– Да, простите. В следующий раз постараюсь раскрыть броню перед выстрелом и принять снаряд грудью.
– Ни в коем случае! – запротестовал Лютин. – Так он пробьет тыльную сторону! Там нейросеть, силовая установка, топливо… А, снова шутка?
– Мне понадобится пулемет, – проигнорировал Глеб адресованный ему вопрос.
– Конечно, все готово. Но, – Лютин встал и, едва не приплясывая, подошел к оружейному стеллажу, – осмелюсь предложить картечницу, – открыл он ящик с «Малышом».
Сидящий недалеко ведущий оружейник довольно хмыкнул и подкрутил ус, косясь на озадаченного предложением Глеба.
– С чего вдруг? – спросил тот. – Нет, вещь хорошая, но мне бы надо попробивнее. Есть подозрения, что не все так мирно в этом Лазо. Черт, – сжал Глеб зубы, спохватившись. – Вы ничего не слышали. Это секретная информация.
– Не переживай, – отмахнулся Лютин и снова кивнул на «Малыша». – Лучше посмотри сюда, – указал он на вторую горловину лентоприемника.
– Хм. Двухстороннее питание?
– Точно! И патронный короб тоже адаптирован. Теперь можешь переключаться между двумя типами боеприпасов.
– Когда вы успели? – улыбнулся Глеб, изучая обновленного «Малыша».
– Мы без дела не сидим. А в Эль Дескаро отличная производственно-ремонтная база. Грех было ею не воспользоваться.
– И какие к нему есть боеприпасы, помимо картечи?
– Вот такие. – Оружейник нехотя покинул свое кресло перед монитором и подошел, крутя в пальцах нечто, напоминающее огромный револьверный патрон с остроконечной пулей. – Оперенный подкалиберный снаряд в трехсегментном поддоне. Сердечник из обедненного урана. Вылетает со скоростью тысяча двести метров в секунду. Накоротке дырявит борт «Катафракта». БМП, БТР и прочую шелупонь бьет в лоб уверенно. Правда вот, дорогие, как моя бывшая жена. Поэтому выделено всего сто штук.
– Я возьму пятьдесят. Остальные – картечь.
– Нужно будет поколдовать над внутренним объемом короба.
– У вас час.
– Сделаем.
ССДРД 40-А – стратосферный самолет дальнего радиуса действия, более известный как «Сорока», ждал, вертикально установленный на стартовом комплексе внутри гигантского саркофага. Веретенообразный фюзеляж с крохотными в сложенном состоянии крыльями и рудиментарным хвостовым оперением напоминал скорее крылатую ракету, нежели пилотируемый летательный аппарат, способный не только достигать высоты в сорок километров, но и самостоятельно возвращаться с нее на стандартную взлетно-посадочную полосу. Относительно небольшой, размером с десантный самолет среднего класса, 40-А производил впечатление неслыханно мощной машины. Возможно, дело было во внушительных размерах сопла разгонного двигателя, а возможно, в металлическом блеске фюзеляжа, похожего на алюминиевую рубашку бронебойного снаряда. Глеб не успел разобраться, отчего при виде «Сороки» у него к горлу подкатывает ком и кровь отливает от лица.
– На посадку! – скомандовал кто-то невидимый по громкой связи.
Четверка Палачей привычно направилась к подъемнику стартового комплекса, и Глеб последовал за ними с тем, чтобы, поднявшись до середины адского агрегата, войти в раскрывшийся люк и упасть в кресло, тут же принявшее форму приросшей реактивным модулем брони и опутавшее «Ивана» фиксирующими ремнями, словно муху паутиной.
Люк с шипением закрылся. В разреженном желтым светом полумраке зазвучал до дурноты знакомый бесстрастный и мягкий голос:
– Внимание. Готовность номер один.
«Интересно, – успел подумать Глеб, – какая она из себя?»
– Секунд до старта: десять, девять, восемь…
«Сколько у меня уже не было секса?»
– …семь, шесть, пять…
«Черт! Да с самой «Зарницы».
– …четыре, три…
«Волкова», – улыбнулся он, предаваясь воспоминаниям.
– …два, один, пуск.
Глава 22
Дискомфортно было только первые секунды. «Сорока» плавно набирала высоту, все больше изменяя положение фюзеляжа в сторону горизонтального. Пульсирующая в ушах кровь начала отливать от головы к опускающимся ногам, давление выравнивалось, сердечный ритм возвращался к обычным шестидесяти ударам в минуту.
