Повстанцы же подпалили пороховую бочку на самом дальнем канадском севере. Скоро полыхнуло не только что в Анкоридже, а захватило соседний Палмер и следом поселения лесоводов по Юкону. Чуть ли не партизанщина, несмотря на то, что оружие у мятежников было не из последних. Это уже подсуетился Западный Стратегический, всегда охотник подпустить скорпиона в чужую подушку. Бравых викингов стали резать почем зря. И как раз на переломе кампании – любому скудоумному понятно, что продержаться долго инсургенты не могли, – в окружение попал некий Юрген Клавдий вместе с ударным десантным полком, да так, что поддержка с воздуха его бы не спасла. Могли положить своих заодно с чужими, такая вышла каша. В эту-то кровавую баню и вторгся, поспешая в помощь, храбрейший из храбрейших, батальонный прима-капитан Марий Хансен, уже прославившийся карательными зачистками. Отбил и спас, хотя при обстоятельствах, позорных для Юргена Клавдия: к моменту своего освобождения тот уже стоял с поднятыми руками и спущенными штанами среди хохочущих мятежников. Потому успех Мария и не попал в информационные сводки. И потому и поэтому. А «поэтому» заключалось в щекотливой, но крайне важной подоплеке – Юрген Клавдий приходился единственным и обожаемым сыном одному из верховных маршалов. Хотел добыть независимой от папаши славы, а навлек чуть ли не бесчестие на его седины. Хорошо уже, что жив остался, курилка. Благодарить за то, стало быть, приходилось единственно прима-капитана Мария Хансена. Маршалу на стыд и срам – харкнуть и закрыть глаза, главное, сыночек его вышел из полымя целым и невредимым. Оттого совестливый маршал не замедлил выплеснуть на спасителя Мария целый ушат признательности. В общем, после Анкориджского мятежа Марий Хансен оказался причисленным к лику околомаршальских святых и назывался уже Марий Пий Антонин, а еще короткое время спустя примерил и первый генеральский погон. Из-за этого перерождения потомки невинно убиенного Торфина и потеряли его из виду.
Сам же Командор столкнулся с ним случайно. Молодым парнишкой, в те начальные времена своей карьеры даже не доросшим до низшего капитанского ранга. Двое сорванцов на корвете, он, да Збышек Пулавский, еще в первую нарковойну, шли на свой страх и риск в «штопорную» атаку на Демосе. Лютое паучье гнездо было. Перевалочная база плантаторов, в КГ знали, коли не раздолбают их в пух и прах, войну ту продолжать далее бессмысленно. И они пошли ва-банк, молодые да ранние, кадеты-бомбардиры Юлик и Збых (их так называл прежний командир, смешной русак родом из Хабаровских краев, на Марсе уже в ту пору заправлял всем Великоросский Союз). Прямо в лоб, на таран, грудью на амбразуру, не дождавшись крейсеров, сверху на вражий штурманский купол, защищенный плазменными «мантикорами», как врата рая ключником Петром. Пошли и прошли, еле уцелели, точным попаданием, одним-единственным гравитационным зарядом, разнесли в молекулярную труху диспетчерскую наведения, собственный корвет в хлам, у Збышека при посадке треснули ребра и позвоночный столб, но ничего, кое-как выжили и выжили героями.
