Уже более внимательно я стал осматривать его одежду и даже ощупывать тело, даже раздел его, в надежде найти какие-нибудь тайники, татуировки, ещё какие-нибудь зацепки — но ничего не нашёл. После этого, выдвинув один из встроенных в стены ящиков для крупногабаритных вещей, свалил туда тело вместе с оставшимися от его одежды изрезанными лохмотьями и принялся за осмотр каюты.
Первым же, на что наткнулся взгляд, были очки Миллера — они валялись на полу, превращённые в бесформенную груду обломков. Судя по всему, Бобриков избавился от них в самую первую очередь. Аккуратно собрав все обломки и завернув в пакет, закинул их в нашу сумку — не дело, чтобы после нас оставалась такая жирная улика. К тому же, передатчик не испортился, и при желании я его мог использовать чисто как ретранслятор.
Кроме этого обнаружился развешанный на стене костюм и пара чемоданов с чистым бельём и прочей дорожной мелочью. Я постарался просветить это всё на предмет жучков и прочих устройств, ничего не обнаружил — но при этом совершенно не был уверен в своих способностях, отрицательный результат мог быть следствием как того, что ничего нет, так и того, что просто не смог ничего увидеть. Зато в одном из чемоданов обнаружилось крошечное потайное отделение, в котором лежал серый балахон из тонкой ткани, со светящимся рунным знаком. Когда коснулся его — балахон вдруг исчез.
— Что это?
— Накидка-невидимка. Крутая вещь. Похоже, я теперь знаю, как буду выбираться с лайнера…
— А я?..
— А твоё лицо пока ещё не крутят по всем каналам. Вернее — крутят, но без приписки «разыскивается» и «награда за живого или мёртвого».
Ткнув туда, где должен был находиться рунный знак на балахоне, я заставил его вновь проявиться, после чего закинул в сумку, к нашим вещам. Туда же отправились наручники, ошейники, кляпы и верёвки — всё это могло нам пригодиться в будущем. Затем прошёл к столику, на котором были разложены ящички с ампулами и прочее непонятное.
Достал автодок. Тонкий щуп, высунувшийся из устройства, принялся анализировать находящиеся в ампулах вещества. Что характерно, не определилось ни одного в прямом смысле лекарства, кроме стимуляторов — в основном это были различные яды, вещества, подавляющие волю, «сыворотки правды» и прочее. Ими я пополнил запасы автодока — умная машинка жадно всосала в себя жидкости, рассортировала внутри себя по ёмкостям, а завершив процесс отрапортовала о пополнении ряда израсходованных веществ, в том числе снотворного, и о появлении некоторых новых, таких как яды. Последние мне, возможно, были не очень то и нужны, тем более в личной автоматической аптечке, но я решил — пусть уж будут, запас карман не тянет.
— Ну что. Тут закончили, надо валить.
Яромира сидела на койке и выглядела определённо не очень воодушевленной. Сев рядом, положил руку ей а плечо и притянул к себе, преодолев лёгкое, скорее символическое сопротивление.
— Яра. Осталось совсем чуть-чуть, потерпи… Считанные часы, и мы — на Небесной Гавани. А там, если сможем тихонько покинуть лайнер, ищи ветра в поле. Эта дурацкая беготня, наконец, закончится!
Девушка повернулась ко мне и заговорила, с трудом сдерживая внезапно нахлынувшую злость.
— Он вколол мне какую-то гадость! Я вообще не могла пошевелиться! А он гнусно лапал меня, и мог делать всё, что захочет!
— Но не сделал?
— Не сделал, ты прав. Но легко мог сделать!
— Всё же закончилось хорошо? Так и чего теперь от этого страдать? Хотел бы сказать, что такого никогда не повторится… Но не буду, жизнь слишком непредсказуема. А сейчас этот Бобрович лежит в ящике, дохлый, а ты сидишь тут, и в порядке…
— В порядке?!