Глеб осмотрелся. Он сидел в изолированном отсеке, начисто лишенном не то что иллюминаторов, но вообще всего, на чем мог бы остановиться взгляд. Единственными деталями, нарушающими монотонность текстурированного металла, были смотрящий в лицо динамик громкой связи и тускло светящая над головой лампа. Не найдя себе достойного развлечения на время полета, Глеб задремал. Ему снились сосновые леса вокруг «Зарницы». Пьянящий воздух, пропитанный ароматом свежей смолы и хвои. Красивая женщина. Она шла через зеленый, волнующийся под порывами ветра луг и говорила сладким, чарующим голосом:
– Внимание. Достигнута точка десантирования. Секунд до сброса: пять…
– Мать твою! – Глеб едва не задохнулся, будто его окатили ушатом ледяной воды.
– …четыре, три…
– Сука чертова! – подобрался он, готовясь к очередной подлости обладательницы ангельского голоса.
– …два, один, сброс.
Створки люка снизу распахнулись, и кресло, приняв покатую форму, освободило «Ивана» от пут. Через секунду он уже покинул борт «Сороки», просто-напросто соскользнув в разверзшуюся под ногами темную пустоту.
– Без паники, – сказал сам себе Глеб, падая сквозь облачную пелену и наблюдая, как забрало покрывается сеткой ледяных узоров. – Все нормально. Автоматика работает. А если не работает, значит, так надо. Еще включится. Обязательно. Ох, мать твою ети. Да включайся ты. Включайся, тварь!
Левая рука безотчетно метнулась за спину, пытаясь, с неизвестной целью, дотянуться до ракетного модуля.
– Дьявол! – Глеб, пролетев слой облаков, увидел сквозь наполовину обледеневшее забрало землю. И расстояние до нее показалось куда меньшим, чем хотелось бы.
– Да включайся же, дерьмо!!! – забарабанил он ладонью по корпусу модуля. – Ух!
Что-то развернуло «Ивана», словно толкнув в спину. И снова. Короткий толчок, меняющий траекторию падения. А потом «Иван» полетел. Он больше не падал, он несся к белой, ощетинившейся лесом земле со скоростью ракеты. Впереди на фоне ночного неба одна за другой вспыхнули четыре светящиеся точки – реактивные модули Палачей заработали, возвещая о приближении «Скорого Суда» к грешной американской тверди.
Среди леса показалась тонкая нитка дороги, ведущей к проплешине, мерцающей редкими огнями. Лазо спал. Мирно и сладко, как дитя, укутанный снегом. Война никогда не касалась здешних мест своей железной дланью. И Глебу на секунду сделалось не по себе от мысли, что скоро эта сонная безмятежность обернется кровавым адом. Нет, он не испытывал сочувствия к его жителям. Каждый, кто не свой – враг. А каждый враг должен сдохнуть. Но невольно ставил себя на место тех гражданских – слабых, неподготовленных, застигнутых врасплох в собственных постелях. Без малейшей возможности дать отпор, без шансов на победу. Это была не боевая операция. Это была казнь. Пять Палачей, словно ангелы смерти, падали с небес на спящий город, дабы карать в назидание.
Когда до земли оставалось не больше двухсот метров, реактивный модуль, изменив вектор тяги, перевел «Ивана» в вертикальное положение и раскрыл парашют. Глеба ощутимо тряхнуло. Падение замедлилось, но не настолько, как он привык на учебных прыжках. Две колеи, заменяющие дорогу, приближались со скоростью, грозящей в лучшем случае переломом ног.
Среди мерцающих сквозь снегопад огней Лазо появилось движение.
– Ребятки проснулись, – раздался в динамике гарнитуры голос Отто Грубера. – Огонь не открывать. Пусть сомневаются и нервничают.
На самой границе сверкнула белая вспышка, и в небо полетела очередь трассеров.
– Не отвечать.
Очередь повторилась, но уже короче.
До земли тем временем осталось уже совсем немного, и реактивный модуль, аккуратно дозируя тягу, затормозил падение. Приземление вышло настолько мягким, что Глебу не пришлось даже перекатываться, амортизируя удар. Не успел купол парашюта коснуться земли, как модуль, щелкнув креплениями, отсоединился от «Ивана». Так же, как модули Палачей, отвалившиеся от их брони, словно насытившиеся паразиты.
– Что делать с этим реактивным добром? – поинтересовался Глеб на всякий случай.
– Оставь. Заберем на обратном пути, – ответил Грубер. – Отряд, построиться в две линии. Огонь по моей команде. Вперед.
Узкая дорога едва вместила трех идущих цепью Палачей. Глеб вместе с одним из бойцов Грубера занял второй ряд. Стена леса по обе стороны и метровые сугробы не оставляли тяжелой пехоте ни шанса на успешный маневр в случае чего.
«В случае чего… – повторил про себя Глеб. – Был бы у них хоть один завалящий танк, и наша песня спета».
– Спокойно и уверенно, – будто прочитав его мысли, произнес Грубер. – Не останавливаться. Идем, как к себе домой.
«Думаешь, они сдохнут от твоей наглости?»
