные ответы на вопросы, картина строения материи становилась всё более ясной.
