Раны заживали медленно. Целый месяц Грэм пролежал в постели, и у него бывали лишь Укон, Камилла (не могла она удержаться от визитов к нему, несмотря на страх перед мужем), и та самая молодая женщина, которая, как оказалось, не пригрезилась в бреду, а была лекаркой, которую привела Камилла. Ни разу не зашла Нинель, хотя бы лишь для того, чтобы узнать, жив он еще или уже нет.
Дольше всего, несмотря на расцветающую за стенами старого замка весну, с ним просиживал Мэнни, которого гораздо больше волновало здоровье дяди, чем мальчишеские забавы с ровесниками. Грэм воспользовался моментом и заставлял его заниматься с книгами — чего уж время-то терять?
Мэнни же и принес ему весть, что Бес найден и пойман, и водворен в конюшни. Жеребец, в отличие от своего хозяина, совершенно не пострадал, вот только совладать с ним оказалось нелегко. Ловили его втроем — Николас, Мэнни и крестьянин, который отвез истекающего кровью Грэма в замок.
— Узнай, кто таков этот человек, — велел Грэм мальчишке, выслушав его рассказ. — Хочу отблагодарить его…
Шустрый мальчишка все узнал в точности — и как зовут крестьянина, и из какой он деревни. Грэм про себя решил, что как только сможет передвигаться, обязательно навестит человека, буквально спасшего ему жизнь.
Хотя, возможно, было бы к лучшему, позволь он зарубить себя…
Но тогда стоило поблагодарить крестьянина хотя бы за Беса.
Свою комнату, уже окончательно надоевшую, Грэм смог покинуть только в апреле, и еще пара дней ему понадобилась на то, чтобы выбраться во двор. Раненая нога все еще болела, и он старался опираться на нее с осторожностью; левую руку носил на перевязи. В первый же выход он наткнулся на Нинель; сестра с минуту молча понаблюдала, как он ковыляет по коридору, опираясь здоровой рукой о стены, а потом как бы про себя сказала:
— Кажется, усилия благородного тана Лорейна не принесли плодов…
Грэм вкинул на нее загоревшиеся волчьим огнем глаза.
— А тебе, конечно, хотелось бы, чтобы его мясники зарубили меня? Так что же может быть проще — попроси его повторить «поединок» еще раз; теперь у него будет гораздо больше шансов расправиться со мной, и твой сын останется единственным наследником…
Нинель ничего не ответила, только посмотрела так, словно сама с удовольствием убила бы его, будь у нее оружие.
На коня Грэм смог сесть только в конце апреля, а до этого каждый день по несколько часов разрабатывал заново руку. Занятие было не из легких, рука на каждое движение отзывалась болезненным толчком, но рана, к счастью, не открывалась. Лекарка свое дело знала. Она, кстати, считала, что Грэм спешит с упражнениями, и предлагала повременить, но он лишь отмахивался. Чем раньше он придет в форму, тем лучше, ибо, как ему подсказывала интуиция, конфликт с Камиллиным супругом отнюдь не исчерпал себя.
Едва Грэм оказался в силах выдержать несколькочасовую конную прогулку, он отправился в деревню, указанную ему Мэнни — в гости к крестьянину. Мальчишка увязался за ним, отговорить его оказалось невозможно, взыграло семейное упрямство. К поездке он отнесся с полной ответственностью, взял с собой меч, и не позволял своему пони отходить от Беса далее нескольких шагов. Грэму было забавно наблюдать за ним. Восьмилетний пацан со всей серьезностью играл роль телохранителя при своем не оправившемся от ран опекуне.
Деревня располагалась недалеко от замка, буквально за той самой рощицей, где произошло столкновение с таном. Дорогу до нее после последних дождей изрядно размыло, и кони увязали в грязи по самые бабки.
Привычный путь (Грэм бывал в этой деревне иногда, проездом), занял времени больше, чем обычно. Грэм не рисковал пускать Беса рысью и уж тем более галопом, и двигались через рощицу шагом. Дорога была пуста, по обеим сторонам зеленела прозрачная лесная дымка. Щебетали птицы.
Искомый крестьянин — его звали Арен, — был в поле, но жена его оставалась дома с младшей дочерью. Она очень удивилась и, пожалуй, испугалась, когда прямо к двери ее подъехал молодой князь на своем злобном жеребце, известном на всю округу, в сопровождении юного воспитанника. Грэм быстро объяснил, зачем пожаловал, она не слишком успокоилась, но предложила подождать мужа в доме. Грэм взглянул на небо — ему вовсе не хотелось возвращаться домой в темноте, а солнце уже заходило. Впрочем, не ехать же обратно ни с чем. Он согласился подождать.
В результате, он и Мэнни остались ужинать с Ареном и его семьей — крестьянин, в отличие от своей супруги и детей, был человеком отнюдь не робким, и пригласить князя разделить с ними скромную трапезу ему было, как говорится, не слабо. Арен, конечно, удивился, с чего это князю вздумалось приехать и поблагодарить его скромную персону, но ничуть не растерялся, а от благодарности только отмахнулся. По его словам, ничего особенного он не сделал, а что помог человеку в беде — так что ж тут такого?
Грэм подивился такому бескорыстию — другой бы если не потребовал, то попросил бы у князя награды, — и поинтересовался, не видел ли Арен лиц людей, убежавших при его появлении. Нет, с сожалением ответил тот, не видел… А жаль. Грэму было не жаль, потому что обращаться за справедливым судом он не собирался, а для того, чтобы отомстить — если вдруг возникнет такое желание — ему чужие свидетельства не нужны.
К тому времени, как скромная трапеза была завершена, совершенно стемнело. Грэм немного поколебался, но принял приглашение Арена переночевать у него. Откровенно говоря, ему не очень-то и хотелось возвращаться в замок, тем более, в такую чудесную весеннюю ночь.
Кроме того, ночевать на широкой скамье в крестьянском домике оказалось гораздо приятнее, чем в огромной спальне с застоявшимся воздухом. Жаль, что сейчас не лето, думал Грэм, засыпая. Как хорошо было бы устроиться на сеновале… Совсем как в юности. Как ни странно, в эту ночь кошмары его не преследовали, и спал он не менее безмятежно, чем Мэнни.
После этой ночи он окончательно решил: мстить он не станет. И не только потому, что не желает оставлять сиротой сына Камиллы. Просто… не хотелось марать руки. И Грэм не искал встречи с таном Лорейном, а тот, к его огромному удивлению, не искал встречи с ним. И лето прошло спокойно и лениво, без особых происшествий. Можно было ни о чем не думать и наслаждаться любовью Камиллы. Он и наслаждался, но до поры, до времени. Потому что Ванда не переставала ему сниться, и с наступлением осени Грэм понял: тянуть больше нельзя. Нужно ехать в Медею.
Глава 6
Народу все-таки собралось видимо-невидимо. Очередь выстроилась такая длинная, что Грэм, обернувшись, не смог увидеть, где же она заканчивается. Он стоял тут уже минут тридцать, и хотя двери, украшенные золоченой резьбой, виднелись впереди на расстоянии вытянутой руки, радости по этому поводу он не чувствовал, а чувствовал одну только злость и усталость. Его раздражала вся эта толпа разодетых высокородных болванов, от смешанного запаха духов мутило, а от приглушенного гула голосов звенело в ушах. Окружавшие его люди постоянно перешептывались между собой; они хорошо знали друг друга, он же держался особняком, и не раз и не два ловил на себе откровенно любопытные взгляды. Он делал вид, что не замечал их.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
