— Хватит! — Я требовательно шлепнула ладонью по столу, заставляя подпрыгнуть разложенные на нем вилки и ложки. — Хватит с меня секретов, пророчеств, оборотней и смертей. Пусть все закончится немедленно, а я вернусь к своей прежней, спокойной жизни…
— Не получится, — как-то слишком уж обыденно опротестовал мое заявление господин Шухерман. Он торжественно извлек из кармана своего пиджака какой-то предмет, высвободил его из складок чистого носового платка и положил передо мной: — У тебя это уже не получится…
Я нерешительно протянула руку и подрагивающим от волнения пальцем погладила золотой кулон в виде распахнувшей крылья птицы, подвешенной на цепочку…
— Что это такое? — оторопело вопросила я.
— Знак твоего рода, знак Сокола, — вместо Абрама Соломоновича мне неожиданно ответил Рейн. — Символ королевского происхождения! Порази меня стрела Аримана, полагаю, лугару десятилетиями искали наш утерянный раритет, но так и не смогли его найти…
— А до того, как попасть к деду, кому он принадлежал? — Я надела кулон себе на шею, ощущая исходящее от него тепло, возникшее сразу же после того, как Сокол коснулся моей кожи.
— Твоему отцу — Беле Фаркашу, — печально произнес Изгой. — Наследному князю народа лугару, потомку принцессы Дагмары Корвин — законной правительницы Венгрии!
Я тихонько икнула от потрясения. Итак, все услышанное от Рейна и подземного Летописца оказалось правдой, а не досужим вымыслом. Древние сказки начинали обретать плоть и кровь, неуклонно воплощаясь в реальность!
Чайник закипел и выключился автоматически, небрежно выплюнув из носика белесое облачко горячего пара. На тарелке призывно розовели ломтики сочной ветчины, красиво гармонируя с желтыми кругляшками тонко нарезанного лимона и хрустальной розеткой, наполненной малиновым вареньем. Любимые дедушкины ходики невозмутимо тикали, а в прорезях глаз нарисованной на них кошки безостановочно мелькали зрачки, подчиняясь размеренному движению маятника: туда-сюда, туда-сюда. Квартира как квартира, кухня как кухня… Все здесь выглядело настолько привычным и обыденным, что мне даже не верилось в непреложный факт, гласивший — отныне в моей квартире поселилась тайна. Величайшая тайна нашего мира, способная погубить или спасти всех живущих на Земле…
Абрам Соломонович откинулся на спинку кухонного диванчика и принялся рассказывать:
— Евочка, ты, наверное, уже и сама догадалась, что твоего дедушку звали вовсе не Львом Казимировичем Сокольским. Я не стану раскрывать его подлинное имя, уж чересчур громко прозвучало оно в шестидесятые — семидесятые годы, и со слишком многими событиями, имеющими государственный резонанс, оно так или иначе связано. Лев пожелал унести секрет своего инкогнито с собой в могилу, так уважим же его право на покой. Родился он в тысяча девятьсот двадцать девятом году в семье потомственного чекиста и пошел по стопам отца, став кадровым военным. После войны он работал на Лубянке, где занимался делами, доставшимися нашей стране в наследство от фашистской Германии.
В частности, Лев возглавил специальный отдел, расследовавший деятельность группы «Аненербе». Он много знал о разработках доктора Менгеле и его опытах над людьми, направленных на формирование устойчивых мутаций, связанных с приобретением различных сверхспособностей. Скажу прямо, твой дед сумел получить доступ к особым документам и проводил собственное расследование, заведшее его очень далеко. Он неоднократно посещал Будапешт и встречался там с некими высокопоставленными личностями, посвятившими его в приватные детали своей жизни. Мы с твоим дедом познакомились в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. В то время я случайно оказался втянутым в один грязный судебный процесс, а Левушка помог мне выйти сухим из воды, сохранив свободу и репутацию. А спустя пять лет он весьма способствовал моему отъезду за границу…
— Я помню, — мило улыбнулась я. — Смутно, но помню. И вас, и тетю Сару, и вашу дочку Дору. Надеюсь, они здоровы?
У господина Шухермана даже нос покраснел от удовольствия — настолько лестными показались ему мои слова.
— У нас все в порядке, спасибо Иегове! — пылко воскликнул он. — А еще…
— Вернемся к делу, — требовательно перебил его Рейн. — Что еще произошло тогда, в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году?