Потом, однако, в пылу успеха, неумно набедокурили в катакомбах Демоса. Случайно наткнулись на потайной, контрабандный склад, так себе, неважного значения, и нет чтобы пройти мимо и доложить куда следует, прихватили пуда три наркоты. К чему им, сами не знали. Торговать не собирались, употреблять в пищу тамошние ананасы тем более. От ухарства и безголовости, а более нипочему. И в тот же день со всеми пудами Юлика и Збыха повязал внутренний патруль КГ. Могли без суда и следствия законопатить, но неудобно, все же герои. Приволокли и поставили пред светлые очи контролера Содружества, а им как раз и был гражданин Великой Скандии, уже генерал первой статьи Марий Пий Антонин. Как оказалось после, вовсе не законченная сволочь, все он помнил и мучился тем страшно. Юл тогда ничего хорошего для себя не ждал, считал, не повезло, надо же – контролер его соплеменник, сейчас как всыплет по первое число и на тот же Ганимед, где окончил дни его прадед. А вышло по-иному. Старый генерал, выставив Збышека вон в приемную, вдруг бухнулся в ноги и умолял простить. Затем долго и путано объяснял, за что, напоил отборным коньяком, заверил клятвенно: ничего за три пуда Хансену и его дружку не будет, он берет на себя. Только бы ему прощения. Юл так растерялся, одно и мог лепетать: «Что вы, господин генерал первой статьи! Само собой, господин генерал первой статьи!» Неловко ему было оттого, что довелось увидеть старика на коленях у своих ног. Да и с чего бы ему счеты сводить, этот Марий Пий Антонин и без того древний, спустя год-другой лично узнает, простил его прадед или поджидает у входа в ад. Потому как определены им навечно разные места. Куда Торфину назначено, туда генерала не впустят, а за воротами сатанинских владений покойному майору делать нечего.
Зато с той поры ощущал Юл Хансен над собой некую покровительствующую руку. И не руку даже, а длань. А через пяток лет, словно сбылось предвидение, старый генерал, к тому моменту уже и маршал, призвал его к себе. Пий Антонин как раз помирать собрался, сотня годков с изрядным гаком – это тебе не шутка, и оттого разоткровенничался. Оказывается, был у генерала, теперь маршала, тоже сын, очень поздний ребенок, хоть и внебрачный, но записал Марий его на свою фамилию, только немного с искажением, вроде клеймо бастарда на родовитом гербе. Просто Антонием. Сын его несколько лет назад погиб, несчастный случай при испытании нового автомата-бурильщика на Уране. Жена покойного сынка тут же, не долго думая, сбежала из дому с каким-то хлыщом, хозяином подводного зоопарка из ЮжноАзиатской Гемы. И на руках старца остался восьмилетний малыш. Никаких чрезвычайных забот о ребенке генерал-маршал Марий Пий Антонин не просил, и без того завещано внуку немало добра, сам же мальчишка пристроен в детскую астронавигационную школу на полный пансион, но приглядеть бы надобно. И опять умолял. Хотя на колени встать не мог, помирал на самом деле всерьез. Юл, добрая душа, и деваться особо некуда, согласился. Так и прибился к семейству Хансенов второй сирота, того же крапивного семени. Звали мальчишку Галеон Антоний.
Сигналом к атаке служат три зеленых свистка вверх.
Четырнадцатая солдатская мудрость– Вы, стало быть, и опекали Антония? Но как же допустили, чтобы он сделался Крипто? – выслушав печальную повесть, осведомился доктор Мадянов.
– Будто меня кто спрашивал! Ничегошеньки вы не поняли. Я ведь не был к нему приставлен, по крайней мере, официально. Старик Марий просил на всякий экстренный случай. Здесь огромная сословная разница, не знаю, как и объяснить подоходчивее. Вы, доктор, великоросс, вам, что регулировщик наземных гравимобилей, что советник у президента – один может происходить от второго, и ничего удивительного, если, скажем, вчерашний скромный конструктор-эдификарий сегодня назначается в губернские правители. А у нас, в Великой Скандии, все не так. Особенно в годы последние. Между маршальским внучком и капитаном боевого корвета, хотя бы и геройским капитаном, лежит непреодолимая полоса препятствий. Я разве «дядькой»-воспитателем мог стать при знатном отпрыске, а мне это надо? И без меня советчиков вокруг мальца хватало. Вот я и решил, если какая серьезная беда случится, тогда и мое вмешательство понадобится. Иначе с чего бы я полезу? Золотая молодежь, станут они слушать, что им там вещает снизу какой-то капитанишка?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
