состоянии медитации голос у меня звучал достаточно убедительно, и моему обещанию отправить его полетать на орбиту, он поверил. В результате еще лишний крюк к полицейскому управлению делали, где нам полсотни «паучков» загрузили.
Оказалось, все это было подготовкой шоу типа «прием императором парада» на дворцовой площади. Товарищ Сталин в сорок третьем, небось, на колонну пленных немцев с мавзолея так же смотрел. Только там количеством умы потрясали, и здесь — качеством, в цепях только графы да герцоги. Я, кстати, для своих пассажиров трансляцию на головизор в кубрике вывел, благо техника позволяла. Мне-то в слиянии с кораблем все видно лучше всех, а для остальных тут даже иллюминаторы не предусмотрены.
Заодно к Императору пригляделся, пытаясь понять, что от него ждать можно. Высок (сантиметров на десять выше меня), имеет атлетическое телосложение, но не перекаченное, а спортивное, лицо волевое с правильными чертами. Пепельные, слегка вьющиеся волосы коротко пострижены, небольшие усы. Взгляд серо-голубых глаз одновременно надменный и пронзительный, что ли? Смотрит холодно (по крайней мере, на арестованных заговорщиков), но при этом как бы прожигает насквозь каким-то ледяным пламенем. Интересно, он его специально оттачивал или такой от природы? Наверное, все-таки перед зеркалом тренировался…
Арестованных увели, Император и свита ушли, а нас еще час в корабле держали. Кажется, что-то в сценарии не доработали. Нас всех, вроде, во дворец зовут, а «калошу» мне на лужайке оставлять, что ли? Наконец, прислали мне на смену пилота «ашку», и нас тоже высадили. По поводу того, что кораблик мой уведут, я не беспокоился. «Портальный камешек» я в рубке неплохо припрятал, дроиды мне его в качестве стекла для одного из индикаторов приспособили, не догадаешься, что неродное.
Аристократы наши сразу по дворцу рассосались, оказалось, почти у каждого рода тут апартаменты имелись. Не факт, что они тут жили, как большевики в Кремле после Революции, но указывать на визитной карточке в качестве адреса «Гиперион, Большой императорский дворец» было престижно.
Нюрка тоже с папочкой своим уйти попыталась, но была решительно остановлена улыбчивыми ребятами в серо-коричневых мундирах. Таковых перед трапом человек двадцать оказалось, они ловко отсекли ее, командора Эшти и графа Аллена от остальной толпы делегатов из Стрчана. Но никуда не повели, ждали чего-то. Оказалось не «чего-то», а «кого-то», конкретно — меня. Я с корабля спускался последним, как и положено капитану, а внизу меня уже серо-коричневые поджидали. Целых шестеро, из которых двое выделялись более зрелым возрастом, невысоким ростом, округлыми очертаниями и кучей блестящих бляшек и шнурков на верхней части комбезов. Не разберешь даже, где ордена, где знаки различия, а где просто пуговицы или золотое шитье. Больно уж сильно местная форма от земных аналогов отличается. Мне эти двое напомнили пару сухих горошин-переростков, которые кто-то золотыми блесками и мишурой украсил.
Эти господа «из одного стручка» прямо лучились от радости меня видеть и говорили, перебивая друг друга:
— Господин Рей!
— Наверное, правильнее, граф Рей!
— Только, тсс, мы вам ничего не говорили!
— Министр Двора граф Стептон!
— А я, простите, всего лишь жандарм, граф Дарви!
— Наш скромный глава жандармерии!
— И даже не при исполнении…
— Мы так рады знакомству с вами!
— Позвольте вас пригласить!
— В мой кабинет! — сказано хором, с последующим поворотом голов и корпусов друг к другу.
— В мой кабинет! — теперь уже соло, но чье, я не разобрал.
— Там нам будет удобнее!
— Чаю нальете? — вклинился я, в основном, чтобы прервать это активное психическое давление, причем безо всякой ментальной магии.
Министры снова переглянулись, опять же повернувшись друг к другу всем корпусом, довольно забавно это у них получается.
— Всенепременно! И не только чая. Вино, прохладительные напитки и закуски тоже будут.
— Тогда — с превеликим удовольствием, — я как-то непроизвольно подстроился под их манеру речи, но, если уж подыгрывать, то с пользой для себя: — а то, знаете ли, со вчерашнего дня даже горло промочить некогда было.
Не совсем точно, но разговор может оказаться непростым, за едой вести удобнее будет. Всегда можно взять паузу подумать по самому объективному основанию, рот занят. Да и в самом деле, поесть не мешает.
Кабинет оказался большим, с длиннющим начальственным столом в форме буквы «Т». Серо-коричневые скромно уселись по стеночке и попытались слиться с обоями. На место начальника не сел никто, а нас компактно поместили с двух сторон «ножки», причем граф Аллен пристроился к министрам (чем вызвал у них легкое раздражение), а остальные — напротив них.
При таких декорациях разговор разочаровал. Точнее, никакого разговора не было, а только хоровое выступление на тему «Как прекрасна Империя и как хорошо служить Императору». Причем пели не только оба министра, но постепенно к ним присоединились и все мои попутчики, а серо-коричневые от стенок изображали одобрительный гул за кадром, как в сериалах по телевизору.
— Империя — единственно правильная форма государственного устройства, — вещал министр Двора, — ибо позволяет объединять, казалось бы, не объединяемое. В ней все, и отдельные люди, и города, и народы служат одному Императору, перед которым все они равны.
— Нет ни национальных, ни конфессиональных противоречий, — поддерживал его главный жандарм, — никто никого не подавляет, каждый может жить своим укладом, но он знает, что те, кто живет не так, как он, все равно — жители Империи, и они встанут плечом к плечу, дабы отразить внешнюю агрессию.
— Исчезают внутренние границы, нет таможенных ограничений, достижения науки и культуры делаются общими, — это уже граф Аллен.
Даже Нюрка свои пять копеек вставила:
— Имущество одного дворянина может быть разбросано по разным планетам, далеко отстоящим друг от друга, но оставаться в целости и сохранности без его личной охраны.
О том, что Император делается единственным связующим звеном всех частей Империи, и успешность конструкции напрямую зависит от его таланта и личных качеств, я говорить не стал. «Хор» и без моих подсказок переключился на восхваление Императора. А что я еще ожидал?
Император Карлос — образец рыцарской чести и доблести, кристально честен, лично храбр, всегда держит слово, благороден и справедлив. (Вообще-то, все, кроме умения держать слово — сомнительный комплимент для политика, да и слово нужно уметь не только держать, но и давать осмотрительно.) К тому же он молод (всего тридцать пять лет, хотя, по сравнению со столетним дедушкой…), прекрасно воспитан и получил хорошее инженерное образование (а дипломатическое, экономическое, военное?).
Немного напрягло, что никто, кроме
