– Да хрен этих ментов разберешь! Что-то маклюют…
Пахан поднял руку, и все замолчали.
– Косяк, держишь ли ты на этого мента зло? – начал разборку пахан.
– Как не держать. Взял меня тепленьким. Только я с похмелюги после скока глаза продрал, а он у постельки стоит, доброго утречка желает. Хотел ему в рожу шарахнуть – и на пяту, да где там, спортивный, зараза. Опять же лавы предлагал и хорошую сумму. Не стал брать. Но побриться разрешил и марухе позвонить. Теперь вот с гревом сидим. Так что не знаю, Стах, с одной стороны, конечно, мент. С другой – человек.
– Ясно. Что скажешь ты, Дрель?
– То и скажу – человек. Ты знаешь, у меня язва. Когда прихватили меня они, тут и обострение подоспело. Загибался я конкретно. А он мне кефир носил на допросы и творог со сметаной. Я, бывало, со злобы и от боли юродивым его обзывал…
– И что?
– Да ниче. Скажет: сам дурак. А назавтра опять пакет тащит.
– Что имеешь ты сказать, Шило?
– Мать у меня была при смерти. Ну под следствием свиданка не положена. Так он, перед тем как следаку меня передать, мамашу привез… Да ну!…
Шило махнул рукой и ушел в сумрак камеры, чтобы не показать братве своей нечаянной слабости – выступивших слез.
– В самом деле, ребята, – спросил несколько растроганный Яковлев, – зачем вы это? Все равно ведь, если выйду и из МУРа не выпрут, буду вас ловить.
Воры негромко рассмеялись. Дрель заметил:
– Михалыч, это мы еще посмотрим, опыт – сын ошибок трудных! Капица сказал. Академик!
– Это не Капица сказал! Пушкин! – возразил подполковник.
– Вас, ментов, еще и литературе учат? – шутливо восхитился Дрель.
– Нет, самообразованием занимаюсь в свободное от работы время, – улыбнулся Яковлев, почувствовав перемену в настроении воров.
– Шел бы в частный бизнес бакланов жирных охранять, – заметил пахан. – А то, видишь, свои же подставили…
– Смотря какие свои, – возразил Яковлев. – Мне Грязнов Слава – свой. Он за многих из вашей братвы просил, чтоб я по-человечески относился…
– Ну ладно, – подвел итог разговору пахан. – По жизни ты – мент, а здесь – просто зек. Будешь жить в «черной», как все.
– Спасибо! – искренне сказал Яковлев.
– Э, – махнул рукой пахан. – Себя благодари!…
Черный факс фирмы «Панасоник», стоящий на приставном столике в кабинете Турецкого, требовательно телькнул.
Поднимая трубку, следователь вспоминал, от кого он сегодня ожидал сообщения, но запамятовал.
В это же время зазвонил еще один телефон. В трубке раздался голос Трауберга.
– Нам с вами необходимо срочно встретиться! – срывающимся голосом сказал бизнесмен. – Я звоню из автомата, поэтому с долгими расспросами повремените, – нервно добавил он. – Вы можете принять меня прямо сейчас?
– Да. Приходите, я закажу на вас пропуск, – согласился Турецкий.
Положив трубку, следователь задумался. В душе появилось чувство тревоги. Ему вспомнился день, когда погиб Сергей Колобов. Сегодняшняя ситуация походила на ту…
«А может, Трауберг просто хочет сбросить ему какую-нибудь второстепенную информацию? – подумал Турецкий. – Каждый раз он что-то обещал сказать следователю, но уходил от откровения. Может, настал момент, когда тянуть уже нельзя и операция „Ошейники для волков“ входит в завершающую фазу, которая может стоить жизни и ему, Траубергу…»
– Да ну вас! – в сердцах сказал вслух Александр Борисович. – Меркулов прав. Сегодня же начну устраивать очные ставки… – Но через минуту он остыл. Чутье подсказывало ему, что с Авдеевым торопиться нельзя. На этого волка можно надеть ошейник, лишь прихватив его на месте преступления, переделал фразу про волков на свой манер Турецкий.
Следователь спустился вниз и сам заказал пропуск на Трауберга. Потом он вышел на улицу и стал поджидать визитера.
Первый снежок сыпал на мокрый асфальт. На улице было неуютно. На противоположной стороне припарковался белый «мерседес». Открылась передняя дверца, и на проезжую часть вышел высоченный парень в кожаной куртке. Он внимательно осмотрел улицу, дома, скользнул взглядом по крышам.
Охранник, догадался Турецкий. Чей? Уж не Трауберга ли?