Абрам Соломонович вытер платком вспотевший лоб и продолжил:
— Я оказался косвенно связан с наемными бандитами, охотившимися за некими людьми, а точнее, за прибывшими в Россию иностранцами. Выслеживаемых звали Бела Фаркаш, Людвига Логан и…
— Рейнгольд фон Берг, — спокойно дополнил Изгой. — А кроме того, с ними была новорожденная девочка…
— Невероятно! — потрясенно воскликнул старый еврей. — Так, значит, вы и есть тот самый выживший Рейн?
Изгой хмуро кивнул.
— Левушка тоже интересовался передвижениями этих загадочных иностранцев и с небольшой группой своих агентов сумел вмешаться в их судьбу, причем в самый драматичный момент. Из его рассказов я понял, что в тот день произошла ужасная перестрелка, в ходе которой Бела и Людвига погибли. Лев Казимирович осмелился вклиниться в общую суматоху и забрал ребенка. После этого он сразу же скрылся из Москвы, уехал на Урал, сменил имя и зажил по поддельным документам, оформив выкраденную девочку как свою внучку и дав ей фамилию Сокольская, видимо, в качестве напоминания об ее истинном происхождении.
— И он молчал все эти годы! — удрученно произнесла я. — А ведь если бы я узнала обо всем этом намного раньше…
— Нет, — вдруг протестующе фыркнул Рейн. — Очевидно, твой дед располагал точными сведениями о трех пророчествах Заратустры и священной розе, растущей на могиле принцессы Дагмары. Одному Ариману известно, как смертный сумел получить доступ к секретной информации, составляющей собственность народа лугару. Он ждал, покуда тебе исполнится нужное число лет и ты войдешь в пору свершений, а до той поры заботливо оберегал и скрывал от врагов нашу долгожданную чаладанью. Он поступил мудро и осмотрительно!
— Он мне врал! — в голос закричала я, обиженно потрясая сжатыми кулаками.
— Нет, — упрямо повторил Изгой, успокаивающим жестом опуская на мое плечо свою прохладную ладонь. — Он намеренно готовил тебя к тому, что могло преподнести непредсказуемое будущее. Ты изучала немецкий и венгерский языки, а благодаря ему ты отлично разбираешься в планировке Будапешта. Да и к тому же если поискать получше, то я уверен — мы обязательно найдем в этой квартире какие-то намеки…
— Точно! — озаренно воскликнула я, срываясь с табуретки и вытаскивая из-под шкафа дедушкину коробку с газетными заметками. — Вот…
Рейн довольно кивнул, вертя в пальцах золотой дукат. Действительно, многое из того, что оставалось непонятным мне ранее, сейчас логично встало на предназначенное ему место, выстраиваясь в целостную картину событий и фактов. Теперь-то я уже уразумела, какая именно связь существует между золотой монетой и статьями, заботливо сохраненными дедом.
— Между вами, безусловно, наблюдается определенное фамильное сходство, — подметил наблюдательный Абрам Соломонович, поочередно вглядываясь то в мое лицо, то в вычеканенные на дукате профили. — Ты очень похожа на своих коронованных родичей, дорогая моя девочка…
— А надпись? — спросила я, поглаживая шероховатую надпись, состоящую из клинообразных палочек и идущую по краю монеты. — Кстати, видите, на кулоне тоже имеется нечто подобное…
— Позвольте! — Господин Шухерман достал из нагрудного кармана своего пиджака старомодные очки в толстой роговой оправе и церемонно водрузил их на нос. — В молодости я увлекался мертвыми языками. Собственно, именно поэтому я и удостоился внимания тех бандитов, охотившихся за твоими родителями, — перевел для них некий музейный манускрипт, связанный с культурой южноамериканских индейцев майя… Там говорилось о прелюбопытнейших вещах… А сам раритетный документ, — он почему-то хмыкнул, как мне показалось, немного сконфуженно, — М-да-а-а…
— А это тоже написано на языке майя? — нетерпеливо поинтересовался Рейн. — Вы можете перевести надписи на монете и кулоне?
— Попытаюсь. — К очкам немедленно добавилась мощная лупа, а ноздри внушительного адвокатского носа победно затрепетали, как у взявшей след гончей. — Это древнеиранская клинопись, восходящая к культуре шумеров. Причем оба этих текста составляют одно целое и звучат примерно так… — Он прокашлялся и с выражением продекламировал:
Когда прервется ход веков,То гнев богов с небес нахлынет,Жар Митры выйдет из оков,Зажжется, но потом — остынет.
Враг, затаившийся во льдах,Хранит от бед заслон старинный,Лишь только в праведных руках,Он остановит жар лавинный…
— Прошу прощения за корявую интерпретацию, никогда не увлекался стихами! — Абрам Соломонович снял очки и подмигнул нам: — Друзья мои, вы что-нибудь поняли из всей этой абракадабры?