— Да, в порядке, — я прислонил автодок к руке девушки и дал команду вколоть ей успокаивающее. Только выяснения отношения сейчас и не хватало. — Пойдём, тебе надо отдохнуть. Осталось совсем немного времени. Можно было бы и здесь прикорнуть, но не уверен, что тебе такая идея понравится. И если у Бобрикова есть сообщники, нас может ждать неприятный сюрприз…
Мы вышли из каюты, которую я заблокировал якобы изнутри, ещё и всунул между створками невысоко над полом клочок упаковочного материала — так, чтобы, если кто-то зайдёт внутрь или выйдет, точно узнать об этом. После этого просто пошёл по коридору и принялся стучать по очереди в каждую из дверей, и если нам не отвечали — взламывал замок и аккуратно заглядывал внутрь. В первой же каюте оказались люди и я извинился, сказав, что ошибся дверью. Во второй никого не было, но, судя по раскиданным вещам, все просто ненадолго куда-то ушли. Зато в третьей повезло — она была девственно пустая. Ни вещей, ни постельного белья — вообще ничего. И это значило, что как минимум до Небесной Гавани никого там так и не появится. Большего нам и не требовалось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Выставив на коммуникаторе будильник, я довёл Яромиру до койки, вытащил прихваченный из каюты Бобревича пакет с бельём, распечатал его, быстро застелил постель, после чего помог девушке раздеться и усадил её.
— Подожди ложиться. Дай, попробую твою боевую отметину обработать.
Приложив автодок к синяку под глазом, поводил им туда-сюда, нанося какую-то целебную мазь. Яра в первое мгновение ойкнула, но стоически выдержала всю процедуру до конца.
— Всё. Можешь спать, — когда автодок тихонько пискнул, сообщая о завершении процедуры, я наконец разрешил девушке ложиться.
Она заторможенно кивнула, затем сначала медленно, а потом всё быстрее начала склоняться на бок, так будто подушка и голова — разные полюса магнита. Приняв горизонтальное положение, отвернулась к стене и засопела практически мгновенно.
Я вытащил из-под так и не проснувшейся девушки кончик одеяла, накрыл её, и сам лёг рядом. И, в отличие от сладко сопящей Яромиры, уснуть не мог долго. Думал, что так и пролежу все эти часы, не сомкнув глаз, но под конец меня всё же сморило.
Глава 30
Неудивительно, что последовавшее уже очень скоро пробуждение было не самым лёгким. С трудом продрав глаза, я сел на койке и какое-то время тупо смотрел перед собой, даже не замечая непривычной казённой обстановки каюты. В конце концов, поняв, что так дело не пойдёт, скинул с себя кольчугу, генератор щита с кобурами, а также одежду, и направился в душ. Там врубил холодную воду, потом — почти кипяток, потом — снова холодную. Это позволило ожить, а небольшая и чисто символичная зарядка разогнала кровь и вернула способность соображать.
Наконец, я, изрядно посвежевший, снова облачился в своё снаряжение, оделся и подошёл к Яромире. Очертания её фигуры прекрасно проглядывали сквозь сбившееся и сползшее вниз одеяло, которое ещё совсем чуть-чуть, и открыло бы моему взору грудь.
Положил руку девушке на бедро, медленно провёл ладонью вверх-вниз. Она никак не среагировала. Тогда наклонился к самому её уху и громко сказал:
— Пора, вставай!
Яромира, так и не открыв глаза, натянула простыню на лицо, недовольно заворчала и отвернулась лицом к стене.
— Давай-давай. Время!
Сдёрнутая простыня отлетела в сторону, а девушка наконец открыла глаза. Более того, она взвизгнула и резко села в постели, прикрываясь руками — одежды-то на ней никакой не было.
— Проснись, женщина! Ты уже несколько дней как моя жена, я уже видел тебя без всего! А только что ты несколько часов спала рядом со мной голая, что-то всё это время факт отсутствия одежды тебя не беспокоил. Даже мою ладонь на заднице ты воспринимала как должное. А теперь решила вдруг в целомудренность поиграть… Тебе не кажется, что это несколько непоследовательно?
Глядя на меня своими заспанными глазами, в которых постепенно появлялось осмысленное выражение, девушка, наконец, опустила руки.
Я невольно засмотрелся. И на грудь, небольшую, но крепкую и практически идеальной формы, с небольшими и укоризненно смотрящими в моём направлении сосками. И всё остальное было ничуть не хуже, будто скульптор с мировым именем тщательно вытёсывал тело моей жены из розоватого живого и немного мягкого камня. Хотя, в каком-то смысле это и было правдой — в семье с такими ресурсами, как у Белых, наверняка большое внимание уделяли внешнему виду дочерей.