А тот долго и внимательно смотрел на Турецкого, затем, вероятно окликнутый пассажиром, нагнулся…
У Турецкого сложилось впечатление, что стреляли с трех сторон. Расширившимися глазами он, как в замедленной киносъемке, наблюдал быстрое и профессиональное убийство. Стреляли с глушителями, поэтому звуков не было слышно. Просто лопнули и осыпались лобовое и боковые стекла, череда пуль вспорола натянутую на спине куртку охранника. Изогнувшись от боли, он оперся спиной о машину, успел еще достать пистолет и попытался прицелиться в Турецкого. Но еще две пули раскололи ему голову. Рука с пистолетом безжизненно повисла, палец рефлекторно нажал спусковой крючок. Первый громкий выстрел послал пулю в асфальт, от него она ушла в сторону, выбив снопик искр.
Схватив Турецкого за локоть, дежурный милиционер втащил следователя внутрь помещения, затем стал звонить в милицию, приговаривая:
– Ну, блин, совсем оборзели! Возле Генпрокуратуры стрельбу затеяли!
Турецкий обессиленно уселся на стул. Он был уверен, что в «мерседесе» сейчас умирает Трауберг. Минут через сорок, после того как опергруппа и ОМОН оцепили квартал и, очистив его от любопытных, стали вынимать из продырявленного салона автомобиля тела, он увидел знакомую фигуру бывшего военного разведчика, вялую и нескладную, будто тряпочную. Ее вытащили, положили на расстеленный брезент. Турецкий увидел, что у «куклы» в дорогом, но сильно испачканном костюме лицо директора «Каскада» Аркадия Трауберга.
Охранник Трауберга, наверное, хотел застрелить Турецкого, видимо подумав, что «важняк» подставил его шефа.
От горьких дум Турецкого отвлек шум вокруг. На улицу выскочили работники прокуратуры. Омоновцы из оцепления корректно, но жестко оттесняли зевак, не давали никому приближаться к расстрелянной машине.
Турецкий сказал плечистому парню, что убитый приехал к нему. Тогда милиционер махнул рукой в сторону «мерседеса», мол, проходи туда. Он подошел к трем лежащим рядом телам и взглянул на Трауберга. Падающие на лоб бизнесмена снежинки еще таяли.
– Личность установили? – спросил Турецкий у дежурного Генеральной прокуратуры, который стоял около машины.
– Да, при нем были документы.
– Он ехал ко мне, – повторил следователь фразу, которая все время вертелась у него на языке. – Он ехал ко мне, – еще раз произнес он и спросил: – Что уже сейчас можно сказать в связи с этим?
– Особенного ничего, – ответил дежурный прокурор, руководящий осмотром места происшествия, – профессиональная работа. Видите, стекла в машине затемненные, поэтому один сначала стрелял по стеклам, а другой, через секунду, по видимым уже людям. Всего было трое стрелков. Оружие бросили.
– АКСы? – спросил Турецкий.
– Да. Только номера сбиты.
– Умерли сразу?
– Конечно, наповал.
Следователь по особо важным делам Турецкий вернулся к себе. Он слегка удивился, увидев в кабинете Меркулова.
– Что, Костя? – тихо спросил Турецкий.
– Ничего, – ворчливо ответил тот. – Коньяка тебе принес.
– За это спасибо. Кстати, Костя, что ты знаешь о следователе Егорове, который Яковлева мурыжит? Что он за личность? – Турецкий выпил коньяку, крякнул и вдруг сказал: – Дай твою руку, Костя, спасибо тебе. Ты меня прости, что я такой дерганый. Совсем обалдел в последнее время. И тебе уже перестал доверять.
– Бывает, Саша, хуже, но редко, как говорит один мой знакомый, – сказал Меркулов и налил себе коньяка, – кстати, я Володю люблю не меньше тебя… А про Егорова я тебе сейчас кое-что расскажу. Он служил в военной прокуратуре. Парень способный, но амбициозный.
– Прямо как я! – заметил Турецкий.
– Мне кажется, у тебя способностей побольше, чем амбиций. Так вот, вышел Егоров каким-то образом на мошенничество в Оборонэкспорте и пошел напролом, полагая, что прогремит с этим делом на всю великую Русь. Однако совсем неожиданно его отстранили от дела. Сказали, что его специализация – преступления в действующей армии, и отправили в командировку в Забайкальский военный округ. Там солдатик в карауле пострелял сослуживцев. После этого он подал рапорт об увольнении. Рапорт быстренько удовлетворили, но пропасть не дали, пристроили в Московскую городскую прокуратуру. О чем это свидетельствует? О том, что Егоров сменил амбиции на покладистость, которая есть гарантия хорошей карьеры.
– Значит, он прессует Володю по чьему-то приказу? – спросил Турецкий.
– По всей видимости. Давай-ка еще по одной тяпнем.
Они еще выпили по полстакана коньяка.
– Чьи приказы он обязан выполнять? – спросил Турецкий.
– Того, кто его держит на крючке.
– А кто его может держать на крючке?
– Да кто угодно, Саша. Он сейчас кругом должен, – пояснил Меркулов. – Но вот что я еще про него узнал: он работает в горпрокуратуре уже более полугода и ни разу самостоятельно не вел никаких дел. Все время какие-то спецзадания. Все время на побегушках у прокурора города.
